Словно во сне, Элена повернулась, и, будто разодетая диковинная кукла, удалилась снова к гостям. С грустью Мариэтта посмотрела ей вслед и направилась за монахинями. Когда они спускались по лестнице, стоявшие на ступеньках два каких-то аристократа громко делились впечатлениями относительно того, что произошло с Доменико Торризи. Не обращая внимания на предостерегающие дергания за рукав, Мариэтта повернулась к ним.
— Прошу прощения, синьоры. Дело в том, что я, проходя мимо, случайно услышала, что вы говорите о каком-то происшествии.
— Маэстра Мариэтта! — Они узнали ее. — Мне не раз приходилось видеть вас и слышать ваш замечательный голос, — сказал один из них.
— Вы что, разве уже уходите? — изумился другой, готовый препроводить ее назад.
— Пожалуйста, скажите мне, что произошло с синьором Торризи? Он серьезно ранен?
— Нет-нет, — ответил первый. — На канале Гранде произошло столкновение гондол. Никто в точности не знает, как это случилось, но три какие-то гондолы прижали гондолу Торризи к набережной, и он вместе со своей женой упал в воду. Синьора Торризи застряла в будке гондолы, и, если бы не ее муж, непременно утонула бы, но он вытащил ее. Так что, все обошлось.
— А известно, кто виноват в столкновении?
Двое обменялись многозначительными взглядами, прежде чем ответили.
— Трудно сказать. Все они, за исключением гондольеров, были в масках. Подозрение пало на кого-то из гостей свадьбы, но поскольку свадебная церемония уже ушла далеко вперед от того места, где произошло столкновение, это, скорее всего, просто трагическая случайность.
По тону Мариэтта чувствовала, что выдвинутая ими же самими теория их не удовлетворяет, но поскольку они сами относились к числу приглашенных на свадьбу родственников Челано, то предпочли держать свое мнение при себе. Поблагодарив их за предоставленную информацию, Мариэтта распрощалась с ними и последовала за монахинями, с облегчением вздохнув при мысли о том, что Доменико Торризи и его жена целы и невредимы. Этот человек сдержал свое обещание, данное ей тогда на одном из ридотто, не сделав достоянием гласности ее ночные похождения, и Мариэтта испытывала к нему благодарность.
Вечером, когда Филиппо переступил порог спальни молодой жены, он обнаружил ее забившейся в угол с расширившимися от страха глазами. Стоило ему лишь приблизиться к ней, как она увернулась и, проскочив под рукой, с криком бросилась к дверям. Ему удалось поймать ее за полу ночной сорочки, и она упала. Едва Элена успела подняться на ноги, как он заграбастал ее в свои железные объятия. Ему приходилось слышать от знакомых, как ведут себя девственницы в первую брачную ночь, но он никогда не переживал ничего подобного. Швырнув ее на постель, он явно намеревался овладеть ею силой. Элена снова закричала, когда он всем телом навалился на нее, и Филиппо вынужден был зажать ей рот рукой. Он вдруг ощутил безудержное желание при помощи грубой силы выбить из Элены все мысли и воспоминания о первом женихе.
Потом она неподвижно лежала на постели, стараясь заснуть, но так и не смогла. Она наивно полагала, что на сегодня его попыток больше не будет. Но они были, и в конце концов ее стало тошнить от соприкосновения с его разгоряченной плотью.
В стенах палаццо Торризи Анджела быстро поправлялась после этого страшного, чуть было не стоившего ей жизни купания в водах канала Гранде. Поскольку она была беременна, ее очень беспокоили мысли о возможном выкидыше, этим и объяснялось ее желание часами не покидать кушетки. Она никогда не отличалась крепким здоровьем, одинаково плохо перенося и зимнюю сырость, и влажную удушливую жару венецианского лета. Доменико же одолевали мысли по поводу того, как она будет чувствовать себя в его отсутствие, и сокрушался из-за невозможности взять ее в свою очередную дипломатическую миссию. Несколько раз она вместе с ним пересекала Средиземное море и однажды даже сопровождала его в Индию.
— Это книга, которую ты искала, — сказал ей однажды утром Доменико. — Я обнаружил ее на своем столе.
— Вот где она была! — Взяв книгу, она удобно устроилась в подушках. Сегодня она решила воздержаться от хождения по бесконечным лестницам дворца, потому что чувствовала себя особенно вяло. Книга оказалась — очень кстати — небольшой, и ее ослабевшим рукам было нетрудно держать ее, к тому же содержала полезные рецепты по уходу за собой и рецепты мазей и снадобий, которые она любила приготовлять сама.
— Тебе больше ничего не нужно?
Она с улыбкой покачала головой.
— Да нет, можешь отправляться работать.
Он наклонился, поцеловал ее, и она, подчиняясь какому-то импульсу, удержала его за рукав сюртука и ответила поцелуем.
— А это за что? — осведомился он, усмехнувшись.
— За все.
Он так и вышел из покоев с улыбкой на устах. Да, он имел право говорить о счастье — у них было все, кроме наследника, но поскольку, как он надеялся, уже миновал тот период, когда происходили выкидыши, от души надеялся, что именно на этот раз все будет в порядке.
Доменико очень хорошо помнил тот день, когда впервые увидел Анджелу. С украшенного гирляндами балкона она с улыбкой смотрела на него, принимавшего участие в ежегодной сентябрьской регате. Весь канал Гранде кишел гоночными лодками всех цветов и оттенков — закон об обязательном черном цвете гондол на этот день отменялся, — и сотни и тысячи зрителей наблюдали за гонками с набережной, из окон, лоджий и балконов. Какое было веселье! Какое великолепное зрелище! Он — двадцати одного года от роду, помешанный на женщинах и вине, как и его трое братьев, сидел на веслах, Антоние, самый младший, — у руля. Гонки проходили успешно, лодка Торризи сумела намного опередить остальные, и Доменико, взглянув вверх, увидел ту, о которой мечтал, ее, в которой соединились все желания.
Когда гонки завершились, он уселся в маленькую лодку и отправился к ней. Среди стоявших на балконе он знал нескольких человек, сейчас уже и не помнил, кого именно, и его с удовольствием пригласили поучаствовать в небольшом празднестве. Анджела пыталась убегать, сновала туда-сюда, укрывалась веером, флиртовала с другими, но ее выдавали глаза, и он уже знал, что проведет с ней не одну ночь, а много-много. Тогда он ушел из этого дворца, где все произошло, лишь затем, чтобы пройти около полумили до своего собственного и припасть к коленям отца, умоляя позволить ему, Доменико, жениться.
— Я всегда считал тебя своим наследником, — сказал ему отец, — но я предпочел подождать и не объявлять об этом до тех пор, пока ты, действительно, докажешь, что созрел для того, чтобы продолжить то, что начал я — ведь ты столько раз давал ложные клятвы.
Доменико помнил, с каким восторгом он бежал к Анджеле. Она уже не держала его на длинной привязи, и, как призналась уже позже, инстинктивно почувствовала, что их тропам суждено пересечься. Этим же вечером, когда праздник подходил к своей кульминации, они незаметно ускользнули в одну из спален, и там она отдалась ему, а через месяц они отпраздновали свадьбу. В качестве свадебного подарка он преподнес ей драгоценности, а она ему — позолоченную маску. Чтобы изготовить ее, Доменико потребовалось довольно долго просидеть в мастерской одного известного скульптора, чтобы тот приготовил форму для отливки.
— Если ты живешь в Венеции, то маска нужна почти всегда, — сказала она ему, — но я не хочу, чтобы дорогие мне черты скрылись под маской.
Иногда Анджела требовала, чтобы он занимался с ней любовью, надев маску — это приводило ее в бурный восторг, оседлав его, она кричала, что он — ее боевой конь. Случалось и так, что в порыве страсти она вдруг снимала маску с его лица и отбрасывала, а однажды ударила ею об стену, отчего на маске появилась трещина. Увидев содеянное, она разрыдалась, схватила маску и, прижав к груди и съежившись, просидела до тех пор, пока он не приласкал ее снова, и дело не закончилось бурной вспышкой любви.
Вернувшись к письменному столу, он обнаружил те письма и бумаги, которые положил ему на стол личный секретарь за время его недолгого отсутствия. В сообщениях от шпиона, информации, собранной у гондольеров, и других свидетельствах говорилось о том, что происшествие на канале Гранде — дело рук не кого-нибудь, а этих Барнаботти — приблудков Челано. Он почувствовал, как в нем вскипела ненависть. Конечно, ему бы ничего не стоило отправить всех их на тот свет, но кодекс чести, который неукоснительно соблюдался и им самим, и представителями рода Челано, не позволял ему снизойти до тех, кто находился на самом краю знати, до этих Барнаботти. В конфликтах, которые имели место, главенствовал принцип адекватности ответных действий, короче, око за око, зуб за зуб — на дуэль отвечали дуэлью, на нападение из засады таким же нападением, открытой битве соответствовала открытая битва. Барнаботти были вне этих рамок, чтобы заниматься ими, требовалось привлечь аналогичные социальные круги, иначе говоря, весьма отдаленных родственников семейства Торризи.
