Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Я перевел изумленный взгляд на мою жену, но оттуда, где я стоял ее лица не было видно, его заслоняла гигантская возвышенность живота.

Гроза длилась всего пять минут, но ее последствия уже были непоправимы. Жена кричала от боли. В полном отчаянье я закутал ее в одеяла и не без труда взял на руки.

Лишь когда вода потекла по моим коленям, я осознал, что одеяло промокло. Я положил жену на старый поломанный стол, казалось, она умирает.

Лошади ржали и били копытами, выпуская изо рта густой белый пар. Было невозможно впрячь их в коляску. Маргарита корчилась от боли, времени оставалось все меньше и меньше. Я подбежал к воротам и стал звать на помощь. Казалось, все жители Парижа вымерли от внезапной эпидемии чумы. Вопли моей жены заставили меня вернуться в дом. Войдя, я увидел, что она стоит, прислонившись к стене, под прозрачным покровом холодного пота и, задыхаясь, пытается перекрыть руками кровавый водопад, хлещущий по ее ногам. При иных обстоятельствах, если бы речь не шла о моей жене, при виде подобной картины я бы впал в оторопь. Однако, в данном случае я собрал всю свою волю в кулак и преисполнился решимости вытащить с того света плод, нашедший приют в лоне моей супруги.

На последнем издыхании, моя жена, обессилевшая, побледневшая от потери крови, прилагала все усилия, на которые еще только было способно ее ослабевшее тело. Повинуясь слепому инстинкту, я ввел в нее свою руку и сразу же нащупал то, что ни с чем не спутаешь – маленькую детскую головку. ВверивсебяВсевышнему, яосторожно, ноуверенно потянул ее на себя, пока она не появилась в кровавом потоке. Еще одно мгновение, еще одно усилие и все тельце оказалось бы у меня в руках, но тут я заметил, что есть некоторое препятствие. Я развернул руку и совершенно определенно нащупал еще одну головку такого же размера. Маргарита испустила глубокий выдох и, к моему величайшему отчаянию, перестала дышать. Находясь в безутешном горе, я закричал из последних сил, уповая на то, что кто-нибудь придет нам на помощь. Одному Господу ведомо, каким образом мне удалось извлечь на свет двух малышек.

Девочки родились сросшимися; нечто вроде уродливого струпа, едва походившего на человеческую ткань, соединяло их спины. К великому ужасу, я заметил, что эта перемычка живет собственной жизнью – сокращается и распрямляется, будто дышит. Стоило мне взять на руки новорожденных, как они разъединились сами по себе, без малейшего усилия с моей стороны. Загадочный нарост упал на пол – повсюду была вода – и его смыло в угол комнаты. Я не мог избавиться от ощущения, что это нечто живое. Я попытался убедитьсебя, чтокажущиесядвижения были вызваны всего лишь течением воды. Между тем, стоило мне подойти поближе и всмотреться, как. у меня не осталось сомнений в том, что странное существо пытается удержаться на плаву. Это было, теперь я видел ясно, нечто, вроде маленького животного или головастика, покрытого сероватой кожицей, как у летучих мышей. Могу также поклясться, что уродец смотрел на меня. А теперь, др. Франкенштейн, представьте себе картину: труп моей жены на столе, в руках у меня два младенца, нечто диковинное смотрит на меня глазами, исполненными вражды, и я один, совсем один, в полной растерянности. Внезапно меня охватила уверенность в том, что единственной причиной обрушившихся на меня бед является это барахтающееся в воде существо. Тогда, крепко прижимая к себе дочерей, я приблизился к выродку и надавил на него ногой, чтобы он не смог всплыть на поверхность и наверняка захлебнулся. Но в тот же момент я заметил, что мои девочки посинели и перестали дышать. Я сразу понял, что одно является причиной другого; стоило мне приподнять ногу и дать существу доступ квоздуху, как мои дочери снова начали дышать. Маленькое чудовище теперь смотрело на меня с ненавистью. Ужас окончательно парализовал меня, когда я увидел, как его крошечное тельце, вращаясь вокруг собственной оси, со скоростью крысы скрывается за плинтусом.

Итак, супруга моя умерла. Дочери, которых я нарек Бабеттой и Колеттой, выросли здоровыми и красивыми. А тот маленький монстр обитает в подвалах дома и редко показывается на глаза. Я часто слышу, как он бродит по подвальным помещениям – библиотеке и кладовой, – и лишь отвратительные следы, которые чудовище оставляет после себя, напоминают о его существовании. Однажды я был свидетелем, как оно дралось с крысами за пищу. И хотя с тех пор я его ни разу не видел, знаю, что оно живо, потому что мои дочери еще дышат. Часто, когда я ложусь спать, мне кажется, что оно где-то здесь, притаилось в темноте, и я до сих пор боюсь его беспощадной мести. Знаю, оно меня ненавидит.

Сначала я нанял для девочек кормилицу, а год спустя – няню, которая занялась их воспитанием.Сестрывырослиздоровыми, красивыми и настолько похожими, что мне и теперь бывает трудно различить их.

Письмо неожиданно оборвалось на середине страницы. Взглянув на другую ее сторону, Полидори убедился, что написанное там он уже читал Со следующего листа слово снова взяла Анетта Легран.

2

Поскольку моего отца охватывал стыд при одной лишь мысли о подобной исповеди, он решился доверить страшную тайну только моим сестрам; письмо же, которое он начал писать к другу, так и осталось неоконченным. Я достала его из корзины для бумаг. Надеюсь, теперь Вам стало совершенно ясно, какие причины вынуждают моих сестер заботиться о моей жизни.

Как Вы, возможно, догадываетесь, события, о которых повествует мой отец, тщательным образом просеяны сквозь сито стыдливости, и, несмотря на драматический и покаянный тон, многое осталось недосказанным. Отца я не осуждаю. Однако, несмотря на то, что описание его страданий достойно жалости, я все же никогда не смогу ему простить того, вчем он сам признается, – намерения убить меня. Поверьте, я не очень дорожу жизнью. Если я до сих пор еще не умерла, то обязана этим вовсе не отцовской любви и не сестринской заботе. Я до сих пор храню тяжелые воспоминания о днях своего детства, но никого не обвиняю в том, что фактически была приговорена к гражданской смерти. Я сама выбрала одиночество и обрекла себя на полную безвестность. С раннего детства я почувствовала в себе склонность к уединению, да и поупом всегда чувствовала потребность – почти физиологическую – таиться в местах темных и тихих. Почти всему я научилась от своих врагов, таких же жителей подземелья. От крыс я переняла ненасытный голод к книгам, от тараканов – чуткую наблюдательность, от пауков – терпение, от летучих мышей – интуицию, от кротов – выносливость, позволяющую прорывать огромные ходы в мрачном чреве земли. Я знаю Париж лучше, чем самый кичливый парижанин. Мне ведомы ходы и коридоры, соединяющие одну окраину города с другой, пролегающие под руслом Сены, и, интересуй меня деньги, сокровища Наполеона уже тысячу и один раз были бы моими.

11
{"b":"1468","o":1}