— Всё, убери эту гадость. Леночка, а молочко тёплое будешь пить?

— Угу.

— Как ты хочешь, с печенькой или хлеб с маслом сделать тебе?

— С печенькой.

— А с какой? Вот, гляди, какие у нас есть.

— Вот эту. И эту.

— Бери, зайка. Вот твоё молочко. Пей аккуратно, не облейся…

— …А ну иди сюда, поганец!

— Чё?

— Иди-иди.

— А чё?

— Ты зачем мою сестру обижаешь?

— Она первая начала.

— Как это? Первая подошла и стукнула тебя?

— Она мне шнурки на ботинках узлом связала.

— А он мне червяка в тапочек засунул, пока мы спали.

— Это за то, что ты мне в компот соли насыпала.

— Да, а в кукольный домик кто песок сыпал?

— А зачем ты моих кузнечиков выпустила? Я их собирал-собирал.

— Потому что нельзя обижать животных. Им же больно!

— Так, всё, хватит, мелюзга! Мне с вами некогда разбираться, меня ребята ждут. Значит так. Вредить друг другу перестали и живёте дружно. Вы же соседи. А ты, Сашка, если будешь опять Ленку за косу дёргать, я тебя тоже кое за что подёргаю. Понял? Понял, я спрашиваю?!

— Понял.

— Так-то вот. Всё, я побежал. Некогда мне.

— Вот так-то, Круглов. Я же предупреждала тебя, что Мишке расскажу всё.

— Ябеда. Ленка-пенка.

— Сашка-букашка…

— …Мишка! Мишка, иди сюда!

— Чего, мам?

— Ты Ленке банты привязывал?

— Ну, я. А чего?

— Это что такое? Вот это разве бант?

— А чего? Нормально получилось. Мы как раз их на той неделе в клубе проходили. Вот я и решил попробовать, как завяжется.

— И как, завязалось?

— Да. Хорошо завязалось.

— Что это вообще такое?

— Это фламандский узел, иначе именуемый встречной восьмёркой. Очень прочный.

— Я вижу. Лен, только твой ненормальный старший брат мог догадаться завязывать девочке бантики морскими узлами. Мишка!

— Чего?

— Как его развязывают-то?

— Эээ… Это мы ещё не проходили.

— Значит так, сыночек, вот тебе ребёнок, как хочешь, так ей эти ленты и снимай. Сумел завязать, сумей и развязать.

— Это, мам, может, лучше я её в парикмахерскую отведу?

— Зачем?

— Ну, подстригут. А то я пока не умею такие узлы развязывать…

— …Лёнь, у вас же на двоих пушек втрое против моих было!

— Ну и что? А кто говорил, что искусство флотоводца важнее? Не ты разве?

— Ну, я. Только всё равно, пушки —есть пушки.

— А ты ещё и сжульничать хотел.

— Когда это?

— А зачем ты Ленке дал под управление этого монстра? Думаешь, я не понял? Ты просто хотел, чтобы он в бою не участвовал. Самый мощный корабль решил заранее из игры вывести. Разве не так? Ну, честно.

— Так. Угадал. Я думал, она это чудовище даже из гавани вывести не сможет. На камни посадит.

— Не стыдно так жульничать? А ещё старший брат. Ребёнка обмануть хотел. Смотри, мол, Лена, самым грозным кораблём управлять будешь! Эх, ты.

— Она ведь и правда им управляла.

— А ты, Лена, молодец. Хорошо мы с тобой нашему великому флотоводцу нос натянули. Будет знать теперь, как с нами связываться. Ты как раз вовремя подошла. Он уж зажал меня. А тут ты сзади. От Мишкиных фрегатов только перья в разные стороны полетели.

— Ещё бы! У него же по шестьдесят пушек на каждом борту. Да каких пушек! И обшивка дубовая в метр толщиной. От него самого ядра только отскакивали, а как он ударит, так каждым залпом новый корабль в щепки разносит.

— Не оправдывайся, Мишенька. Давай, дуй за мороженым. Проиграл —так проиграл!..

— Понять приказ «Ослябе» и «Пересвету» оторваться от кордебаталии и… Ленка! Что это такое? Ты почему не спишь ещё?

— Всё-всё-всё. Сплю уже.

— А ну быстро, зубами к стенке и закрыть глаза. Поняла?

— Да-да.

— Смотри, ещё раз замечу, что ты глаза открыла, не стану дальше читать!

— Я сплю, Миш, уже, сплю. Читай дальше, пожалуйста!

— Ладно. Понять приказ «Ослябе» и «Пересвету» оторваться от кордебаталии и атаковать капудан-пашу с левого борта!

— Есть «Ослябе» и «Пересвету» оторваться от кордебаталии и атаковать капудан-пашу с левого борта!

— Господин бригадир, турки открыли огонь!

— Не отвечать!

— Фёдор Фёдорович, а что ж мы не стреляем-то?

— Смысла не вижу, Дмитрий Степанович. Смотрите, у них почти всё недолёты.

— А если…

— Не нужно. Подойдём поближе.

— Пробоина ниже ватерлинии!!

— Господин бригадир, пробоина ниже ватерлинии!!

— Что Вы кричите, господин капитан. Я не глухой. Заводите пластырь.

— Слушаюсь. Прикажете открыть ответный огонь?

— Нет. Не отвечать. Туркам не отвечать. Ближе, ещё ближе.

— Господин бригадир, турки готовятся к абордажу!

— К абордажу?

— Так точно, к абордажу, господин бригадир!

— Что ж. А вот теперь… ОГОНЬ!!!

Бум!

Бац! Бац! Бац!

Шлёп! Буц! Бабах!!

Стук. Кто-то стучит.

Бам! Бам! Бам!

Кто-то стучит. Во входную дверь.

БУБУХ!! БУБУХ!! БУБУХ!!

Ногой стучит. В дверь. Зря я её закрыла.

БУБУХ!! БУБУХ!!

Как не хочу вставать. Я так хорошо умирала. Такие сны красивые. Саша. Надо же, ещё жив. И я жива. И кто-то стучит. Зачем? Что им надо? Мы же умерли. Тут никого нет.

БУБУХ!!

Опять стучит. Встать? А я смогу? Если смогу, нас похоронят нормально. Нужно встать. Не хочу тут до весны валяться на кровати. Может, мне даже гроб сделают. Хотя это вряд ли. Доски лучше сжечь. Тепло.

БУБУХ!! БУБУХ!!

Ох. Не угомонится. Ладно, пойду схожу. Если дойду. Не хотела ведь вставать больше никогда.

Как далеко. Раньше дверь ближе была. Её кто-то перенёс, пока я спала?

Нет, это просто я иду медленнее. Скорость, время, расстояние. Как в учебнике. Задачки. Я так все и не решила. Не успела. Некогда. Я глупая. Ложки профукала. Кушать не купила.

БУБУХ!!

Ну, кто так стучит? Я же иду. Скорее, ползу. Сейчас.

БУБУХ!! БУБУХ!!

Ой, не стучите. Вот, открываю уже. Ого. Это дядя Игорь. Откуда? Он же на войне.

— Здравствуй, девочка.

— Здравствуйте.

— Ты что тут делаешь? А где все?

— Здравствуйте, дядя Игорь. Я Ваша соседка, Лена. Вы не узнали меня?

— Лена? Ты —Лена?!

— Да. Что, не похожа? Это от коптилки копоть. И от пожара.

— Лена…

— Сейчас люди не похожи на себя, дядя Игорь. Хорошо, что Вы пришли. У нас ещё почти тридцать рублей есть. Я отдам Вам. Они нам не нужны больше.

— Лена? А мои дома?

— Ваша жена, тётя Шура, умерла. Замёрзла на улице. Я видела тело.

— Умерла?! Шурка умерла?!!

— Не кричите. Сейчас это нормально. Многие умирают.

— Да? Тебе легко говорить. Это не твоя ведь мама умерла!

— Дядя Игорь, мою маму убили фашисты. Снарядом. За то, что она собирала капустные кочерыжки. А мой папа пошёл проведать дедушку. И не вернулся. Его тоже убили фашисты.

— Извини, Лена, я не знал. А мальчишки мои? Как они?

— Вову я похоронила в субботу. Он умер.

— Вовка умер?!

— Да. Умер. От голода. Не шумите.

— А… А Саша?

— Не знаю. Когда я слезала с кровати, вроде бы был жив. Сейчас не знаю.