Долго. Николас был верен своему обещанию не трогать её, возможно, сомневаясь в своей способности сохранить самообладание, если позволит себе целовать её и ласкать. И, как только Джессика оправилась от шока, ей стало не хватать его прикосновений и жаждущих поцелуев. Слегка дрожа от воспоминаний, она повернулась к нему и подняла лицо.

Его губы коснулись её губ легко, сладко, это был совсем не такой поцелуй, какие она получала от Николаса прежде. Она таяла под мягкими, как лепестки, прикосновениями, словно котёнок прильнув к нему поближе, обвивая его шею руками. Инстинктивно её губы раскрылись, она высунула язычок, чтобы коснуться его губ, и проникла в его рот, чтобы найти нежность его собственного языка. Николас громко застонал и резко изменил поцелуй. Его рот стал очень жадным, давление губ усилилось. Внутри Джессики немедленно разгорелся огонь, превратившись в то же самое безрассудное желание, которое он будил в ней до того, как гордость и гнев вынудили их расстаться. Она жаждала его, она чувствовала, что умрёт без его прикосновений. Её тело выгнулось к нему, ища облегчения, которое мог дать только он.

Самообладание покинуло Николаса, и он хрипло застонал. Каждый мускул в его большом теле дрожал, пока он расстёгивал и снимал её платье. Дикий свет в его глазах подсказал ей, что он может причинить боль, если она станет сопротивляться, и это напомнило ей о нескольких ужасных моментах их свадебной ночи, но пугающее видение быстро исчезло, и она устремилась ему навстречу. Её пальцы дрожали, расстёгивая его рубашку, её губы жадно ласкали его поросшую волосами грудь, заставляя сбиться его дыхание. Когда она дотянулась до его ремня, он вынужден был помочь ей, нетерпеливо сбросив брюки, лёг на неё.

Своим ртом он поил умирающую от жажды женщину, своими руками он доводил её до исступленного восторга, где бы ни прикасался к ней. Джессика отдавала ему себя искренне, нежно, послушная каждой его прихоти, и он вознаградил её десятикратной заботой, жарким желанием доставить ей наслаждение. Она любила этого мужчину, любила всем сердцем, и внезапно он стал всем, что имело для неё значение.

Когда Джессика спустилась с небес на землю, то обнаружила, что лежит в его объятиях, её голова покоится на его плече, а он лениво гладит её тело, как насытившийся кот. Улыбаясь, Джессика подняла голову, чтобы посмотреть на него и увидела, что он тоже улыбается, — торжествующей, удовлетворённой улыбкой. Его чёрные глаза смотрели лениво и пресыщено, когда он встретил её пристальный взгляд.

— Я понятия не имел, что беременные женщины настолько сексуальны, — растягивая слова, произнёс он, и пылающий румянец обжёг её лицо.

— Не смей дразнить меня сейчас! — возразила она, не желая чем-нибудь испортить невероятное ощущение тепла, которое всё ещё окутывало её.

— Но я вовсе не дразню тебя. Видит Бог, ты была желанна и прежде, но теперь, когда я знаю, что внутри тебя растёт мой ребёнок, я не хочу отпускать тебя от себя даже на минуту, — его глубокий голос зазвучал ещё более низко и хрипло. — Не думаю, что смогу держаться подальше от тебя, Джес.

Она молча играла завитками волос на его груди. Этот день изменил всё, и, прежде всего, её собственное отношение к нему. Она любила его, и была беспомощна перед этим фактом. Она должна отбросить все обиды и сосредоточиться на своей любви, иначе жизнь потеряет всякую ценность, потому что она привязана душой и телом к этому мужчине. Возможно, он не любит её, но, конечно, она ему небезразлична. Она отдала бы ему свою любовь, окружила бы такими сильными нежными узами своего сердца, что когда-нибудь он тоже смог полюбить её. И у неё было мощное оружие — ребёнок, которого она носила. Николас будет обожать малыша.

Гнетущее беспокойство, терзавшее её ранее, ушло. С тех пор, как они вернулись на остров, её ужасала мысль, что он будет заниматься с ней любовью, её часто посещали противоречивые, но всё ещё мучительные воспоминания об их свадебной ночи, и той, другой ночи, которую она провела с ним. Но этим днём, в золотом солнечном свете, он доказал ей, что любовные ласки могут быть и очень нежными, и удовлетворил её, используя всё свое любовное мастерство. Она знала теперь, что со временем те горькие воспоминания исчезнут, растворятся в новых впечатлениях о ночах в его объятиях.

— Больше никаких одиноких ночей, — зарычал он, вторя её мыслям.

Николас навис над ней, его смуглое лицо стало жёстким, почти жестоким от вновь вспыхнувшего желания. К несчастью, Джессика всё ещё думала об их свадебной ночи и замерла встревожено, когда увидела, что его глаза смотрят на неё так же, как и тогда. Прежде чем она смогла остановить себя, её руки упёрлись в его плечи, и она выкрикнула:

— Не трогай меня!

Он дёрнулся, как будто его ударили, лицо побледнело.

— Не переживай, — глухо проговорил он, рывком поднялся с кровати и схватил брюки. — Я сделал всё, что мог, я думал только о том, как помириться с тобой, а ты швырнула мне всё это в лицо. У меня больше нет аргументов, Джессика, и нет больше доводов. Я устал, чёрт побери, устал…

Его голос прервался, он рывком натянул брюки. Джессика справилась с леденящим ужасом, охватившим ее при осознании того, что она натворила.

— Николас, подожди… это не…

— Я не собираюсь гадать, что, чёрт возьми, значит “это не…”! — жёстко оборвал он её, и его лицо словно окаменело. — Я больше не побеспокою тебя.

Он хлопнул дверью спальни, даже не взглянув на неё, и Джессика осталась лежать в кровати, ошеломлённая силой его реакции и обжигающими чувствами, которые слышались в его голосе. Она больно ранила его, хотя никогда не думала, что это возможно. Николас всегда казался настолько непреклонным и недоступным для всего, что она говорила или делала, кроме гнева на то, что она бросила ему вызов. Но он также обладал чувством собственного достоинства; возможно, он, наконец, пресытился женщиной, которая сопротивлялась ему на каждом шагу. От осознания этого у неё всё внутри сжалось, как и от мыслей о том, как остаться без его всепоглощающего интереса ко всему, что она делала, и его восхищения её телом.

Джессика поднялась с постели и надела ночную рубашку. Беспокойная, несчастная, она металась по комнате. Как могла она сделать ему больно? Именно теперь, когда она осознала, насколько нуждалась в нём, она позволила своим глупым страхам прогнать его, а без него она чувствовала себя полностью потерянной. Как сможет она обойтись без его высокомерной силы, которая поддерживала её, когда она была угнетена или расстроена? С того дня, как они встретились, он поддерживал и защищал её.

В голове у неё застучало, и Джессика рассеянно потёрла виски?. Наконец, она собралась с силами и дрожащими руками стала одеваться. Она должна найти Николаса и заставить его выслушать её, объяснить ему, почему она оттолкнула его.

Когда она вошла в гостиную, находившаяся там мадам Константинос, оторвалась от книги, увидев входившую невестку.

— Всё хорошо, моя дорогая? — мягко спросила свекровь по-французски, на её миловидном лице отразилась озабоченность.

— Да, — пробормотала Джессика. — Я… Вы знаете, где Николас, maman?

— Знаю, они с Андросом заперлись у себя в кабинете, со строгим приказом не беспокоить их. Андрос летит в Нью-Йорк завтра, где они завершат слияние компаний.

Андрос занимался этим? Джессика провела дрожащими руками по глазам. Николас должен был заниматься этим слиянием компаний, она не знала, что он делегировал полномочия Андросу, он хотел освободить время, чтобы побыть с нею на яхте. Как это возможно, что она была настолько слепа?

— Что-то не так? — встревожено спросила мадам Константинос.

— Да… нет. Да, именно. Мы поссорились, — призналась Джессика. — Я должна увидеть его. Он неправильно истолковал кое-какие мои слова.

— Ммм, понимаю, — сказала его мать.

Она посмотрела на Джессику ясными синими глазами.

— Ты сказала ему о ребёнке, правда?

Очевидно, её состояние известно всем женщинам их дома, отстранённо подумала Джессика. Она села и устало вздохнула.