Его объяснение едва ли успокоило её, но, поскольку он всё ещё крепко держал её кулак, а другую руку надёжно прижимал к ней сбоку, она не могла применить физическую силу, чтобы излить на него свой гнев. Поэтому она лишь свирепо сверкнула глазами и приказным тоном заявила:

— Не смей больше целовать других женщин, слышишь? Я не позволю тебе этого!

— Я обещаю, — прошептал он. — Я весь твой, любимая. Я стал бы твоим с того момента, когда ты шла ко мне через мой офис, если бы ты захотела этого. Но, должен признаться, мне нравится этот зелёный огонь в твоих глазах, ты очень красивая, когда ревнуешь.

Его слова сопровождались очаровательной коварной усмешкой, которая достигла своей цели, — Джессика растаяла, заметив, с какой любовью и видом собственника он смотрит на неё.

— Полагаю, моя ревность щекочет твое эго? — спросила она, позволяя себе расслабиться рядом с ним.

— Конечно. Я прошёл через адские муки ревности, и это только справедливо, если ты тоже немного поревнуешь.

За признанием последовал жадный поцелуй, который воспламенил её, и страсть к нему, так долго сдерживаемая, полностью лишила её самообладания, и она не смогла сдержать стон удовольствия. Животным чутьём он почувствовал её наслаждение и немедленно воспользовался этим, углубляя поцелуй, поглаживая её тело уверенными, опытными руками.

— Ты красивая, — говорил он отрывистым шёпотом. — Я так долго мечтал обладать тобой, любить тебя, я не позволю тебе уйти даже на минуту.

— Но нам пора домой, — ответила Джессика как во сне, взгляд её зелёных глаз стал ленивым от любви и желания. — Mаmаn ждёт нас.

— Тогда, я думаю, нам пора возвращаться, — проворчал Николас, вставая и поднимая её, обхватив рукой за талию. — Я не хотел бы заставлять её посылать кого-то на наши поиски. И ты очень хочешь спать, правда?

— Спать? — поражённо спросила Джессика.

— Ты просто не в состоянии бодрствовать, не так ли? — продолжал он, сверкнув чёрными глазами. — Тебе надо немного вздремнуть.

— О! — воскликнула она, её глаза расширились, засветившись пониманием. — Думаю, ты прав, я настолько сонная, что совершенно не способна бодрствовать до ланча.

Николас рассмеялся, помог ей расправить платье, и, взявшись за руки, они пошли по дорожке. Крепко держа его сильную руку, Джессика почувствовала, как золотой жар любви разгорается в ней, растёт и вот уже охватил целый мир. Впервые в жизни у неё было всё, чего она хотела, — она любит Николаса, он любит её, и она уже носит его ребёнка. Она расскажет ему подлинную историю своего брака, объяснит, почему пряталась за этой ложью ото всех, даже от него, но она знала, что это не имеет никакого значения для их любви. Совершенно удовлетворённая, она спросила:

— Когда ты признался сам себе, что любишь меня?

— Когда ты была в Корнуолле, — угрюмо сознался он, и его пальцы сжались.

Николас остановился и повернулся, чтобы встать перед ней, смуглое лицо помрачнело от воспоминания.

— Это было за два дня до того, как Чарльз соизволил сказать мне, куда ты уехала, и я был на грани безумия, пока он решал, достаточно ли я наказан. Я потратил два дня, пытаясь застать тебя по телефону, часами сидел у твоего дома, ожидая, когда ты вернёшься. Я продолжал думать о том, что наговорил тебе, вспоминал взгляд твоих глаз, когда ты уходила, и я просыпался в холодном поту, думая, что потерял тебя. Именно тогда я понял, что люблю тебя, потому что мысль о том, что не увижу тебя снова, была убийственно мучительна.

Джессика смотрела на него с удивлением. Если он любит её так давно, почему настаивал на тех оскорбительных условиях в брачном контракте? Она с беспокойством спросила его об этом, и в ответ на эхо боли, которое он увидел в её глазах, Николас притянул её в свои объятия и прижался щекой к голове.

— Мне было больно, и я набросился на тебя, — пробормотал он. — Мне очень жаль, любимая, и я буду вечно проклинать себя за это. Но я продолжал думать, что ты добивалась свадьбы только для того, чтобы добраться до моих денег, и это приводило меня в ярость, потому что я любил тебя, хотел обладать тобой, даже думая, что всё, что тебе нужно, — это мои деньги.

— Я никогда не хотела твоих денег. Я была даже довольна, что ты взял под свой контроль мои деньги, потому что была в ярости на тебя из-за того, как ты измывался надо мной ради получения такой большой суммы за акции «КонТеха», чего я совершенно не хотела.

— Теперь я это знаю, но тогда я думал, что именно этого ты и добивалась. Глаза у меня открылись в нашу брачную ночь, но, когда я проснулся, ты уже ушла…

Не договорив, Николас закрыл глаза, на лице у него застыло страдальческое выражение.

— Не думай об этом, — мягко произнесла она. — Я люблю тебя.

Он открыл глаза и посмотрел на неё, заглянув в ясную глубину её глаз, сияющих любовью.

— Даже когда я обезумел от ревности и крушения всех надежд, у меня всё ещё оставались крупицы здравомыслия, — он весело усмехнулся. — У меня хватило ума сделать тебя своей женой.

Он наклонился и поднял её на руки.

— Maman ждет нас. Пойдём и сообщим ей хорошие новости, а затем немного вздремнём. Я доставлю тебя домой, любовь моя.

И Николас зашагал по тропинке, ведущей к их дому. Он, несмотря на то, что нёс её, шёл легко своими широкими шагами. Джессика обвила руками его шею и расслабилась в объятиях мужа, ощущая абсолютную уверенность в силе его любви.