— Я очень смущалась той ночью, когда сказала Мэтту, что мы не можем заняться любовью. Мы оба чувствовали себя несчастными.
— Почему же вы… — начал Роберт, но остановился, поскольку понял, что они были только подростками, не имевшими взрослого опыта.
— Да, — сказала Эви, как будто он произнес вопрос вслух. — Мы никогда не занимались любовью, и Мэтт был в этом вопросе так же неопытен, как и я. Мы хотели все испытать вместе, но решили дождаться свадьбы. Таким образом, той брачной ночью были два восемнадцатилетних подростка, которые могли только обниматься и держаться за руки. Мэтт так расстроился, что и этого мы почти не делали.
Она немного помолчала и продолжила:
— Но он был веселым человеком, ничто не могло надолго огорчить его. Уже утром он отпускал шутки насчет нашей брачной ночи, мы много смеялись и решили, что никогда не расскажем об этом нашим детям. — Ее голос дрогнул и стал тихим, почти не слышным. — И в тот же день он погиб.
Роберт нежно убрал прядь волос с ее лица. Итак, Эви не только никогда не занималась любовью со своим юным мужем, но и более десятилетия хранила ему верность. С проницательностью, которая часто заставляла людей испытывать неловкость при общении с ним, Роберт понял, что с ней происходило в эти годы. Травмированная смертью Мэтта, она вдвойне оплакивала тот факт, что они не стали близки физически. Эви отказалась от других мужчин, полагая, что если она не была с Мэттом, то ни с кем другим тоже не будет. Она существовала, как спящая красавица, тело которой жило и двигалось, но чувства и эмоции спали.
Роберт чувствовал глубокое, дикое удовлетворение. Несмотря на огромный барьер, который Эви возвела вокруг себя, он преуспел там, где другие даже мечтать не смели. Ее первый раз был с ним. Она теперь его.
Он всегда презирал неразборчивость в связях, но не ценил и девственность. Ему казалось верхом лицемерия требовать от женщины того, чем сам не обладал. Но все его прежние взгляды на данный вопрос не имели ничего общего с сильным примитивным чувством ревнивого собственничества, которое охватило его, когда он понял, что он ее единственный мужчина.
Ее связь с Лэндоном Мерсером, в чем бы она ни заключалась, не была романтической. Сидя ранним утром с Эви на коленях, Роберт принял твердое решение. Расследование продолжится, и ей незачем знать об этом. Шпионаж должен быть остановлен, пока не нанес непоправимый урон космической программе и национальной безопасности. Но когда сети будут расставлены и рыба поймана, тогда он вмешается и использует все свое влияние, чтобы оградить Эви от судебного преследования. Ей не избежать наказания, но наказывать будет он, и только он определит меру этого наказания. Ну, а правда заключалась в том, что ему была невыносима мысль о том, что ее могут заключить в тюрьму. Он сам удивлялся этому, но это определенно так.
Роберт не понимал, как она оказалась вовлеченной в это мерзкое дело. Он очень хорошо разбирался в людях и мог поклясться, что честь являлась краеугольным камнем ее характера. И потому у нее должны быть очень веские причины поступать так, хотя он не представлял, какие это могут быть причины. Возможно, она не совсем осознавала, что происходит, и это казалось ему лучшим объяснением, которое укрепляло его решимость спасти ее. Как он сказал ей однажды: он всегда защищает свою собственность, а сегодня Эви стала его самой главной собственностью.
Он был отчаянно рад, что женский цикл вмешался в ту брачную ночь. Бедный Мэтт. Ревность к этому мальчику почти исчезла, и на ее место пришла острая жалость. Мэтт Шоу умер, так и не вкусив совершенного тела своей юной жены.
Роберт вспомнил тот момент прошедшей ночи, когда снял с Эви последний предмет одежды и увидел совершенно обнаженной. Вроде бы не осталось ничего, что могло дать простор воображению, но, к его изумлению, все виденное прежде проигрывало по сравнению с действительностью. Он уже был знаком с ее грудью, но каждый раз не мог не восторгаться ее формой и упругостью, притягательными маленькими сосками темно-розового цвета. Ее тело не шло ни в какое сравнение с телами моделей, к которым он привык: пышные и чувственные изгибы сужались к талии и расширялись к женственным бедрам. Ее кожа в серебряном лунном свете светилась, как алебастр. Он не смог тогда устоять и тут же набросился на нее.
Джентльмен повел бы себя более внимательно, но Роберт всегда осознавал, что он не джентльмен, что бы там ни думали о нем его знакомые. Он хорошо умел держать себя в руках, обладал глубоким интеллектом и не являлся жестоким человеком, но это не делало его джентльменом. Более того, если это касалось Эви, самообладание летело ко всем чертям. Его рот угрюмо сжался, когда он вспомнил дикий порыв страсти, примитивное желание, которые отмели все доводы разума и заставили его взять ее. Мало того, что причинил ей боль, он даже не подумал о предохранении. Никогда прежде он не пренебрегал средствами защиты, а на этот раз даже не вспомнил о них.
Она могла забеременеть. Он позволил этой мысли разгореться в нем так же, как золотой свет разгорался на вершинах гор. К своему удивлению, он не ощутил паники или недовольства своей глупостью. Скорее, почувствовал интерес и… радость.
Он засунул руку под простыню и положил ее на прохладный живот Эви.
— Мы можем стать родителями. Я не надел презерватив.
— Нет, все в порядке, — Эви спокойно взглянула на него, сумев уже полностью прийти в себя после печали и слез. — Я была на приеме у доктора в Хантсвилле, и он выписал мне противозачаточные таблетки.
Роберт испытал не совсем приятное потрясение. Он должен чувствовать облегчение, но вместо этого был странно разочарован. Однако здравый смысл возобладал.
— Когда?
— Почти сразу же после встречи с тобой, — ответила она смущенно.
Роберт едва не фыркнул, вспомнив гигантскую работу, которую выполняли его люди, пытаясь выяснить, где именно она была в тот день в Хантсвилле и с кем там встречалась. Теперь он мог снять с них это задание, но будь он проклят, если скажет им, что она там делала.
Он сардонически поднял брови.
— Я хорошо помню, как ты говорила, что не собираешься спать со мной.
— Я и не собиралась. Но это не означало, что я должна была исключить такую возможность. Ты действовал так настойчиво, а я не ощущала уверенности в своей силе воли.
— С твоей силой воли было бы все в порядке, если бы ты не хотела меня, — заметил он.
— Я знаю, — тихо призналась она.
Рассвет полностью вступил в свои права. Золотой свет разлился по воде, и безмятежную тишину утра нарушил рев лодочных моторов. Скоро река будет переполнена рыбацкими лодками и прогулочными катерами. Хотя положение Эви на его коленях скрывало его наготу, Роберт решил, что не стоит рисковать и шокировать местных жителей. Ведь у Эви здесь свое дело, и ее могли узнать. Он легко встал, все еще прижимая ее к себе, и занес ее в дом.
В этот момент он как никогда был уверен в том, что Эви не знает, чем занимается Мерсер, и что ее участие в шпионаже явно незначительное. Он сможет защитить ее безо всяких проблем. Он спал с ней и теперь имел представление, что скрывается за ее таинственной печалью. Он сомневался, что она когда-либо полностью забудет Мэтта, но это ничего не значило: призрак Мэтта Шоу теперь изгнан, и спящая красавица проснулась. Эви сказала, что любит его, и Роберт в душе понимал, что это не просто слова, сказанные, чтобы оправдать их сексуальную связь. Если бы она не любила его, он никогда бы не смог соблазнить ее.
Почти все женщины, с которыми он встречался ранее, говорили ему о своей любви. Это заявление не вызывало в нем ничего, кроме нежной жалости к их уязвимости. И хотя ему нравились те женщины, и он наслаждался ими, ни одна из них не смогла проникнуть сквозь оболочку, которой он себя окружил. Он сомневался, что кто-нибудь из них осознавал, что эта оболочка вообще существует.
Простые же слова Эви наполнили его таким острым чувством удовлетворения, что, казалось, кровь закипела в его жилах. При этом она не требовала от него никаких признаний. Он подумал, что она ожидает от него меньше, чем кто-либо когда-нибудь. Это было для него потрясающим открытием. Роберт привык, что множество людей приходят к нему со своими проблемами, надеясь, что он примет решение, которое затронет судьбы тысяч людей, приведет в движение миллионы долларов. Эви ничего не просила. Как она могла давать так много?