— Разочарование? — переспросила Грейс, теснее прижавшись к нему. — Мне показалось, что она была редкой красавицей.
Рутвен выдержал долгую паузу, взвешивая слова.
— Моя мать была… необычной, — сказал он наконец. — Обычно раджпутских женщин не выдавали замуж за чужаков, но для нее было нелегко подыскать мужа.
— Для редкой красавицы? — удивилась Грейс. — Да еще дочери богатого вельможи? Странно.
Рутвен погладил ее по волосам. Этот жест почему-то успокаивал его.
— Родственники моей матери немного побаивались ее, — сказал он. — Они считали ее ясновидящей, и ни один мужчина не хотел жениться на такой женщине. Видишь ли, это Дар и в то же время проклятие. Поэтому для нее устроили брак по политическим соображениям.
Грейс помолчала.
— Опять этот Дар, — промолвила она. — Похоже, мы так и будем ходить вокруг да около него. Твой отец тоже побаивался ее?
— Полагаю, он удивился, — отозвался Рутвен, гадая, к чему она клонит. — Его не предупредили об этом факте до свадьбы. Впрочем, это не имело особого значения. Он не собирался вращаться в ее среде, а англичане… Хотя смешанные браки не были таким уж необычным явлением в те времена, они редко заключались на столь высоком уровне. Мама так и не вписалась в новую жизнь.
— Но она любила тебя? — спросила Грейс с надеждой. — Полагаю, вы с Анишей составили ее счастье.
— Да, — просто ответил он. — Мы были смыслом ее жизни.
Тут она потянулась, перебросив ногу через его бедро, и Рутвен вдруг осознал, что в пылу страсти кое-что упустил. Должно быть, он издал раздосадованный звук, потому что Грейс подняла голову.
— В чем дело? — спросила она.
Рутвен повернулся к ней лицом, накрыв ладонью ее живот. Он так увлекся, сливаясь с высшей энергией, что забыл о более земных проблемах.
— Грейс, — сказал он, — когда у тебя были последние месячные?
Она залилась краской.
— Грейс, — произнес он с мягким укором. — Мы любовники. Не нужно стесняться. По крайней мере в таких вопросах.
Она легла на спину, уставившись в потолок.
— Кажется, две недели назад, — прошептала она. — Или чуть меньше.
Рутвен выругался про себя, однако заставил себя улыбнуться, погладив ее по животу.
— Ну, Грейс, — мягко произнес он, — возможно, тебе не придется ехать в Париж, разве что на медовый месяц.
Грейс перевернулась на бок и приподнялась на локте, глядя на него.
— Этого не будет, — заявила она.
— Почему же? — возразил он. — Я забылся, Грейс. Мне очень жаль, но ты не должна нести невыносимое бремя из-за моей ошибки.
— Невыносимое? — Она покачала головой. — Ты считаешь его невыносимым? Почему? Потому что ты другой?
— Другой? — переспросил он. — В каком смысле?
Грейс отвела глаза.
— В том смысле, который ты не желаешь обсуждать, — ответила она. — Ты не доверяешь мне. И вряд ли мы будем вместе достаточно долго, чтобы ты научился доверять мне. Но, Эдриен, я не глупа. И я хочу ребенка. Это средоточие всех моих надежд и мечтаний. А ты можешь сказать то же самое о себе? Почему-то я сомневаюсь.
Рутвен молчал, глядя на ее огорченное лицо. Но что он мог сказать? В ее упреках было много правды. А он никогда не бегал от правды. Он пытался, но убедился, что это не приносит добра.
— Грейс, из тебя получится замечательная мать, — сказал он. — Но видишь ли, я не хочу ребенка. У меня уже был ребенок, когда я был молод и отчаянно желал жизни, полной надежд и обещаний. И потерять его, потерять, сознавая, что не в моих силах… — Он замолк, крепко сжав пальцами переносицу, словно боролся с головной болью.
— Извини, — прошептала она. — Я не знала.
Рутвен овладел собой.
— Это была девочка. Мы назвали ее Ханна. Она родилась через несколько недель после исхода из Кабула, но я задержался и не смог попасть домой вовремя.
Грейс протянула руку, коснувшись его щеки.
— Аниша говорила, что ты много путешествовал, — сказала она. — Ты был там в качестве дипломата?
— Что-то в этом роде, — отозвался он. — Меня направили туда, чтобы выяснить, что происходит, и я поехал, зная…
— Что? — мягко спросила она. Рутвен пожал плечами, не глядя на нее.
— Зная, что моя жена ждет ребенка, — сказал он. — И что дома… не все в порядке. Но я стоял перед выбором, Грейс. Если был хоть малейший шанс остановить смертоубийство, я должен был ехать. В общем, я оставил ее. Мелани умерла при родах, а Ханна прожила достаточно долго, чтобы я мог подержать ее на руках.
— Мне очень жаль, — сказала она. — Не представляю, что может быть хуже, чем потерять сразу жену и ребенка.
— Подобные трагедии случаются каждый день, — возразил Рутвен. — От нас, мужчин, ждут, что мы справимся со своим горем. Мне это удалось, но я не собирался больше жениться и иметь детей. И тем не менее мы рискнем, Грейс. Мы поженимся и, как многие другие до нас, постараемся извлечь из нашего брака все лучшее. Весьма вероятно, что все сложится прекрасно. Возможно, даже счастливо.
Но Грейс недоверчиво покачала головой.
— Не думаю, — усмехнулась девушка. — Я не выйду замуж за мужчину, который думает, что ему, возможно, удастся быть счастливым со мной.
— Дорогая, дело не в тебе. А во мне.
Она повернулась к нему лицом.
— Это ничего не меняет, — повторила Грейс. — Но уже поздно, Эдриен. Тебе лучше уйти.
Рутвен смирился. С печалью, которой маркиз не ожидал от себя, он поцеловал ее в щеку и встал с постели, подняв с полу халат. Вечер, который так многообещающе начался, казался теперь безрадостным. Грейс была обижена, и не без оснований. И он мало что мог сказать в свое оправдание.
Рутвен уже взялся за дверную ручку, когда она снова заговорила.
— Эдриен, — окликнула его, — как ты узнал?
Обернувшись, он увидел, что она уже натянула ночную рубашку и сидит на постели, обхватив руками колени.
— Что ты имеешь в виду?
— Что будет смерть и бойня, — тихо отозвалась она.
Он замялся на мгновение.
— Это был Афганистан, — сказал он. — В этой чертовой дыре всегда только трагедии.
Рутвен старался говорить убедительно и надеялся, что она удовлетворится ответом. Но Грейс только вздохнула, положив подбородок на колени.
— Возвращайся, Эдриен, когда у тебя будет настроение получше, чем сейчас, — сказала она.
Он уронил руку.
— Что?
— Возвращайся и снова займись со мной любовью, — повторила она. — Возможно, ты будешь достаточно убедителен и тебе удастся заставить меня поверить в эту трогательную ложь. Но сегодня вряд ли. Не надейся.
Рутвен так резко шагнул к постели, что полы черного шелкового халата взметнулись вокруг его лодыжек.
— Чего ты хочешь от меня, Грейс? — требовательно спросил он, упершись ладонями в матрас и склонившись над ней. — Чтобы я обнажил свою душу? Ты же все равно уедешь и покинешь меня.
— А, понятно! — Она вытянула ноги. — Оказывается, все дело в том, что я покину Англию. А если бы это было не так, ты рассказал бы мне все о своем темном прошлом, не так ли? И мы бы счастливо жили все вместе. Ты, я и ребенок, зачатия которого ты так боишься.
— Что ты хочешь услышать? — глухо произнес он. — Что когда-то я был обычным шпионом? Что лгал, хитрил и дергал за все струны в интересах Ост-Индской компании и правительства ее величества? Что не единожды предавал своих соплеменников? Я делал это, потому что порой мужчина вынужден выбирать меньшее из двух зол. И потому что отец сказал мне, что это мой долг, что я был рожден для этого. Но я больше не делаю ничего подобного. Ни для кого, Грейс. Я предпочитаю напиваться и обкуриваться, как ты сказала, до бесчувствия, а не думать о прошлом и не видеть кошмары во сне. Ну вот, теперь ты все знаешь. Ты довольна?
Девушка медленно покачала головой.
— Я хочу только одного, — прошептала она, — не любить тебя так сильно.
— Согласен, дорогая. — Он сжал ее лицо в ладонях. — Постарайся.
Она выдержала его взгляд, хотя одинокая слеза быстро скатилась по щеке.
— Если бы я только могла, — с горечью сказала она. — Я пыталась притвориться даже перед самой собой, что ничего особенного не происходит. Что я могу оставаться здесь, пока не закончится это ужасное дело, наслаждаясь дружбой с твоей сестрой, получая удовольствие от обучения детей и, возможно, даже проводя с тобой ночи. Но я не хотела влюбляться в тебя, потому что у тебя внутри царит мрак. Ты рассуждаешь о том, как делиться чувственной и духовной энергией. Но на самом деле ты все держишь в себе. Вот как это представляется мне.
