— И, как я догадываюсь, жрецы, о которых пойдет речь в твоей легенде, были не философами и поэтами, а пророками, — промолвила Грейс. — Они обладали даром ясновидения?

— Что-то в этом роде, — ответил Рутвен. — Они прибыли в Англию после того, как галлы пали под натиском римлян, а затем бежали дальше, на север, когда легионы явились сюда. В конечном итоге они были обращены в христианство и ассимилированы, но считается, что эти люди пронесли свой Дар через столетия, особенно на севере Шотландии.

— Ну, большая часть того, что ты рассказал, скорее правда, чем легенда, — заметила Грейс.

— Пожалуй, — согласился Рутвен. — В любом случае в легенде говорится, что Дар пошел на убыль. Но в Средние века. Посвященные были довольно хорошо известны. Они подвергались гонениям. В Испании их преследовала инквизиция. Их нередко сжигали, как Жанну д'Арк во Франции. Позже, в Америке, их топили как ведьм. Женщины, обладавшие Даром, были особенно уязвимы.

— Вечная история, не так ли? — задумчиво произнесла Грейс. — Женщин с исключительными способностями всегда стремятся принизить тем или иным способом. Но продолжай.

Рутвен скользнул вниз и улегся на постели, притянув ее к себе.

— В конечном итоге, если верить легенде, несмотря на преследования и рассеяние, одна благородная шотландка родила особенного ребенка с редким сочетанием кровей, — продолжил он. — Сибилла, как назвали девочку, оказалась ясновидящей, происходившей из рода тех кельтских жрецов, что переселились на север. Однако мать родила ее не от мужа, а от любовника, посланника французского короля.

— О Боже, — сказала Грейс. — Какой кошмар!

— Да уж, — промолвил Рутвен. — Когда прелюбодеяние открылось, муж убил француза. Девочка родилась здоровой и обладала чудодейственной силой, какой никто не наблюдал ни до, ни после нее. Но ее мать, увы, медленно угасала и в конечном итоге умерла от разбитого сердца.

— О Боже, — повторила Грейс. — Девочка осиротела?

Рутвен кивнул.

— Брат матери, могущественный иезуитский священник, забрал ребенка и по велению Церкви препроводил малышку во Францию, к архиепископу Парижа. Он взял с собой отряд соратников — рыцарей, монахов и дворян — и назвал их просто Стражами, пометив соответствующим образом, чтобы они не забывали о своей высокой миссии и узнавали друг друга в будущем. — Но во Франции случилось непредвиденное. Ребенка похитил безумец-монах, который считал его порождением дьявола. Стражи последовали за похитителем. Окруженный, он сделал вид, что собирается вернуть ребенка, а затем попытался поджечь себя, держа девочку на руках.

— О! — Грейс подскочила. — Ребенок погиб?

Эдриен покачал головой:

— Нет. Дядя сумел выхватить девочку из пламени, и они поскакали назад, в Париж. Когда Стражи переезжали через мост, лежавший на их пути, небо пронзила молния. Под напором бури мост рухнул в бурную реку, обрекая большинство Стражей на гибель. Многие сочли это карой небесной.

— Мост рухнул? — резко спросила Грейс. — Ты уверен?

— Да, но дядя с племянницей спаслись и поспешили назад, в Шотландию. Наученный горьким опытом, он спрятал девочку в Нагорье, где она жила обычной жизнью и со временем вышла замуж, родив двенадцать детей, каждый из которых обладал Даром. К детям и женщинам назначались Стражи.

— А к мужчинам?

— Считалось, что взрослые мужчины способны сами защитить себя, а также, если они рождены в определенное время, оберегать других.

— Двойное бремя?

Рутвен слабо улыбнулся, устремив взгляд вдаль.

— Пожалуй.

— Значит, ты… получил эту отметину при рождении?

— Нет, в юности, — сказал он. — Но смысл утерян. Не считая легенды, никто, в сущности, ничего не помнит.

— Вы с Рэнсом родственники?

— Скорее всего. — Он пожал плечами. У него есть знак. И у меня тоже.

— Как ты это обнаружил?

Эдриен криво улыбнулся, повернувшись к ней.

— Ты совсем как Аниша, дорогая: не отцепишься, пока не добьешься своего, — заметил он. — Это случилось в борделе, во время оргии с продажными женщинами и употребления опиума, где я имел возможность лицезреть Лейзонби голым. Давай не будет обсуждать это снова? Тут мало интересного.

Лицо Грейс загорелось, но она не сдавалась, охваченная любопытством.

— Итак, этот символ вытатуирован на твоем теле, выгравирован на твоем чайном сервизе и булавке для галстука. Неужели никто этого не замечает?

Он со скучающим видом попытался объяснить:

— Тот же символ встречается на фронтонах, гербах и гобеленах по всей Франции и Шотландии. Что это означает? Мы понятия не имеем. Знаем только то, что нас пометили в юности и рассказали ту или иную версию легенды, которую я только что поведал тебе. Нам велели относиться к любому человеку, помеченному тем же знаком, как к брату и оберегать его спину как собственную.

— И вы все… обладаете Даром?

Его губы снова иронически скривились.

— Дорогая, разве я не сказал тебе только что, что Дар — это всего лишь легенда?

Грейс одарила его лукавой улыбкой и потянулась, как кошка после сна.

— Вижу, мы зашли в тупик, — сказала она. — Ладно, Эдриен, можешь оставить свои секреты при себе, если не доверяешь мне.

Он сел, увлекая ее за собой.

— Дело не в этом, Грейс.

— Пусть так. В любом случае я уважаю твое решение. — Она положила ладонь на его мускулистую грудь и поцеловала в губы. — Давай поговорим о чем-нибудь другом.

— Например?

Она снова поцеловала его, на этот раз более медленно и страстно.

— Ну хотя бы… — промолвила девушка, — о нас.

— Прекрасная тема.

— Хотелось бы знать Эдриен, останешься ли ты моим любовником, — прошептала она, почти касаясь его губ, — пока ситуация не разрешится — я имею в виду с Нейпиром — и я смогу вернуться в Париж. При условии, конечно, что мы будем очень осторожны.

— Вряд ли это разумно, Грейс, — сказал он. — Всегда остается… риск.

— Который ты в состоянии свести к минимуму, — отозвалась она, снова поцеловав его. — Как сегодня ночью.

Маркиз устремил на нее настороженный взгляд.

— Надеюсь, это не потому, что ты чувствуешь себя обязанной мне?

— Я очень благодарна тебе, — признала она. — Но суть не в этом. Просто ты замечательный любовник. Ты… завораживаешь меня каждым своим прикосновением. Честно говоря, я сомневаюсь, что снова встречу мужчину подобного тебе, когда уеду отсюда. Я хотела бы уехать без сожалений.

Рутвен молча выслушал эти слова, произнесенные с пронзительной искренностью, без тени хитрости и лукавства. Воистину Грейс была редкой женщиной, чья честность брала за душу.

Он порывисто сжал ее в объятиях.

— В таком случае продолжим, — прошептал он. — Иди ко мне!

А затем перевернул ее на спину и снова занялся с ней любовью — руками, губами и всем сердцем. Не думая о вратах ада и о том, что может или должно случиться.

Когда все закончилось, он встал с постели — оставив сонную усталую Грейс — и направился в свой кабинет, чтобы сделать то, что ему следовало совершить давным-давно. Рутвен отнес в ванную комнату свою деревянную шкатулку, вытряхнул ее содержимое в модный фаянсовый унитаз и слил воду.

Возможно, это не было ответом на вопрос Грейс. Но на свой вопрос он, вне всякого сомнения, ответил.

— И это все? — Лорд Лейзонби сложил листок бумаги, нетерпеливо постукивая им по краю стола, за которым они завтракали в клубе. — Как я понимаю, это единственная улика против Грейс, которая имеется у Нейпира, кроме записки, подсунутой под дверь.

— Это не подлинник, конечно. — Рутвен взялся за чайник и обнаружил, что он пустой. — Но я велел Клейтору скопировать все до последнего слова.

Лейзонби тихо присвистнул.

— Бьюсь об заклад, что старина Рой взбесился сверх всякой меры, когда твой посыльный потребовал показать ему инкриминирующее письмо. — Он широко ухмыльнулся. — Хотел бы я видеть его физиономию.