Ее снова охватил страх. Грейс легла в постель, вспоминая последнюю встречу с Нейпиром.

«Мне двадцать шесть лет, мистер Нейпир, — сказала она, — и я отчаянно хочу иметь семью. Итан предложил мне войти в его семью и стать матерью для его дочерей. Возможно, даже иметь собственных детей. Я бы сделала все, чтобы сберечь это».

Даже для ее собственных ушей эти слова звучали косвенным обвинением. Нейпир наверняка запечатлел их в своей черной папке, чтобы использовать против нее. Неудивительно, что Рутвен приказал ей ничего не говорить. Порой у нее возникало ощущение, что единственное, что удерживает ее от нервного срыва, — это его доверие и сила. И сегодня, когда ей на мгновение почудилось, что она может потерять это доверие, она чуть не сломалась.

Но его вера придала ей сил. Иногда Грейс казалось, что все, что произошло между ними, было предопределено судьбой. Собственно, Рутвен так и сказал при их первой встрече. Возможно, она начала верить в это просто потому, что ей больше не на что опереться в жизни. А может, она вообразила это, чтобы оправдать неодолимое влечение, которое испытывала к Рутвену. Рэнс, как всегда, был недалек от истины.

Вздохнув, Грейс встала и собрала вещи. Затем направилась по коридору в комфортабельную ванную и долго отмокала в горячей воде. После ванны она попыталась читать потрепанный томик «Дней муз», который нашла в библиотеке Рутвена. Но вскоре отложила книгу, найдя ее слишком сложной для понимания.

В десять вечера она легла спать, но только для того, чтобы беспокойно ворочаться в постели, не в состоянии заснуть, прислушиваясь к крикам констебля. После очередного выкрика: «двенадцать часов и вокруг все в порядке» — она резко села на постели, уверенная, что не все в порядке и что это никак не связано с Нейпиром.

— Мисс Готье? — пробился через ее затуманенное сознание тоненький голосок.

— Том? — Она откинула одеяло. — Что случилось?

— Тедди заболел, — донеслось от изножья ее кровати.

Грейс уже вскочила с постели и надела домашние туфли.

— Заболел? — спросила она, схватив халат. — У него болит живот? Или голова?

— Его тошнит. Может, вы посмотрите, что с ним? И не говорите маме. Пожалуйста.

Грейс схватила его за руку и устремилась к двери.

— Том, ты же знаешь, что я не могу обещать этого, — сказала она. — Тедди что-нибудь съел неположенное? Пожалуйста, ничего не скрывай от меня.

Но Том не мог сказать ничего определенного.

Спальня мальчиков располагалась через две двери. Тедди сумел зажечь лампу и теперь лежал, свернувшись в клубок на постели. При ее появлении он поднял голову и попытался сесть.

— Мне уже лучше, — сообщил он.

Грейс поспешила к нему.

— Тедди, что произошло? — спросила она, сев на край его постели. — У тебя температура?

Тедди отвернулся. Незаживший шрам казался особенно ярким на фоне его побледневшего лица.

— Меня вырвало, — сказал он. — А теперь я чувствую себя хорошо. Честно.

Передок его ночной рубашки был и вправду испачкан, но в голосе мальчика было больше притворства, чем ей хотелось бы слышать от ребенка. Все еще обеспокоенная, Грейс убрала волосы с его лба, чтобы убедиться, что у него нет жара, и обнаружила, что они измазаны какой-то липкой субстанцией.

— Тедди, дорогой, что это? — спросила она. — Думаю, тебе лучше сказать мне.

— Он съел дядины конфеты.

Оглянувшись, Грейс увидела Тома, который устроился на соседней кровати, подтянув колени к подбородку.

— Конфеты? — переспросила она.

Том только пожал узкими плечиками, указав на пол, где стоял старый ночной горшок, извлеченный из-под кровати, где его держали, очевидно, для подобной надобности.

Грейс встала и подняла над ним лампу. Горшок на треть был заполнен бледно-желтой массой, среди которой виднелись сгустки чего-то подозрительно похожего на плавленый сахар.

Или леденцы.

Лимонные.

Грейс прижала ладонь к своему лбу.

— Тедди, ты не мог.

— Мог, — возразил Том.

— Ябеда, — буркнул Тедди. — Ты тоже ел.

— Я съел двенадцать штук, — отозвался Том. — И меня не стошнило.

Грейс повернулась к нему, все еще держа лампу.

— А сколько съел твой брат?

Том снова пожал плечами и указал на пустую коробку на ночном столике.

— Остальное, — просто сказал он.

Грейс поставила лампу и схватила коробку.

— О, Тедди, — прошептала она. — Целую коробку?

Тедди прижал ладонь к животу.

— Наверное, — мрачно сказал он. — И все вышло наружу.

Грейс снова села на постель.

— Том, принеси своему брату чистую ночную рубашку. — Она повернулась к Тедди. — Иди сюда, я посмотрю, что у тебя с волосами.

Мальчик нагнулся вперед. Светло-русые волосы слиплись вокруг растаявших леденцов, неведомо как попавших в его волосы.

— О, Тедди, — вздохнула она. — Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы встать и позволить мне сменить простыни?

Тедди, смирившись с судьбой, выскользнул из постели.

К счастью, вымазанной оказалась только подушка. Видимо, мальчик заснул с леденцами во рту. Грейс с трудом сдержала смех, вспомнив ужас леди Аниши при виде целой коробки леденцов, которую купил Рутвен. Видимо, она предчувствовала размеры бедствия.

Тедди, казалось, прочитал ее мысли.

— Вы скажете маме? — поинтересовался он с несчастным видом.

— Мне придется, дорогой, — отозвалась Грейс. — Она твоя мать, а ты очень болен.

— Я уже выздоровел, — возразил он с тяжелым вздохом.

Грейс приложила ладонь к его лбу и не обнаружила жара. Мальчик, похоже, действительно пришел в себя. Но в комнате было прохладно, а камин погас.

Она быстро сменила наволочку и протерла лицо Тедди.

— Пойдем в кухню, — сказала она, взяв его за руку. — И попробуем вытащить эти липучки из твоих волос.

Рука об руку они проследовали по коридору и спустились вниз. Дверь одной из комнат была неплотно прикрыта, и из щели струился свет. Это был кабинет Рутвена, где Грейс еще ни разу не была. Когда они проходили мимо, дверь приоткрылась и одна из кошек выскользнула наружу.

Внутри на кожаном диване полулежал Рутвен в облаке дыма. Его глаза были полузакрыты. На столике перед ним стоял поднос с графином и пустым бокалом. Облаченный в свободную рубаху и белые штаны, он казался полностью расслабленным.

Грейс быстро протащила Тедди мимо, распознав наконец запах, исходивший порой от сюртука Рутвена. Похоже, не только Тедди злоупотреблял сегодня вечером, и кое-чем куда менее безвредным, чем леденцы.

— Дядя Эдриен опять выглядит странно, — прошептал Тедди, когда они двинулись дальше.

— Ш-ш, — предупредила Грейс. — Он устал. У него много забот. — И он тоже, если верить его сестре, страдает бессонницей, что, возможно, объясняет усталость, написанную у него на лице.

В кухне она посадила Тедди на кухонный стол и стянула с него ночную рубашку. Здесь было значительно теплее, чем наверху.

— Ты не должен бояться своего дядю, — сказала она, бросив рубашку и липкую наволочку в корзину для грязного белья. — Он просто не выспался.

— Он никогда не спит, — сказал мальчик. — И я его не боюсь. Просто вы новенькая. Я подумал, что это вы можете испугаться.

Грейс взяла кочергу и опустилась на колени перед плитой.

— Господи, Тедди, — сказала она, разворошив затухающее пламя. — С чего ты взял, что я боюсь лорда Рутвена?

Мальчик пожал худенькими плечами.

— Его все боятся, — отозвался он. — Кроме меня. И Тома. Но все слуги боятся, кроме Хиггенторпа.

— Какая чепуха. — Грейс наполнила таз теплой водой. — С какой стати кто-нибудь будет бояться твоего дядю?

— Потому что у него есть какой-то Дар.

Грейс оглянулась через плечо.

— Какой Дар, Тедди?

Тедди зажал обе руки между коленями.

— Не знаю, — пробормотал он. — Просто он у него есть. Я слышал, как мама сказала, что она не понимает, почему шотландцы называют это Даром, хотя это не что иное, как проклятие.

— Проклятие? Как это Дар может быть проклятием?