Фло добралась до центра довольно рано. Ее сердце упало: на площади Святого Георга, кроме нее, не было ни души. «Ради всего святого, что я буду делать здесь одна-одинешенька до наступления полуночи?» — подумала она. Фло медленно пошла к Пиер-Хеду, чувствуя, что она чуть ли не единственное живое существо в этом районе. Бары все еще были открыты: должно быть, они получили специальное разрешение на новогоднюю ночь. У одного из них Фло остановилась. С улицы ничего не было видно, потому что стекла закрасили черной краской, а над дверью висела занавеска. Однако изнутри доносился ангельский женский голос, напевавший «Останусь твоей, пока не угаснут звезды».

Фло уставилась в черное стекло: оттуда в ответ ей ухмылялось дерзкое и бесстрашное лицо Томми О'Мара, в сбитой на затылок кепке, неизвестно как державшейся на каштановых кудрях. Глаза их встретились, и Фло будто обожгло огнем. Она хотела его, о, как она его хотела!

— Никто не понимает, как мы любили друг друга, — прошептала она.

— Не хотите ли выпить, девушка?

Вздрогнув от неожиданности, Фло обернулась. Перед ней стоял молоденький солдатик, нервно тиская в руках форменную фуражку. Святой Боже, ему едва исполнилось восемнадцать, на его детском свежем лице запечатлелись те же чувства, которые испытывала она сама: выражение болезненного, сводящего с ума одиночества. Фло готова была держать пари, что ему еще никогда не доводилось знакомиться с девушками, что он впервые оказался вдали от дома и это первый Новый год, который он встречает вдали от родной семьи, поэтому отчаянно ищет компанию. Может быть, вскоре ему предстояло отправиться на континент, и он боялся, что его убьют. Или ему просто страшно, что она оттолкнет его?

Певица в баре допела, люди захлопали в ладоши, и тут Фло пришла в голову мысль, от которой у нее перехватило дыхание. Она поняла, каким будет ее вклад в победу.

— Какая замечательная мысль, дорогой! — весело вскричала она. — Выпью с удовольствием. Ну, что, войдем?

— Вы — тот самый Том, который подарил ей лампу? — Я представляла себе приятеля Фло пожилым человеком ее возраста.

— Тот. Я привез ей лампу из Австрии.

Я опустилась в кресло, недовольная тем, что Том О'Мара занял мое любимое место на диване, да еще положил ноги на стол.

— Чем вы занимались в Австрии?

— Катался на лыжах, — дал он неожиданный ответ.

Я подумала, что он больше похож на типа, предпочитающего испанские курорты, где полно баров и рыбных ресторанчиков.

— Всегда мечтала покататься на лыжах, — сказала я.

— Я не знал, что Фло хранила это. — Проигнорировав мое замечание, он взял в руки газетные вырезки. Его пальцы были длинными и тонкими, и я представила… О Господи! Я снова попыталась подавить охватившую меня дрожь. — Это о смерти моего деда, — сказал он. — На «Тетисе».

— А вы что-то знаете об этом? — с живостью спросила я. — Я собралась взять книгу в библиотеке.

— Моя бабка мне все уши прожужжала о «Тетисе». У нее была книга. Она лежит дома. Можете взять ее, если хотите. Я как-нибудь пришлю ее вам.

— Спасибо, — ответила я. Жилка у меня на шее билась как сумасшедшая, и я прижала ее рукой, боясь, что он заметит. Что со мной происходит? Обычно я не удостаиваю мужчин, похожих на Тома О'Мара, повторного взгляда. Я тайком посмотрела на него и увидела, что его внимание поглощено лампой. Мне стало даже неловко оттого, что я нарушила его уединение. Наверху продолжалась вечеринка, но здесь было тихо — приглушенный топот танцующих да звуки музыки доносились будто издалека.

— Как вы познакомились с Фло? — поинтересовалась я.

— Она была приятельницей моего отца. Я знал ее всю свою жизнь.

— А можно мне встретиться с вашим отцом? Мне хотелось бы поговорить с ним о Фло.

— Можно ли встретиться с моим отцом? — повторил он вслед за мной, причем с такой фальшивой, преувеличенной имитацией моего произношения, что я почувствовала, как лицо мое заливает краска стыда и гнева. — Красотка, у вас такое шикарное произношение, будто ваш рот полон горячей каши или чего-нибудь в этом роде. Вы не сможете ни о чем поговорить с моим отцом. Он умер четырнадцать лет назад.

— Обязательно быть таким грубым? — вырвалось у меня.

На какой-то миг глаза наши встретились. Невзирая на свой гнев, я искала хоть какие-то признаки того, что он, на самом деле, презирает меня не настолько сильно, как казалось, но ничего такого не заметила. Он презрительно отвернулся.

— Меня тошнит от таких, как вы. Родились в Ливерпуле, а разговариваете, как долбаная королева. По-моему, именно это называется «отречься от своих корней».

— Не проходит и дня, чтобы я не вспомнила о своих корнях, — кротко ответила я. — Впрочем, и ваш выговор изрядно повеселил бы многих. — Я окинула его ледяным взором, хотя в душе испытывала к нему совсем иные чувства. — Я пришла сюда в поисках покоя и отдохновения, а не оскорблений. Буду очень вам обязана, если вы уйдете.

Прежде чем он успел ответить, раздался стук в окно и Джеймс окликнул: «Милли, ты здесь?» Должно быть, он искал меня, и Чармиан или Герби предположили, что я здесь.

— Иду!

Я встала, ощущая на себе оценивающий взгляд Тома О'Мара, и почувствовала ликование. Мое эго требовало, чтобы он счел меня не менее привлекательной, чем я его, хотя, собственно, особого значения это не имело. Он оказался настоящей деревенщиной. Кроме того, вряд ли мы встретимся снова. Пусть Том О'Мара оставит себе свою книгу о «Тетисе», я найду другую. Самым холодным тоном, на который я была способна, я сказала:

— Я должна идти. Будьте так любезны, перед уходом оставьте свой ключ на каминной полке. Доброй ночи.

Ради Джеймса я скрепя сердце решила отложить очередное посещение квартирки Фло, намеченное на следующий день. У меня не хватило сил попросить его уйти после того, как я отказывалась встречаться с ним целую неделю. Бел и Чармиан будут меня ждать, с сожалением думала я, хотя мне давно уже следовало разобрать вещи и выяснить, наконец, вопрос об арендной плате. Мне очень хотелось встретиться с управляющим и заплатить еще за месяц, если, конечно, квартиру уже не сдали кому-нибудь другому. В один прекрасный день я могла найти квартиру девственно чистой и пустой. Квитанции квартплаты должны непременно найтись где-то среди бумаг Фло, но я пока не знала где.

— Как хорошо, — блаженно вздохнул Джеймс, обняв меня после того, как мы занимались любовью третий раз подряд. — Вот нежданное счастье. Я думал, ты отправишь меня восвояси еще несколько часов назад.

— Ммм. — Было уже почти три часа дня. Я слишком устала, чтобы отвечать. Я чувствовала вину и стыд. Счастье Джеймса быстро бы испарилось, если бы он знал, что стоит мне закрыть глаза, и в памяти возникает образ Тома О'Мара.

Джеймс потерся носом о мои соски.

— Райское наслаждение, — выдохнул он. — Ох, дорогая, знала бы ты, как сильно я люблю тебя.

Я погладила его по голове и послушно сказала:

— Думаю, что знаю.

— Но ты никогда не говоришь, что тоже любишь меня! — Он обиженно надул губы, отодвинулся от меня и откинулся на подушку.

— Пожалуйста, Джеймс, — простонала я, — у меня сейчас нет настроения.

— У тебя никогда нет настроения.

Я выбралась из постели и схватила свой халат.

— Господи, ну прекрати на меня давить, — резко бросила я. — Почему ты заставляешь меня произносить слова, говорить которые я не хочу, и переживать чувства, которых я не испытываю?

— А ты когда-нибудь скажешь их? Ты когда-нибудь почувствуешь? — он тоскливо посмотрел на меня.

Я выскочила из комнаты.

— Я так больше не могу. Я собираюсь принять душ. Дверь я запру. Надеюсь, ты уйдешь к тому времени, как я выйду из ванной.

Пятнадцать минут спустя я вышла из ванной и не обнаружила никаких признаков раскаивающегося Джеймса. Без сомнения, он позвонит позднее или даже вернется, если я ему не отвечу. Я быстро надела джинсы и старую шерстяную рубашку и поспешила к машине. Уже темнело, но я не могла дождаться, когда окажусь в квартирке Фло, где, как я знала, обрету столь желанное успокоение.