Джейкоб и сам бы поплакал вместе с ней, но у него не было слез. В нем вообще ничего не осталось, в таком состоянии он мог только спать и смотреть в потолок. Парень по-прежнему любил Руби, но хотел бы, чтобы она вернулась к Эмили, бросив его заживо гнить на этой вонючей кровати. И то, что именно из-за него она, такая красивая и умная, дошла до этой жизни, лишь делало Джейкоба еще более несчастным. Подумать только – девушка, которая когда-то порхала, как мотылек, вынуждена работать уборщицей! Да, он навсегда испортил себе жизнь, и это было ужасно, но, если бы Руби не было рядом с ним, если бы она не делила с ним всю эту грязь, ему было бы легче.

– Джейкоб, снимай свой костюм, ты его совсем испортишь, – сказала Руби и начала стягивать с него одежду.

В душе Джейкоба что-то трепыхнулось – смутное, но от этого не менее сильное желание забыть обо всем, растворившись в ее теле. Но даже это не очень ему помогло. Физическая близость с Руби не принесла Джейкобу забвения и не избавила его от мрачных мыслей.

Позже он так и не смог заставить себя выйти из комнаты и отправиться за едой – хотя переживания переживаниями, а голод все равно давал о себе знать. Руби пошла одна. Вскоре она вернулась с бутылкой лимонада и двумя плитками шоколада – заведение, в котором продавали рыбу с картошкой-фри, в воскресенье не работало.

– Завтра у нас будет кое-что вкусное и сытное, – уверенно сказала Руби, прижав ладони к урчащему желудку.

Настроение Джейкоба не изменилось и на следующий день – казалось, он прикован к постели невидимыми цепями. Все, на что он был способен, – это воспользоваться одним из омерзительных туалетов во дворе, да и то лишь с наступлением темноты, когда его никто не мог увидеть.

– Но если ты не будешь работать, мы не сможем выбраться из этих трущоб! – кричала на него Руби. Отработав в «Молт-Хаус», она на обратном пути купила расческу, мыло и полотенце. Придя домой, девушка сбросила платье, оставшись в одной шелковой комбинации, и теперь пыталась отчистить платье от пятен грязи. Воду она принесла с кухни в бутылке из-под лимонада. Умывшись и помыв под мышками, Руби стала вытираться с такой энергией, что у Джейкоба защемило в животе: он понимал, что даже угроза смерти не вырвет его из объятий апатии. Потом девушка расчесала волосы, поправила на себе одежду и стала почти прежней Руби. Она заявила, что Джейкобу следует пойти поискать работу.

– Нет! – воскликнул Джейкоб, испытывая безотчетное желание прикрыть чем-нибудь голову. Но пока у них не было даже постельного белья.

Оно появилось лишь несколько недель спустя. Руби купила бывшие в употреблении толстые фланелевые простыни, потертые на краях, и такую же наволочку. Теперь в комнате были и другие вещи: посуда, бритва, которой Джейкоб пользовался лишь изредка… Девушка настояла, чтобы Джейкоб снял костюм и остался в молескиновых подштанниках и плотной сорочке. Теперь костюм висел на двери, дожидаясь, пока Руби накопит достаточно денег, чтобы сдать его в химчистку.

Кастрюля, которую приобрела Руби, исчезла с кухонной плиты вместе с четвертью фунта мяса и картошкой, которые в ней варились, – бедная девушка не знала, что ей надо было оставаться в кухне и следить за своей утварью. Украсть кастрюлю мог кто угодно – женщина, обитавшая на первом этаже вместе со своими одиннадцатью детьми; сумасшедший старик из подвала, на котором из одежды было лишь грязное одеяло и который выкрикивал непристойности всем, кого видел; две женщины с первого этажа, которых подозрительно часто навещали какие- то мужчины.

Руби нашла еще одну работу уборщицы – первая давала ей недостаточно денег. Для того чтобы жизнь стала хоть чуточку терпимой, надо было приобрести еще много вещей. Руби необходим был утюг, веревка для сушки белья, обручальное кольцо, наконец…

Место уборщицы в муниципалитете – полкроны за пять дней в неделю с шести до восьми вечера – ей нашла Агнес, или Фэй, как она себя называла. В обязанности Руби входило мытье полов и лестниц, а также чистка мебели в пышной приемной.

– Зачем тебе это нужно? – спрашивала ее Агнес-Фэй, с которой они успели подружиться. – Ты могла бы найти себе работу получше. Ты хорошо говоришь и презентабельно выглядишь – вернее, выглядела бы, если бы погладила платье.

– Я лучше буду уборщицей, – отвечала Руби.

У нее было так много работы, что совсем не оставалось времени на мысли о Джейкобе, который по-прежнему лежал в Фостер-корт, – а ведь если бы она работала в магазине, как хотела, свободного времени было бы больше. Когда Руби утром уходила в «Молт-Хаус», Джейкоб еще спал, а когда возвращалась вечером, он уже был готов вновь отойти ко сну. Он только и делал, что спал или смотрел в потолок, никак не реагируя на попытки Руби расшевелить его. Теперь он выбирался из кровати лишь для того, чтобы съесть пишу, приготовленную на полной тараканов кухне. Для готовки Руби старалась выбирать время, когда на кухне не было угрюмых, раздражительных женщин, в большом количестве обитавших в Фостер-корт.

Джейкоб опускался все больше и больше. От него дурно пахло, он почти не мыл волосы и отрастил неряшливую жесткую бороду. Но именно слабость Джейкоба придавала Руби силы. Она говорила себе, что рано или поздно он придет в себя, найдет работу и тогда они переедут в местечко получше. По сравнению с Фостер-корт любое жилье было бы шагом вперед.

– Руби, милая, не сделаешь нам одолжение? – спросила Марта Квинлан. – Сегодня должна прийти партия пива, а у меня мало наличности. Ты не могла бы отнести кое-что дяде?

– Чьему дяде?

– Ничьему, милая. Я хочу, чтобы ты отнесла в ломбард мое обручальное кольцо. Это не в первый раз, кстати, – угрюмо добавила Марта.

– Вы хотите, чтобы я отнесла в ломбард ваше обручальное кольцо?

– Да, милая. В Ливерпуле еще говорят «дяде». Я заплачу тебе за это – два с половиной процента.

– Два с половиной процента отчего? – спросила озадаченная Руби.

– От тех денег, которые тебе дадут. Что-то ты сегодня туго соображаешь. В прошлом месяце старушка Нелли, посыльная ломбарда, отбросила копыта, и с тех пор у меня с этим туго.

– Туго с чем?

– Нет человека, который мог бы отнести ценные вещи в ломбард, вот с чем, – нетерпеливо проговорила Марта. – Если я сама отнесу кольцо, это может повредить моей репутации, понимаешь?

– Хорошо, – сказала Руби, мгновенно забыв о своем зароке никогда больше не входить в ломбард. – И куда мне пойти?

– Больше всего дают в «Райлиз» на Парк-роуд. Я напишу для тебя записку. Миссис Райли знает меня, если не в лицо, то по имени.

У миссис Райли была жесткая, деловая манера вести разговор, но она все равно не шла ни в какое сравнение с типом, который украл у Руби часы. Как и в «Овертонс», в витрине «Райлиз» были выставлены напоказ золотые и серебряные вещи. Руби вошла через боковую дверь и очутилась в маленьком помещении с уже знакомой ей решеткой. Ей пришлось подождать: какой-то ребенок сдавал в ломбард мужской костюм. Это изрядно удивило девушку.

– Ты что, теперь будешь работать вместо старой Нелли? – спросила миссис Райли, когда Руби передала ей конверт с кольцом Марты и листком бумаги, на котором было написано, чья это вещь.

– Нет, просто миссис Квинлан попросила меня оказать ей услугу.

– Жаль. После того как Нелли умерла, многие говорят, что в этом районе не хватает посыльного. Погоди минуту, я покажу кольцо мужу.

Спустя некоторое время женщина вернулась.

– Двадцать пять шиллингов, – сказала она.

– А сколько будет два с половиной процента от этого? – поинтересовалась Руби. В монастыре не учили считать проценты.

– Шесть с половиной пенсов.

Несколько дней спустя Руби была послана выкупить кольцо – Марта пообещала заплатить за это ту же сумму. Девушка решила, что полученные в результате этих операций шиллинг и три пенса достались ей очень легко.

– Помните, вы говорили, что в районе не хватает посыльного ломбарда? – спросила она у женщины за решеткой. – А что для этого нужно?