Бадмаев, Курлов, Протопопов (находившийся под влиянием первых двоих) образовали тесно сплоченное ядро, сильное взаимной связью этих лиц и, особенно, их доверительными отношениями с Распутиным.
Проследить скрытую роль Бадмаева можно, конечно, только отчасти — по тем письмам, которые адресовал Бадмаев к Н. и А. Романовым и к Вырубовой. Но и этих писем достаточно, чтобы видеть, сколь широка была сфера компетенции тибетского врача. Казалось бы, нет ничего общего между тибетской медициной и политической группировкой членов в Государственном Совете, а, между тем, Бадмаев весьма интересуется этим делом: он составляет обстоятельную картограмму с распределением членов Государственного Совета по партиям, делает точный поименный подсчет всех членов в каждой группе — и все это с той целью, чтобы показать, как необходимо усилить в «верхней палате» крайне правое крыло.
Интересовала Бадмаева и деятельность социалистических партий. Так, он направил Вырубовой для передачи царю прокламацию объединенного комитета студенческих социал-демократических фракций, пояснив при этом, что «подобные речи слушают генералы в военно-промышленных комитетах».
Очень волновало тибетского врача дело министра А. Н. Хво-стова, пытавшегося организовать убийство Распутина. Находя, что вокруг этого дела возникло «много лжи относительно Григория Ефимовича», Бадмаев просил у Николая позволения лично объяснить ему «многое».
Не раз обращался Бадмаев с представлением своих кандидатов на различные посты: так, генерала Сахарова он прочил на пост военного министра и председателя совета министров. Основанием для этого было прежде всего то, что жена Сахарова лечилась у Бадмаева; кроме того, Сахаров, по мнению Бадмаева, был как раз тот человек, который считал, что в политике нужна «определенная, православная, царская и русская твердость».
Пресловутого редактора «Земщины» Глинку-Янчевского Бадмаев рекомендовал в члены Государственного Совета и просил о выдаче ему субсидии; последнее было исполнено.
Бадмаев издавал различные брошюрки на современные темы и представлял их царской семье и министрам, сопровождая весьма любопытными письмами. К примеру, когда Бадмаев посылал царским дочерям свою книжку «Мудрость в русском народе», он каждой из них написал особое письмо: Марии Бадмаев заметил, что «она с любовью и охотой относится к учению», — и потому, конечно, представляемая им книжка будет ей очень полезна. Анастасии Николаевне он попенял, что она «не питает особой охоты к учению», — но и тут его брошюрка поможет: от ее прочтения может появиться «великая охота узнать внутреннюю жизнь 170-миллионного населения нашей родины».
Но особенно много усилий тратил тибетский врач на продвижение к власти генерала Курлова. Бадмаев всячески старался уверить «верхи», что Курлов — самый достойный человек: он «глубокий монархист, всегда был на страже принципов царизма, по закону, по совести и по своему высококультурному образованию». Как раз в то время, когда в Государственной
Думе делались запросы насчет Курлова, Бадмаев настойчиво предлагал его в члены Государственного Совета, и, хотя это назначение не состоялось, Курлов и без того играл крупнейшую роль в Министерстве внутренних дел.
На громком имени генерала Курлова, ближайшего приятеля Бадмаева, нам придется ненадолго остановиться. В своих воспоминаниях Курлов категорически отрицает какую-либо связь с Распутиным: «Я никогда не получал никаких назначений, наград, или вообще милостей через Распутина, несмотря на циркулировавшие на этот счет обо мне слухи»… Однако документы имеют свой, более правдивый язык, и они свидетельствуют, что слова Курлова лживы. Вот, например, что пишет Вырубовой лучший друг Курлова, Бадмаев: «Я глубоко благодарен вам и Григорию Ефимовичу за Павла Григорьевича [Курлова], которого дорогой государь наш принял ласково и выслушал…» (письмо от 9 сентября 1916 года). Вскоре после этого приема Курлов и был назначен товарищем министра.
И сам Григорий Ефимович, зная «енирала Курлова» как преданного родине (то есть ему, Распутину) человека, обращался к Курлову и Бадмаеву с такой, например, запиской: «Ето ваш, помогите ему, милой, дорогой».
Впрочем, в одном отчасти прав генерал Курлов, когда пишет: «Я допускаю, что он [Распутин] в некоторых случаях обращался с деловыми просьбами к царице, или даже к самому царю, — и думаю, что многие из его просьб, действительно, удовлетворялись; но выгоды от этого получал не он, а окружающая его банда аферистов». Относительно Распутина Курлов прав в том смысле, что «старец», хотя и не прочь был брать взятки, но не так в них нуждался, получая денежные подачки от правительства. Относительно же «банды аферистов» генерал Курлов прав безусловно. И в особенности потому, что одним из главных лиц в этой «банде» — как это будет установлено далее — являлся он сам, генерал Курлов.
Что же было для Бадмаева главным? Тибетская медицина для него являлась делом третьестепенным — по крайней мере, когда посредством своего лекарства Бадмаев уже приобрел громадные средства; скрытая политическая работа была важнее, но и она не была ведущей.
Первое же место принадлежало различным крупным коммерческим аферам — преимущественно железнодорожным концессиям, которым служила и политика, и тибетская медицина.
Согласно документам бадмаевского архива, в июле 1916 года действительный статский советник Бадмаев, генерал-лейтенант Курлов и Георгий Александрович Манташев организовывают акционерное общество для постройки и эксплуатации железной дороги от города Семипалатинска до местечка Улан-Даба (на границе Монголии).
Еще в 1914 году дано разрешение на производство Бадмае-вым и Курловым предварительных изысканий по постройке; теперь же, в 1916 году, названные лица начинают хлопотать о получении концессии и вступают в соглашение с банками и предпринимателями по реализации необходимого капитала.
Железнодорожная линия, по проекту Бадмаева, является только одним из участков грандиозной трансмонгольской железной дороги, концессию на которую также предполагали получить Курлов и Бадмаев.
В это же самое время, в июле 1916 года, Бадмаев, совместно с тем же Курловым, разрабатывает и другой проект — об организации русско-армянского акционерного общества для постройки путей сообщения и разработки естественных богатств Закавказья и сопредельных с ним, только что занятых русскими войсками частей турецкой Армении.
Немного позднее, в феврале 1917 года, то есть перед самой революцией, Бадмаев задумывает аферы на Мурманской железной дороге, для чего ведет переговоры со строителем дороги Горячковским и представляет его записки Николаю II.
Железнодорожные аферы проясняют картину основной деятельности Бадмаева, в том числе и направляющую линию его политических устремлений.
Зная махинации Бадмаева, можно понять смысл его письма к Распутину. 8 октября 1916 года тибетский врач просит Распутина оказать содействие какому-то предприятию. «В обыкновенных путях, — пишет Бадмаев, — подобные дела требуют продолжительного времени для своего осуществления, между тем это — важнейшая отрасль промышленного предприятия. Владелец его верит мне и генералу Курлову, предлагая заплатить 50.000 рублей, если оно устроится. Мы отказались взяться за это дело за деньги [честные, благородные люди!], но сказали ему, что можем попросить вас направить это дело по правильному пути, так как это дело совершенно справедливое и требующее, чтобы министры знали, что око государя следит за ним». Поэтому Бадмаев и Курлов просят Распутина «ему известными путями» направить это дело царю, чтобы тот уже передал в Совет министров.
Ясно, что в числе акционеров упомянутого предприятия состояли сами Бадмаев и Курлов. В письме они намекали Распутину, что он может получить взятку в 50 тысяч рублей за устройство этого дела.
Генерал Курлов в мемуарах распространяется о том, как он именно в это время стремился «до конца исполнить свой долг перед царем и родиной». Этот «долг», очевидно, заключался в тех самых железнодорожных концессиях и других аферах, которые замышлялись им совместно с Бадмаевым.
