Со своего места Беннетту была видна вся площадь. Налево от него возвышалась громадина казино, построенная в стиле рококо; когда-то неудачливые игроки прозвали ее «адским собором». Направо виднелись тенистые сады, разбитые при казино, – белоснежные мраморные статуи начищены, газоны выбриты, деревья политы, а между ними, как тени, бродили полчища садовников, готовых уничтожить любой сорняк, который будет настолько глуп, что полезет на свет в этом священном месте. Напротив стоял «Отель де Пари», здесь впервые в мире приготовили crêpe Suzette,[35] сюда же первым делом направлялись вновь прибывшие туристы, желающие инвестировать свои честно заработанные деньги в рулетку и покер. Вот к парадной лестнице подъехал черный лимузин, из которого вышел чрезвычайно пожилой господин, держа на согнутом локте чрезвычайно белокурую девицу. Господин нахмурился и неодобрительно оглядел залитую солнцем площадь, затем повернулся к дверям. И тут же целый лес услужливых рук буквально поднял его и почтительно понес внутрь, в прохладу и полумрак игральных залов.
Принесли пиво, а вместе с ним и счет, из которого Беннетт узнал, что пиво в этом заведении стоит тридцать франков, ровно в три раза больше, чем в кафе Леона в Сен-Мартине. «Ну а мне-то что, в конце концов? – сказал себе Беннетт. – Сегодня я уже не плачу. Сегодня я только подписываю». И он раскрыл свою «ресторанную библию». Ему необходимо было вдохновение. Внимательно изучив все три ресторана, которые назвал ему Симо, он решил начать с самого верха и отведать стряпни знаменитого Алена Дюкасса, шеф-повара ресторана «Людовик XV». Французский справочник по ресторанам относил его к десятке лучших – ему был присвоен рейтинг девятнадцать из двадцати возможных баллов. Совершенно очевидно, что он также был самым дорогим из всех ресторанов, в которых Беннетт ужинал последние несколько лет. Теперь он был даже рад, что не перекусил по дороге.
При мысли об ужине Беннетт вспомнил о своей домашней работе – надо было хорошенько натренировать руку, чтобы изящно и точно повторять все взлеты и выверты причудливой росписи По. Он дал официанту на чай, получил в ответ усталый кивок и направился к своему «мерседесу». Там его наконец-то ждал штрафной талон, заткнутый за левый дворник. Со вздохом облегчения Беннетт сунул его в карман и поехал в свой новый дом (точнее, завернул за ближайший угол) с приятным чувством исполненного долга.
Вечернее солнце еще освещало террасу, и теплые отсветы играли на стенах гостиной. Беннетт порылся в музыкальном наследии По – фу, сплошная опера. Он мельком подумал, а не послушать ли для разнообразия оперу, вдруг он расслышит в коллективном звучании хора голос мамочки, передернул плечами и поставил сборник арий в исполнении Френи. Пусть прекрасная музыка сопровождает его творческий процесс. Интересно, а подделка подписи с согласия ее владельца – это преступление или как? Ладно, это вопрос чисто эмпирический, он тут ни при чем. Он живет здесь, в квартире По, и поэтому будет вести себя как По и подписываться как По. Беннетт устроился поудобнее на диване за кофейным столиком, разложил на стеклянной поверхности блокнот и вытащил образец подписи. Поначалу ему пришлось повернуть ее вверх ногами, как По и советовал. Этот процесс почему-то вызвал у него болезненные воспоминания о школьных годах: в наказание за разговоры на уроке его заставляли написать сто раз фразы типа: «я не буду болтать на уроках» или «болтун остается невеждой». Все же насколько проще переписывать всего четыре буквы, пусть хоть и сто раз. Через час его вариант подписи «Дж. По» был вполне похож на оригинал – достаточно для того, чтобы провести скучающего официанта.
Взгляд Беннетта упал на одну из книг, лежащих на столе, – квадратный томик небольшого формата, на обложке – фотография грязной натруженной руки, держащей бесформенный черный комок. Название, написанное белым шрифтом по черному фону, гласило: «Трюфель: загадка черного бриллианта». Он полистал книгу. Она была полна иллюстраций – фотографий роющих землю собак, грязных рук, сжимающих трюфели, или чистых рук, сжимающих пачки банкнот, десятков морщинистых, обветренных лиц. В начале главы под названием «Трюфельные мошенничества» Беннетт обнаружил несколько листков бумаги, исписанных летящим почерком По, – какие-то цифры и комментарии. Как забавно, подумал Беннетт и решил почитать заметки По за ужином.
Его собственные знания о самых дорогих в мире грибах, хоть их и нельзя было назвать энциклопедическими, все же выходили за рамки сведений простого обывателя, который пробует трюфели раз в жизни, и то во время неукротимого приступа экстравагантности. Но Беннетт долго жил во Франции, а там невозможно пробыть хоть сколько-нибудь длительное время, не почувствовав всей важности, нет, скорее священной силы, которой обладают эти удивительные природные феномены с их острым, пикантным вкусом. Да, французы преклоняются перед трюфелями, бесформенные черные комки считаются бриллиантами в короне La France gastronomique.[36] Колебания цен на трюфели становятся предметом обсуждения в газетах. Об их качестве, которое год от года меняется в зависимости от погодных условий, ведутся жаркие споры в барах и ресторанах по всей стране. Гурманы-патриоты от Лилля до Каркассона сходятся во мнении, что качество французских трюфелей многократно превышает вкусовые свойства белых итальянских – и горе тому, кто осмелится с ними спорить. Если в англосаксонских странах чистоту превозносят настолько, что порой путают ее с благочестием, то французы не такие. Они, по крайней мере, честны в том, что главное для них – желудок, и плевать им на мыло и кувшин с водой, поэтому, наверное, трюфели и стали иконой именно здесь. Кстати говоря, в некоторых деревнях до сих пор проводят «трюфельные службы» в честь окончания особенно удачного сезона. Другими словами, трюфели для французов – священный объект, а к этому добавляется трепет при мысли об их совершенно неприличной дороговизне. Если, конечно, вам надо самому платить за них, усмехаясь про себя, подумал Беннетт.
Как-то в январе, когда было ужасно холодно, он провел целый день на склоне горы Мон-Ванту в компании дяди Жоржет по имени Бертран, который зимой занимался braconnage,[37] или нелегальным добыванием трюфелей. Вся деревня знала об этом, но все молчали, поскольку дядя, не скупясь, раздавал сельчанам некондиционные грибы и очистки. Он никогда не занимался торговлей, нет, ему было достаточно самого процесса поиска, невероятной радости от находки очередного гриба, чувства невиданной свободы, что они достаются ему бесплатно, ну и конечно, он обожал их готовить и поглощал во всех видах. Дядя Бертран работал вместе со своей таксой – низкорослой, кривоногой и крепкой сучкой. Перед мысленным взором Беннетта сразу же предстала картина: грузный пожилой мужчина стоит на четвереньках и осторожно ковыряет землю тонкой палочкой, а рядом с ним в нервном ожидании застыла собака и наблюдает за его работой. В тот день они наковыряли немало трюфелей, а потом у себя дома Бертран приготовил ему лучший омлет, который Беннетт когда-либо пробовал. Даже сейчас при мысли об этом омлете рука Беннетта сама потянулась к телефону.
Он заказал столик в «Людовике XV» и проверил, открыт ли там для него счет. «Bien sûr, monsieur Рое, bien sûr. À très bientôt»,[38] – произнес профессионально приветливый голос на том конце провода. Однако как мило люди разговаривают с богатыми, подумал Беннетт и пошел вниз принять душ. В гостиной его приветствовали звуки «Травиаты», лившиеся из стереосистемы. Благодаря встроенным колонкам опера была прекрасно слышна и в спальне, и в ванной комнате размером с олимпийский бассейн.
Спустя полчаса, облаченный в легкий светло-серый костюм, белую рубашку и небрежно повязанный галстук в черный горох, который, по его замыслу, должен был придать ему вид беззаботного процветания, Беннетт налил себе бокал вина и вышел на террасу. Уселся в кресло и стал разглядывать освещенные неоновыми фонарями пальмы и поблескивающую вдали черноту залива. В воздухе висело ощущение магического присутствия – неуловимого, эфемерного, но от этого не менее ощутимого. Подумать только, он – часть гламурного мира, ну кто бы мог себе такое представить? Через полчаса его ждет лучший в мире ужин. Единственное, чего ему не хватает, – это компании, с которой он мог бы разделить прелести жизни миллионера на содержании. Завтра надо будет позвонить и выяснить, остались ли еще свободные девчонки из числа его прошлых знакомых. Время бежит, многие из них променяли свободную жизнь на «набор счастливой женщины»: деревенский домик, пару сопливых ребятишек и «вольво» в гараже.
