Обратил внимание на то, что трое стражников, которые стояли на стенах, и их командир, который облокотился на перила у входа в надвратную башню, скептически наблюдали за глупым мальчишкой, бегающим по кругу не от здравого ума, и посмеивались. А когда я стянул с себя одежду и попросил вылить на голое тело пару ведер холодной воды, желающими сделать это оказались все вышедшие из казармы кирасиры, но очень удивлялись, что такое дело мне нравится. С тех пор на то, как на меня выливают холодную воду, прибегала смотреть вся дворня. Дона тоже наблюдала: тихонько, в окошко, из-за шторки. Ну и ладно, точно так же делал дома, в Каширах, и ничего, не стеснялся и сейчас не вижу ничего такого, чего бы можно было стыдиться.

Познакомился с Педро, командиром охраны замка, Луис сказал, что он неплохой рубака. И вот ежедневно по паре часов мы стали проводить с ним в спаррингах на палашах. Оказалось, что для меня не соперник. Даже втроем, когда он брал еще двоих кирасир, сделать они со мной ничего не могли. Проходило совсем немного времени, по моим представлениям минут восемь – десять, и последний условно убитый отваливал в сторону. Нет, такие вояки для наших казаков совсем не противники.

Поначалу Педро очень психовал; ну как же, какой-то мальчишка разделал его, матерого бойца, под орех, затем резко сменил свое отношение ко мне на уважительное. Теперь не было такого дня, чтобы он яростно не пытался меня достать.

Луис тоже, хоть и хвастался своими отличными учителями, оказался не ахти каким фехтовальщиком, по крайней мере был слабее меня. Вдруг вспомнился дед Опанас, который до последнего дня больно лупил по заднице за каждую, по его мнению, ошибку, но отцу и пану Чернышевскому за чаркой громко шептал, потрясая кулачищем и думая, что ничего не слышу: «Из моего внука будет добрый казак!»

Ничего-ничего, и вы, отец, и вы, дед, и вы, остальные подло убиенные братья-товарищи, подождите совсем недолго. За каждую каплю пролитой вами крови рассчитаюсь сполна.

Так и проводил дни: утром бег, затем спарринги – один после завтрака, второй ближе к вечеру. И два обливания холодной водой. Дворня и кирасиры стали привыкать к таким чудачествам. Луис, большой любитель спать до обеда, тоже однажды попробовал, но затем завизжал так, что перепугал всю дворню, а тетушку еще и смутил своим видом. Тоже мне, моряк называется.

Вечера, а очень часто и все время сиесты мы проводили в обществе доны Изабеллы. Одинокая, лишенная простого человеческого общения, она еще и еще раз пытала Луиса о его мытарствах, затем переключалась на меня. А мне находиться рядом с ней было и приятно, и грустно, меня тянуло к ней, она напоминала мне Мари. Нет, я не влюбился. Несмотря на молодое тело с возбужденными гормонами, влюбиться мужчине с суммарным возрастом в восемьдесят лет, наверное, достаточно сложно. Отвечая на ее расспросы, поведал о себе, о покойных родителях, о своей стране, земле, людях, обычаях. Она слушала о неведомой Украине, Литве, Московии и от удивления широко распахивала глаза.

Находясь в замке, старался тоже не скучать, очень заинтересовался его архитектурой, облазил и стены, и башни. Интересно выглядела самая большая из них, вытянутая овалом. Если на всех остальных были бойницы с зубцами прямоугольной формы, крытые свинцом, то здесь имелись еще три выносных, для нападающего противника очень неудобные. В защитных стенах наверху – бойницы, а внизу – узкие защитные окошки. Впрочем, кому здесь нападать? Феодалы друг друга не прессуют уже лет пятьдесят, поэтому нынешняя охрана – чисто декоративная, разве что от разного бродячего отребья.

Сам замок был сложен из камня, и мне показалось интересным побродить по коридорам и заглянуть в различные ниши и закутки. Еще в той жизни мы с Мари и Лиз частенько выезжали на экскурсии – поглазеть на разные сохранившиеся крепости.

Однажды, зайдя в одну глубокую нишу, услышал приглушенные, но отчетливые голоса. Я видел, что в замок приехала какая-то карета, и понимал, что хозяйка, наверное, общается с гостем, а здесь почему-то все было слышно. Развернулся, собираясь уходить, но резко остановился, услышав повышенный тон разговора.

– Нет! Вы ведете себя вызывающе, и я требую уважения, вы в доме де Гарсиа! – говорила дона Изабелла.

– Да! Когда твой де Гарсиа приходил ко мне за деньгами, он кланялся как последний свинопас. И никуда ты не денешься, – возразил злорадный голос.

– Но это не остров какой-то, наши земли вместе с замком стоят пятнадцать тысяч золотом, то есть восемьдесят четыре тысячи серебром.

– Ну и что? Поблагодари своего покойного никудышнего супруга, который заложил все это за двадцать тысяч пиастров и утопил в океане вместе с собой, кораблем и товаром.

– Но вы ведь тогда согласились! Сейчас у меня есть только одиннадцать тысяч. Ведь я рассчитывала на эту отсрочку, мне обещал дядя покойного мужа, он хороший человек и выполнит свое обещание, вы же знаете. Дядя вот-вот должен вернуться из Нового Света!

– Обстоятельства изменились, у тебя три дня.

– Тогда завтра же выставлю все на продажу и получу тысяч шестьдесят, но никак не двадцать.

– Не успеешь. И ответ мне нужен немедленно. Либо мы идем под венец и этот вексель будет твоим приданым, либо через три дня, если не выложишь двадцать тысяч, уберешься из замка на тележке, запряженной старым ослом. Запомни, все это имущество так или иначе будет принадлежать мне. И поверь, мне очень хочется, чтобы хозяйкой здесь осталась именно ты.

– Вы желаете за четверть цены забрать мои земли. Вам хочется, чтобы вся учиненная вами грязь не вывалилась наружу, чтобы свет не осудил вас!

– Это неважно, чего мне хочется, важно, что как жена ты меня вполне устраиваешь.

– Мне нужно подумать.

– Два дня. Затем вынужден буду пойти в исполнительную службу алькальда и объявить о положении дел.

В это время послышались какой-то стук и голос Луиса:

– Тетушка, ты здесь? Можно к тебе?

– А! Луис, мальчик, здравствуй. Слышал, ты попал в плен к пиратам?

– Здравствуй, дон Аугусто. Да, было дело, но выбрался.

– Луис, дон Аугусто уже уходит.

– Дона Изабелла! Прошу тебя. Буквально несколько слов о делах Луиса.

– Хорошо, – сказала она, послышался удаляющийся стук каблучков.

Я тоже не стал задерживаться, вышел из ниши и по извилистому коридору направился к выходу. На улице ярко светило солнце, время подбиралось к полудню. Прямо посреди двора стояла карета гостя, запряженная парой гнедых, на ее козлах неподвижно сидел аккуратно одетый здоровенный мавр в соломенной шляпе с большими полями. А на плацу у казарм, одна из которых давно пустовала, Педро вместе с десятком отрабатывал имитацию отражения атаки противника в пешем строю. Увидев меня, махнул рукой, распустил бойцов и слегка улыбнулся:

– Полить вас водичкой, дон Микаэль?

– Не сейчас, Педро, хочу немного мерина размять.

– Сейчас распоряжусь. Эй, Хуанито. – Из конюшни выскочил мальчишка лет тринадцати. – Оседлай сеньору его вороного.

– А это кто приехал, сосед доны Изабеллы?

– Да нет, – скривился он, – это дон Аугусто де Киночет, он живет в городе, года три как приехал из Нового Света.

Педро склонил голову, нахмурил брови, немного помолчал и продолжил:

– Нехороший человек, у него в услужении была племянница моего десятника, нехорошо он с ней поступил. Теперь к нему никто не хочет наниматься, так и живет со старой каргой и двумя маврами, с которыми прибыл из Нового Света. И какие у нашей хозяйки с таким человеком могут быть дела? – Затем, поднял голову, взглянул на меня и замялся. – Простите меня, дон Микаэль, я не должен был этого говорить.

– Да ерунда, – хлопнул его по плечу.

В это время мальчишка вывел моего Нигера.

Где живет Аугусто де Киночет, разведал быстро. Проскакав около четырех километров к городу, немного постоял на въезде, у рыночной площади, и увидел приближающуюся карету. Что-то недолго он с Луисом беседовал. Отпустив карету метров на сто, двинулся следом.