Идеально заточенные карандаши — в серебряном стакане справа. Ежедневник в обложке из дорогой кожи — точно по центру. Стопка листов чистой бумаги — слева. Прямо перед ним, ровно в трех сантиметрах от края стола и строго параллельно ему, — папка с текущими документами. Телефонный аппарат на низеньком столике под правой рукой. Чисто, аккуратно, по-деловому.

Он посмотрел на часы. Через семь минут придет Хью Бэгшо. Билеты на завтра уже заказаны. Отель зарезервирован. Из офиса он сегодня уйдет на сорок пять минут позже, так, как завтра у него уже не будет возможности заехать сюда перед отъездом.

Взгляд мистера Карлайла непроизвольно переместился на правый край стола. Здесь должны бы были стоять семейные фотографии в серебряных рамках — так принято. Очень жаль, что ему нечего сюда поставить.

Он недовольно скривился, вспомнив Риту. Вот уж для кого серебряная рамочка не подходит, так это для нее. Ей нужно что-нибудь пышное, в стиле барокко. Или лютый модерн, что-то из алюминия и титана с вкраплениями платины.

Какое счастье, что этот кошмар закончился.

Он женился на Рите Дельгадо, будучи уже достаточно зрелым мужчиной, в тридцать три года. Женился, влюбившись насмерть в буйные черные кудри, огненный взгляд, яркий чувственный рот и роскошное тело. К тому времени его счет в банке был уже вполне впечатляющим, жил он в собственном доме в одном из фешенебельных районов Чикаго, карьера стремительно шла в гору, и потому красавица Рита — помимо страстной влюбленности, которую она ему внушила, — была прекрасным дополнением к облику молодого преуспевающего бизнесмена.

Он бросил к ее ногам мир и свою чековую книжку, а она… Она благосклонно приняла эти дары. И два года они жили счастливо. Так он полагал. В то время он был готов уставить ее портретами все помещения, в которых ему приходилось бывать.

Через два года выяснилось, что свое роскошное тело Рита дарила, еще троим мужчинам, причем одновременно с ним, ее мужем. Потом выяснилось, что чековая книжка служила этим троим источником существования, причем безбедного, и весьма разгульного. Рита и не думала скрывать свои отношения с любовниками, по крайней мере, все, кроме него, в Чикаго об этих отношениях знали. Банально до ужаса. Карлайл потребовал развода. Рита пожала точеным плечиком — и отсудила у него дом в фешенебельном районе и две трети бизнеса.

Мэтью Карлайл умел и любил работать. У него был талант к руководству, он это знал, и потому за будущее можно было бы не опасаться, если бы не одно «но».

Предательство женщины выбило у него из-под ног почву.

Возможно, он мог бы ее понять, будь он нищим импотентом со статусом бездомного бродяги. Или инвалидом, существующим исключительно на свою пенсию. Или древним старцем. Тогда ее предательству нашлось бы хоть слабенькое — но объяснение. Однако Рита посмеялась над молодым, богатым и привлекательным мужем только по одной причине: она его никогда не любила и всегда хотела только его денег. Ничего личного, бэби!

Он с самого детства отличался выдержкой и хладнокровием, истерику и депрессию он не узнал бы, даже выскочи они из-за угла и дай ему по голове, и потому в один прекрасный вечер, привычно ужиная в ресторане «для избранных», Мэтью Карлайл спокойно и педантично решил просто покончить с собой. Без всяких истерик.

Старик за соседним столиком пристально смотрел на Мэтью и слегка ухмылялся. Карлайл его знал. Старый змей Бэгшо, миллионер и хулиган, давно разменявший девятый десяток и недавно женившийся по любви — говорили, что по обоюдной, — на двадцатипятилетней скрипачке академического оркестра.

Мэтью недовольно посмотрел на старого Бэгшо. Что он себе позволяет? Чего он уставился?

Бэгшо кивнул ему, заметив, что смог привлечь внимание, и приглашающее похлопал по свободному креслу рядом с собой. И Мэтью Карлайл почему-то принял приглашение.

Они проговорили весь десерт, потом бренди и две сигары. Итогом беседы стало предложение… от которого не отказываются. Бэгшо не юлил, называл вещи своими именами и перспективы обрисовал совершенно четко. Через неделю Карлайл выехал в Гонконг в качестве полномочного представителя головной фирмы Бэгшо, наделенного широчайшими полномочиями. Фактически старик отдал ему на откуп весь азиатский филиал. Номинально Мэтью работал на Бэгшо, но на самом деле получал полную свободу действий.

Старикан был великолепным психологом. Мэтью Карлайл на тот момент не имел ни малейшего желания работать на самого себя, но врожденное чувство ответственности не позволило ему халатно отнестись к обязанностям в отношении другого человека. Работа постепенно захватила его, а время исцелило сердечную рану. Ну… по крайней мере, затянуло.

Заболев, Бэгшо первым делом известил своего молодого заместителя, и через полгода Мэтью Карлайл вернулся в Чикаго, чтобы принять в свои руки «Бэгшо Индепендент»…

— Мистер Карлайл?

— Да, Холли.

— Звонил Хью Бэгшо, просил извинить его. Небольшое дело в отделе маркетинга. Он задержится минут на пятнадцать, если вы не против.

— Не против.

Никаких угрызений совести Карлайл не испытывал. Он прекрасно знал, за что и почему старый Бэгшо отдал ему свою фирму. Просто «Бэгшо Индепендент» было любимым детищем старика, и он хотел быть уверенным, что и после его смерти дело не развалится. О Карлайле он наводил справки и внимательно следил за его бизнесом почти с самого начала. Мэтью ему подошел по всем статьям — вот на него и пал выбор.

Родственники не остались внакладе. Если на то пошло, фирма давала наименьший из всех предприятий Бэгшо доход. Родственники получили миллионы Бэгшо, а что до самолюбия… Мэтью Карлайл очень хорошо знал ему цену. Особенно — дешевому.

Хью Бэгшо, у которого сейчас неведомое дело в отделе маркетинга, был принят на работу отнюдь не потому, что Карлайлу было неудобно перед ним. Просто для связей с общественностью молодой, общительный, коммуникабельный парень с хорошими связями подходил очень хорошо. Ничего личного.

Хорошо, что он задерживается.

Можно позволить себе еще немного воспоминаний.

Маленький Мэтью внушал нянькам и учителям почти благоговейный ужас. Не плакал, не капризничал, не боялся Буки и Джона-Из-Темноты, без напоминаний мыл руки после прогулки и в пять лет уже бегло читал Диккенса и Марка Твена. Хорошим манерам его учить не пришлось — он сам мог с успехом обучать им не только сверстников, но и старших.

После окончания частной школы в Англии он вернулся в Штаты, поступил в университет в Висконсине. Забавы и проделки студенческих лет миновали его стороной, в памяти остались исключительно библиотека и учебные аудитории. Друзей в университете он тоже не приобрел.

Свою первую женщину Мэтьюс Карлайл откровенно забыл. То есть она, без сомнения, была, и случилось ЭТО на последнем курсе, в тесной комнате студенческого кампуса, и училась она на том же факультете… Но вот, как ее звали, как они познакомились и даже, как она выглядела, он не помнил. Помнил только смутные ощущения — резкий запах духов, бессвязный шепот и внезапно навалившуюся усталость. Ни восторга, ни пламени, щедро описанных в произведениях классиков литературы, он не испытал.

А ведь она потом пыталась стать «его девушкой», вдруг вспомнил он. В театр они ходили, на выставки какие-то… Как же ее звали? Перед дипломом все стало совершенно неважно, и он, честно говоря, просто не заметил, в какой именно момент она исчезла из его жизни. Элис? Эдна? Эдит?

Потом было очень много учебы и работы, первый бизнес, первые успехи и неудачи, и за всем этим у него совершенно не оставалось времени на то, что называют личной жизнью. Видимо, потому и случилась эта влюбленность в Риту Дельгадо — как компенсация за юность.

Урок, преподанный женой, оказался жесток. Даже в Гонконге, этом рассаднике соблазнов, мистер Карлайл был едва ли не единственным бизнесменом, чьи романы никогда не служили предметом обсуждения, ибо их просто не существовало.

Природа требовала свое, молодой здоровый, мужчина вряд ли смог бы прожить совсем бес женского общества, но Мэтьюс Карлайл никогда, ни разу за все эти годы не подпустил ни одну женщину близко к своему сердцу. К телу бывало, но не к душе. Ничего личного, бэби…