Навсегда.

Как только дверь ванной закрылась за спиной Андреа, Никос вызвал стюарда, распорядился принести из столовой шампанское и приготовить постель, а сам закрылся в соседней ванной. Бриться не было нужды, он побрился перед ужином, оставалось только переодеться.

Он был возбужден, сказывалось воздержание последних недель. Его мысли вернулись к самому началу, когда он впервые задумался о сложностях, сопряженных с женитьбой на незнакомой внучке Йоргоса Костакиса. Его тогда волновали ее невзрачная внешность и то, что в первую ночь придется держать себя в узде, чтобы причинить как можно меньше боли своей кроткой жене.

Никос усмехнулся. Вот уж кроткой Андреа никак не назовешь. Кротости в ней ни на грош.

А ты хотел бы, чтобы она была такой? — спросил его внутренний голос, и ответ пришел незамедлительно. Ни в коем случае! Он хочет, чтобы она была… чувственной, страстной, горячей, пылкой, возбуждающей…

Господи, он хочет ее! Хочет, как никакую другую женщину!

Никос достал из шкафчика горсть маленьких серебристых пакетиков. Ему сегодня понадобится не один такой, подумал он, и тело отозвалось мощным приступом желания.

Андреа ждала его, стоя посередине комнаты. У Никоса перехватило дыхание, напряжение стало невыносимым.

Она была прекрасна! Пышные волосы свободно падали на плечи, прозрачный шелк пеньюара не скрывал линий ее тела, груди дразняще натянули тонкую ткань.

Желание жгло его точно огнем.

— Ты такая красивая… — проговорил он, внезапно охрипнув.

Чувство радости затопило Андреа, радости и желания рвануться к нему, ответить ему… Но страшная реальность заставила ее замереть на месте.

Ты такая красивая…

Ее губы скривились, глаза странно заблестели.

— Я красивая?

Ей ничего не остается, как довести игру до конца. И исход ее заранее известен.

— По-твоему, я красивая, да, Никос? Ты так считаешь?

Она провела руками по шее, подняла волосы, и они засияли точно пламя, потом медленно погладила себя по плечам, обнажая их, и коснулась пальцами — грудей. И все это она делала, неотрывно глядя в глаза Никоса.

— Я красивая, да, Никос? Твоя красивая жена?

Он не мог вымолвить ни слова, в горле пересохло, а кровь бешено бурлила в жилах.

Она улыбнулась странной, какой-то далекой улыбкой. В душе ее царили холод и мрак. Она понимала, что поступает жестоко, но это был единственный путь. Единственный.

Андреа приблизилась к кровати и легла на спину, прикрыв шелком грудь и ноги.

— Так ты считаешь, Никос, я достаточно красива для твоей постели?

Никос метнулся к кровати, не скрывая владевшего им возбуждения. Что же она за женщина? — лихорадочно размышлял он. То была холодна как лед, требовала немедленного развода, презирая его за низкое происхождение, а теперь лежит перед ним, соблазнительная и прекрасная, манит, зовет его.

— Покажи мне свое тело, Андреа…

На лице ее застыла горькая гримаса, но он не смотрел на ее лицо, он видел только округлые очертания ее бедер, ее грудь, ее живот…

— Покажи мне…

Она провела рукой по бедрам, отодвигая легкую ткань.

Ее глаза были устремлены на него, и в них не было никакого выражения.

Стало тихо — так тихо, что Никос услышал биение своего сердца.

Господи боже мой…

Он смотрел на ее ноги: страшные шрамы, глубоко врезавшиеся в изуродованные мышцы, опутывали их отвратительной сеткой.

Ужас — вот что увидела Андреа в его глазах. С застывшим лицом она встала с постели.

Он сделал шаг в сторону. Андреа натянула пеньюар на плечи и затянула потуже поясок. Все, панцирь на месте, она больше его не снимет.

—  Finita la comedia, — произнесла она ровным голосом. — Я буду спать в другой комнате. Если вы будете так любезны и распорядитесь причалить завтра в Пирее, я сама уеду в аэропорт.

Андреа повернулась, чтобы уйти. Никос задержал ее, схватив за руку. Она посмотрела на его пальцы, обхватившие ее предплечье.

— Пустите меня. Никос. Не надо ничего говорить. Я думала, это не понадобится. Думала, не придется заходить так далеко, чтобы вы согласились на развод. Но оказалось, что это… — она запнулась, — самый верный способ убедить вас. Пожалуйста, дайте мне уйти. Я возьму мои вещи и поищу какую-нибудь другую комнату… каюту… или как они там называются на этой яхте.

Никос сел на край кровати и усадил жену рядом с собой, не выпуская ее руки.

— Как это случилось? — спросил он.

Андреа почувствовала, что вот-вот заплачет.

— Как это случилось? — повторил он еле слышно.

Андреа уставилась в пол. Золотистые разводы на ковре двоились и расплывались. Наконец она заговорила:

— Попала в аварию, мне было пятнадцать. За рулем был брат одного моего одноклассника. Мы ехали домой из кино. Я помню немного. Машина вдруг вильнула… колесо лопнуло или еще что — то… потом посыпалось стекло… и мы ударились о стену. Я была на пассажирском сиденье, меня зажало, спасателям пришлось меня вырезать. Мне размозжило ноги. Врачи в больнице хотели… хотели… Они сказали, что надо ампутировать.

Не слыша тяжелого дыхания сидевшего рядом мужчины и не чувствуя, как сжались его пальцы у нее на запястье, она продолжала рассказывать, уставившись глазами в ковер:

— Мама им не разрешила, сказала, они должны их спасти. И они… спасли. Я месяцами лежала в больнице. Кое-как все срослось в конце концов, и мне разрешили сесть в инвалидную коляску. Они говорили, что я никогда не смогу ходить. Но мама сказала, что я буду ходить. И… я стала заново учиться. Мама отвезла меня в одно место, где таким, как я, помогают научиться владеть своим телом. Потом мне сделали еще несколько операций.

Узор на ковре снова расплылся, Андреа проглотила слюну.

— Знаете, мне ужасно повезло, просто сказочно повезло. Я это поняла еще в больнице. Многим гораздо хуже, чем мне. Единственное — я должна быть осторожной, не перетруждаться. И еще я никогда не выйду замуж. — Ее голос дрогнул, но мгновение — и он снова зазвучал ровно: — В конце концов, это не так уж и плохо. Я смирилась с этим. Я же знаю, ни один мужчина не захочет меня, стоит ему только увидеть…

Она умолкла.

Никос медленно опустился на колени у ее ног и приложил ладони к бедрам. Под невесомой тканью прощупывались рубцы.

Андреа хотела встать, попыталась отодвинуть ноги, он не дал. Его темноволосая голова склонилась, ладони мягко заскользили по ее изуродованным ногам до лодыжек, потом так же мягко и медленно — вверх к бедрам.

А потом он наклонился еще ниже и поцеловал ее ноги, одну и другую.

Андреа застыла в мертвой неподвижности, казалось, она даже не дышит, только билось сердце да одна мысль сверлила мозг:

Как он может их трогать? И ему не противно?

Тяжелое воспоминание всплыло у нее в памяти. Его звали Дэйв, он пользовался успехом у девушек. К ней он стал подкатывать сразу же, как только увидел, а ее отказ лишь раззадорил его. Ей было двадцать два, и она уже знала, что ее ноги останутся изуродованными на всю жизнь. Она сторонилась мужчин, но Дэйв не отставал, он был хорош собой, и она в конце концов не устояла. Ей так хотелось быть как все, встречаться с молодыми людьми, узнать, что такое секс. Она мечтала о любви. Какое-то время они встречались.

Так было до той ночи, когда Андреа решила наконец, что в двадцать два года пора расстаться с девственностью, тем более что Дэйв так сильно ее хочет…

Она помнит выражение его лица, словно это было вчера. Помнит сдавленный вскрик, вырвавшийся из его горла. Ей никогда не забыть, как он обозвал ее.

Уродка.

Колченогая уродка.

— Никос…

Она обхватила ладонями его голову. Его волосы на ощупь были мягкие как шелк.

— Никос, не надо, прошу тебя… Никос… — Ее голос был еле слышен.

Он коснулся пальцем ее губ.

— Тихо, сейчас не время для разговоров.

Так началась их первая ночь любви.

Эта ночь стала испытанием для Никоса. Были важны каждое движение, каждый жест, каждое прикосновение. Ничто не должно было произойти самопроизвольно.