Вечером в лагерь было необыкновенно тихо, и я решила, что воины все же подумывают о сдаче. Но потом Бегущий Теленок сказал свое слово, и я знала, что он говорит за всех, потому что у всех наших людей была в общем-то одна судьба. Он говорил тихо, и голос его звучал бесстрастно, словно он рассказывал о ком-то другом, а не о себе. Остальные слушали его и согласно кивали.

– Мне было двенадцать, когда все случилось, – так начал свой рассказ Бегущий Теленок. – Мой отец решил навестить своего брата, который жил у истока реки Гайла. Мои три брата с женами поехали с нами. Помнится, дело было весной, и все вокруг было в цвету. Мы не спешили и делали в день всего миль десять-пятнадцать, а потом располагались на ночлег. Так прошли три дня. А потом появились бледнолицые. Наши женщины перепугались, но отец постарался их успокоить, сказав, что мы не воюем. Они-де сами все поймут, как только увидят, что с нами наши жены. Однако моя жена не рассчитывала на это, поэтому отец привязал к копью белый флаг и приказал матери не баламутить остальных женщин, а заниматься своими делами.

Когда бледнолицые увидели наш флаг, они тоже привязали такой к дулу ружья, подъехав к нашему лагерю. Отец и братья вышли им навстречу, и они расстреляли их первыми. Мама спрятала меня под одеялами и приказала оставаться там, что бы ни случилось. Потом она взяла белый флаг и сама отправилась разговаривать с бледнолицыми, убившими ее мужа и сыновей. А они стали стрелять ей в голову и в грудь и стреляли, пока им не надоело. Жен моих братьев они тоже застрелили, но сначала изнасиловали их. Когда начало темнеть, бледнолицые уехали со скальпами моих родичей и с нашими лошадьми. Я все видел собственными глазами. В тот же вечер я похоронил моих близких, а наутро отправился вдогонку за белыми глазами. Я догнал их и убил всех спящими, перерезал им глотки, как учил меня отец. С тех пор я убиваю всех бледнолицых, которые оказываются у меня на дороге.

В Вашингтоне сдержали свое слово. Не прошло и месяца, как двести солдат разъезжали по пустыне с приказом убить нас всех до одного, то есть вождя по имени Два Летящих Ястреба и его воинов. Однако разведчики Тени знали свое дело, и мы были в курсе всех передвижений белых и всех приказов, включая тот, по которому им было запрещено покидать наши места, пока Два Летящих Ястреба живой и на свободе.

В октябре наше положение ухудшилось. Солдаты, шедшие за нами по пятам, были ветеранами, не первый год сражавшимися с индейцами и знавшими их трюки. Они не совершали дурацких ошибок и не теряли нас из виду надолго. Наши привычные хитрости не срабатывали. В засады никто не попадал. Завидев полдюжины индейцев, они не бросались очертя голову за ними в погоню, как это бывало раньше.

В первый раз я видела, что воины Тени приуныли. Во-первых, солдат было раза в три больше, чем нас. Во-вторых, они были лучше вооружены и у них были гораздо лучше лошади, если, конечно, не считать Красного Ветра и коня Бегущего Теленка. Самой большой нашей заботой стала еда, вернее, ее отсутствие. У воинов, которым солдаты наступали на пятки, не было времени на охоту, и мы начали голодать.

Как-то вечером Большой Конь, Два Пера и Желтый Олень предложили забраться в лагерь белых и украсть там еду. Тень и Бегущий Теленок, взвесив все за и против, решили, что стоит рискнуть. Вскоре после полуночи три добровольца бесшумно выскользнули из лагеря. Мне не спалось, и, накинув на себя одеяло из бизоньей шкуры, я отправилась на поиски Тени.

Отыскала я его возле затухавшего костра. В темноте он показался мне одиноким и грустным, я поняла, что он вспоминает своего отца Черного Филина и прежние времена, когда индейцам вольготно жилось в их стране. Я знала, что он беспокоится обо мне и о нашем будущем ребенке. И еще он боится, как бы чего не случилось с тремя воинами, отправившимися в лагерь противника. Желая его утешить, я подошла и положила руку ему на плечо.

Ни слова не говоря, Тень обнял меня, и мы долго стояли так.

– Они уже должны были бы вернуться, – примерно через полчаса сказал Тень.

Не успел он это сказать, как в тишине раздались выстрелы. Воины вскочили со своих мест, схватили оружие и приготовились к бою. Еще минут через пятнадцать в лагерь вернулся Большой Конь. Он был один, и воины обменялись понимающими взглядами в ожидании, пока он заговорит.

– Там оказались два солдата в засаде, – сказал Большой Конь, едва переведя дух. – Мы их не заметили, а потом было уже слишком поздно. Желтый Олень успел убить одного, прежде чем в него тоже выстрелили. Два Пера был ранен, когда мы прыгали из фургона. На него сразу же навалились три солдата. Я убил одного из них ножом, а потом убежал.

– Что с Желтым Оленем и Двумя Перьями? – спросил Тень. – Они погибли?

– Не знаю, – едва слышно прошептал Большой Конь и упал без сознания.

Только тогда мы увидели дырку от пули у него в спине. Осмотрев его получше, мы поняли, что рана сквозная, и я, когда перевязывала его, подумала, что ему очень повезло, потому что пройди пуля выше и левее, он был бы уже мертв.

На рассвете Тень и Бегущий Теленок, никому ничего не сказав, ушли из лагеря. Их не было, как мне показалось, целую вечность, и я уже не помнила себя от страха, когда они наконец возвратились.

На лице Тени застыло выражение бессильной ярости.

– Оба убиты. Они повесили их за ноги, как зверей. Оба изрезаны от шеи до живота.

– Они хорошо умерли, – с гордостью прибавил Бегущий Теленок. – Пусть даже с вывалившимися кишками, они до конца остались настоящими воинами.

Дни становились короче, ночи длиннее и холоднее, и солдаты все так же не спускали с нас глаз. В конце октября я сидела одна на вершине скалы, пока воины Тени сражались внизу с солдатами. Тень было легко узнать по его великолепному головному убору, когда он мелькал между синими мундирами и с такой же скоростью и аккуратностью выпускал свои стрелы, с какой солдаты палили из ружей. Коленями направляя Красного Ветра, он давил копытами пеших солдат, не оставляя никого в живых, и мне то и дело слышались боевые кличи на шести-семи языках, сопровождаемые ржанием смертельно раненных лошадей и стонами умирающих людей. Дым становился гуще, пыль поднималась до небес, и я уже ничего не видела из того, что происходило внизу. Перегнувшись в седле, я вглядывалась в даль, как вдруг услыхала рядом голос:

– Эй, глядите-ка, кого я тут поймал!

Я вздрогнула и, оглянувшись, увидела рябое лицо солдата.

– Вроде, я закончил эту драку, – хрипло проговорил он, и не успела я оглянуться, как он уже связал мне за спиной руки, взял под уздцы Солнышко и повел ее вниз в лагерь белых.

Вдалеке я слышала звуки, боя и размышляла о том, долго ли он еще продлится и что будет делать Тень, когда узнает о моем исчезновении.

Когда мы въехали в лагерь, солдат грубо стащил меня с седла и повел в большую палатку. Там сидел седой человек с седыми усами и холодным взглядом серых глаз. Он хмуро повернулся к нам, едва мы оказались внутри.

– Сукин сын! – выругал он солдата. – Я посылал тебя осмотреть местность, а не воевать с бабами!

– Это не простая баба, майор Келли, – хитро улыбаясь, доложил солдат. – Это жена Двух Летящих Ястребов.

У майора брови поползли вверх, и в глазах появился любопытный огонек.

– Он говорит правду, женщина?

Я вспыхнула, когда заметила, что майор с отвращением смотрит на мой вздутый живот, но в голове у меня сделалось как никогда ясно и, вздернув подбородок, я с гордостью произнесла:

– Да. Я – его жена. И горжусь этим.

Майор Келли фыркнул:

– Да? Ну, ты не будешь так задирать нос, когда окажешься за решеткой вместе с врагами твоей страны. Не удивлюсь, если тебя засадят вместе с твоим ублюдком, а ключ потеряют!

Тюрьма! Эта угроза привела меня в отчаяние, которое мне не удалось скрыть. Неужели меня посадят в тюрьму только за то, что я жила с Тенью? И моего ребенка тоже? Нет, они не посмеют держать в тюрьме младенца!