— Никогда не начинай того, чего не сможешь завершить.

В голосе Луиса слышалась насмешка, но за ней ощущалась страсть. В следующее мгновение, захватив инициативу, он опрокинул Габи на спину. Накрыв рукой одну грудь, Луис нащупал сосок, который мгновенно затвердел, и приник к нему жадными губами, лаская через тонкий шелк сорочки.

В сумраке, создаваемом сеткой от москитов, они чувствовали себя так, словно находились в замкнутом, принадлежащем только им двоим мире. Габи прижимала его голову к себе, ощущая, как в нее проникает незнакомое острое чувство, а затем глаза ее закрылись, и она выгнулась навстречу его ищущим губам. Руки, скользившие под сорочкой, наконец, подняли ее кверху, освобождая тело, трепещущее от прикосновений.

— Ты так прекрасна, дорогая, — хрипло прошептал Луис. — Твои каштановые волосы сияют… — он приподнял несколько локонов и уронил их вновь на ее плечи, — а кожа цвета золотистого меда горяча, как у молодого олененка!

Рука Луиса последовала туда, куда уже был устремлен его взгляд, в изгибы ее ягодиц и бедер, затем вновь поднялась выше, легла между ее ног и замерла там. Поглаживая тело Габи большим пальцем, он медленно опускал руку ниже и ниже, пока не проник в пылающую плоть.

Габи тихонько вздохнула, ее пальцы погрузились в волосы Луиса. Он подчинил ее полностью, она только стонала, в то время как его губы и язык продолжали ласки. Будучи не в силах выдержать причиняемую ей сладостную муку, Габи бессильно извивалась в его руках. Ее голова металась по подушке из стороны в сторону, глаза закатились, рот приоткрылся и, наконец, когда Габи уже казалось, что она больше не выдержит, ее мышцы напряглись, спазм сотряс все тело, она громко закричала и замерла.

Казалось, что прошли века, пока она открыла сомкнутые веки. Луис, сидя, гладил левой рукой ее колено, а мизинец правой в это время ласкал завитки волос на ее лобке. Он смотрел на нее из-под своих длинных темных ресниц, и на лице его светилась слабая улыбка.

— Тебе было хорошо?

Чувствуя, что не может встретиться с ним взглядом, Габи кивнула.

— Я… я никогда не могла даже представить… — произнесла она тихим голосом.

— Что это может быть так… приятно? Но, — он провел по ее губам кончиком пальца, — это может быть еще приятнее. Уверяю тебя.

Луис сбросил с себя шорты и, когда он снова повернулся к Габи, она потянулась к нему.

— Нет, дорогая, не спеши. — Он слегка улыбнулся ей чувственной улыбкой. — Так гораздо… приятнее.

Но любовь к нему, потребность ощутить его в себе, слиться в единое целое заставили Габи прижать Луиса к себе.

— Да, Луис!

Она слышала, как прервалось его дыхание, видела, как потемнели глаза, но это пугавшее ее раньше своей силой желание обладать теперь лишь опьянило ее, словно бокал шампанского. Он приподнялся над ней, а затем, приникнув, вошел в нее. Он совершил это так медленно, что каждой клеточкой своего существа Габи ощутила чудесное проникновение упругой плоти в податливую нежность ее тела. Ей показалось, что она умирает и с каждым продвижением Луиса вперед в него переливается часть ее естества.

Затем он начал двигаться, и, захваченная ритмом этого движения, она, совершенно обессиленная, буквально впилась в Луиса. Не будучи искушенной, она думала, что в жизни нет ничего прекраснее тех волнующих ощущений, которые она испытала несколько мгновений назад. Но только теперь Габи поняла, какие дикие, первобытные инстинкты таятся в ней. Она была деревом, которое, кружа, увлекал поток наводнения, могла лишь подчиниться этому потоку, прилагая последние усилия, чтобы уберечь себя от окончательного разрушения.

Но в этом уже не было необходимости. Она полностью находилась во власти чувств, увлекающих ее со все более устрашающей силой. Тело Луиса напряглось, он шептал какие-то слова, смысла которых Габи не могла разобрать. И вдруг его спина выгнулась, словно натянутый лук, и она почувствовала, как сладостная влага наполняет ее, а бурный поток теперь кружит их обоих и несет за собой.

Лицо Габи стало мокрым от слез. Чувствуя себя слишком обессиленной, чтобы пошевелиться, она лежала неподвижно, пока Луис нежно вытирал ее щеки. Неожиданно ее взгляд упал на разбитые костяшки его пальцев со следами запекшейся крови. Не в силах удержаться, Габи схватила эту руку и прижалась губами к незажившим ранкам.

— Почему ты хотела убежать от меня, моя дорогая? — нежно спросил Луис.

— Потому что я боялась, — прошептала она, — боялась, что полюблю тебя, если не убегу.

— От меня? Или от того наслаждения, которое мы вместе испытали?

Он задорно улыбнулся. Лицо его было спокойным, напряжение исчезло. Но Габи показалось, что ее сердце вновь пронзили острым ножом. Она отвернулась, ей захотелось вновь заключить его в своих объятия, прошептать ему: «Я люблю тебя, люби и ты меня, хоть немного».

Но вместо этого она только прошептала в ответ:

— Может быть.

— Ну, теперь ты от меня никогда вновь не убежишь. — Он погрузил руку в копну ее волос и повернул к себе лицом. — И ты теперь это знаешь, не так ли?

Его голос стал жестче, совсем немного, но гордясь тем, что теперь-то она может показать, как уязвлена его словами, прозвучавшими для нее словно неожиданный удар хлыстом, Габи поджала губы. Луис еще принесет ей много неприятностей и горя, Габи знала это. И знала, что должна освободиться от страшного чувственного наваждения, освободиться, пока это еще возможно. Но когда он прошептал:

— Я хочу, чтобы мы лежали в объятиях друг друга обнаженными, — то она спокойно позволила снять с себя ночную сорочку, которую Луис, как и свою рубашку, бросил на пол.

Габи думала, что уже никогда не сможет испытать более сильных чувств. Но когда она почувствовала его возбуждение, ощутила, как к нему возвращается страсть, в ней вновь вспыхнуло ответное чувство. На этот раз они любили друг друга бесконечно долго. Их руки и губы жадно блуждали по телам друг друга, совершая удивительные открытия, и Габи смогла полностью насладиться обладанием мужчины.

Когда губы Габи скользнули по груди Луиса и опустились на живот, она почувствовала, как напряглись его упругие мускулы. А когда она подняла голову, то с радостью увидела, что его резко очерченные скулы пылают, охваченные жаром, а глаза горят огнем страсти. Он криво усмехнулся.

— Я же говорил тебе, что ты окажешься талантливой ученицей… Но, — он приник к Габи, — я не должен быть эгоистом!

Ураган, вновь разразившийся по желанию Луиса, был кратким и яростным. Он бросил их в объятия друг друга и потряс до основания. Когда Луис поднял голову с груди Габи, на его лице застыла ленивая и довольная улыбка насытившегося ягуара, а потом они обнялись и заснули.

— Пора возвращаться, дорогая, — прошептал Луис около губ Габи. — Розита ждет рыбу к обеду. Она и так удивится, что за весь день мы поймали всего несколько штук.

Он рассмеялся, но Габи прервала его смех.

— Мы можем вообще сейчас не возвращаться.

— Да, дорогая, конечно. Но за сегодня всегда следует завтра.

Луис поцеловал ее в шею, а когда она попыталась освободиться, удержал на сиденье маленькой лодки. Они плавно дрейфовали вдоль речной отмели под сенью нависающих над водой веток и лиан. Наконец Луис веслом направил лодку к середине течения и, сев рядом с Габи, дернул за шнур лодочного мотора.

Солнце уже садилось, и его золотистые лучи освещали центральную часть реки сквозь зеленые своды сросшихся и вытянувших ветви над водой деревьев. Большая серебристая рыба ударила хвостом прямо перед лодкой и скрылась в кипящем водовороте. Стайка маленьких птичек, оперение которых в лучах солнца казалось золотисто-абрикосовым, кружилась впереди. Когда, улыбаясь, Габи повернулась к Луису, его лицо, обращенное к солнцу, чистотой своих линий напомнило античную маску.

Странная боль пронзила сердце Габи. Это был момент полного совершенства, и ей хотелось, чтобы он никогда не кончался. Ей не хотелось, чтобы когда-нибудь кончились эти несколько дней, в течение которых они, не в силах выдержать друг без друга ни минуты, рыбачили, купались в море, бродили целыми днями по лесу, а затем ночью лежали в объятиях друг друга, глядя друг другу в глаза до тех пор, пока порыв страсти вновь не овладевал ими, проникая в самые глубины их существа.