Морган вылез из «роллса», а за ним, не отставая, Несносная Муха. Захрустел гравий под итальянскими туфлями ручной работы.
Дверь номера 20 была открыта. Хотя это было не важно.
Аниз лежала на простынях, залитая кровью и родильными жидкостями. Кожа побледнела и стала серой, глаза запали в орбиты. К груди она прижимала измазанный кровью узел. Она съежилась, увидев в дверях Моргана с его верными – и сильными – ренфилдами.
– Ты огорчаешь меня, дитя мое.
Она закрыла глаза, стараясь подавить привитые рефлексы, которые его физическое присутствие в ней пробудило. Но мало было просто отключить визуальные раздражители. Он был в ней повсюду: в мозгу, в ноздрях, во вкусовых пупырышках на языке. Он был всем, он был во всем. Он был неизбежен, неудержим.
– Я не твое дитя! – попыталась она произнести твердо, но получилось скорее капризно, чем гневно.
Губы Моргана растянулись в тонкой и злобной улыбке.
– Если не я твой отец, то кто же? Бог? Сатана? Беломазый из Уотсонвиля, искавший дешевую телку? Такова твоя благодарность? Сбежала и убила моих слуг? Так разве должна дочь благодарить отца за все, что он для нее сделал?
– С нейсделал!
Губы женщины задрожали, но ненависть во взгляде не погасла.
– Перестань, дитя мое! Разве такого я хотел для нас с тобой? Ты сейчас сбита с толку, ничего не понимаешь, не знаешь, чему верить, так ведь? Твоя подруга тебя бросила? Она говорила тебе о свободе и свободной воле? Да, это красивые слова, не правда ли? Но всего лишь слова. Фразы для простаков, которыми люди убеждают себя, будто они – хозяева своей судьбы. Нет в этих словах смысла. – Морган широко раскинул руки. – Вернись со мной домой, Аниз, и все будет прощено.
Аниз почувствовала, как тает ее защитный барьер. Она ненавидела Моргана, но каким-то уголком души рвалась броситься в эти сильные, надежные объятия. Думать самой, решать самой – это трудно до изнеможения и даже страшно. Все станет лучше, если она отвергнет эту фальшь свободы воли, даст Моргану взять управление на себя. Гораздо легче сказать «да» и сдаться, стать таким, как он...
Нет! Этого он и хочет! К этому и ведет! Злись, злись, не переставая! Не дай ему победить! Будь сильной, женщина! Если не для себя, то хоть ради Лит...
–Больше ты меня не обманешь, Морган. Я теперь знаю тебе настоящую цену. Я не вернусь!
Пиротик с кожей цвета горелого мяса побрел в угол, где стоял старый черно-белый телевизор на подставке. Глаза пиротика были похожи на яйца вкрутую, но это не влияло на его способность передвигаться. Он нажал кнопку и отступил. На полную громкость полилась из динамика мелодия «Горцы из Беверли».
О бедном горце по имени Джон,
Я вам сейчас спою;
Что день и ночь лез из кожи вон,
Чтоб прокормить семью...
Морган резко повернулся, побагровев от ярости.
– Отключить эту дрянь! Ренфилд! Отгони этого чертова элементала от проклятого ящика!
Пиротик выразил неудовольствие, издав шум истекающего из радиатора пара. Ренфилд хмыкнул и двинулся выключать телевизор. Раздался громкий треск – и половины головы ренфилда как не бывало.
Морган обернулся к Аниз. В ушах еще звенело от выстрела. Дуло пистолета смотрело Моргану между глаз.
– Положи пистолет, Аниз.
– Меня зовут Лакиша!
Морган притворился, что не слышит.
– Я сказал, положи пистолет, Аниз.
Она выстрелила второй раз, но слишком сильно тряслась у нее рука. Пуля попала Моргану не в голову, а в плечо.
– Стараешься, Аниз. Но все-таки мажешь.
– Я тебе сказала, ублюдок, меня зовут Лакиша! – прошипела она, сунула дуло себе в рот и спустила курок. Голова ее лопнула, как перезрелая дыня, забрызгав стену сырым носителем памяти. Морган остался стоять, глядя на капающую со стен жижу, будто разгадывал знамения.
Несносная Муха взял с кровати измазанный кровью узел и подал его хозяину для изучения. Морган скривился при виде мутанта с уродливо выпяченным ртом и носом как у скелета, потом выхватил мерзкий труп из рук Несносной Мухи, тряся им, как тряпичной куклой.
– Вот она, работа Хауэлла! Он мне обещал, что ребенок сможет сойти за человека! Врал, мерзавец! Врал! Ну, этот наркоман мне заплатит!
Морган швырнул труп младенца на труп матери и с отвращением повернулся спиной к этому зрелищу.
– Поджигай!
Пиротик шагнул вперед, челюсть у него пошла вниз, изо рта выпрыгнул ком жидкого пламени, пожирая кровать вместе с мертвыми телами. Комната заполнилась вонью горящего поролона и жареного мяса.
Морган вышел из номера, глядя в ночное небо и не видя его. Во рту держался вкус пепла. Только одно могло смыть горечь поражения – кровь его врага.
– Эй, ты! А ну, держи руки так, чтобы я их видел!
От офиса мотеля через стоянку бежал пожилой мужчина с двустволкой в руках. Полы его халата хлопали, открывая пижамные штаны и грязную футболку.
– Что тут у вас творится? Я слышал выстрелы! Где Смиты?
– Смиты? – приподнял брови Морган. Ситуация его забавляла.
– Не притворяйся, будто не знаешь! Молодая пара, что сняла номер 201. А ну, говори все как есть, а то смотри, дырку в тебе проделаю! Со мной лучше не шутить!
– Не сомневаюсь.
Из номера вышли Несносная Муха и пиротик и встали рядом с Морганом. Менеджер отеля нахмурился и машинально шагнул назад. Глаза его полезли из орбит – он увидел в окнах отблески пламени.
– Гады, вы мне мотель подожгли!
Моргану надоела эта сцена, он зевнул, повернувшись к менеджеру спиной.
– Разберитесь с ним, – лениво махнул он рукой слугам.
– Ты куда, сволочь? – Голос человека с ружьем дрожал от сдержанной ярости. Он шагнул вперед, вскидывая приклад к плечу. – Стой, пока полиция не приедет!
Пиротик рыгнул, и огненный шар размером с приличный кочан капусты ударил старика в грудь. Он бросил оружие и схватился за пламя, поедающее одежду и кожу. Огонь тут же охватил рукава.
Вереща, как разозленная сойка, старик покатился по земле, и огонь разлился по штанинам и волосам. В последние секунды сознания человек попытался отползти туда, откуда пришел, а в ушах у него ревел звук собственной горящей плоти, шипящей и щелкающей, как сало на сковородке.
Ему удалось проползти почти шесть футов, пока огонь не сожрал его целиком.
Пиротик присел возле дымящихся останков и вдохнул сине-белое пламя в себя. Пламенный жар уменьшил череп старика до размеров апельсина. Несносная Муха нетерпеливо махнул пиротику, чтобы садился в машину.
Морган сел за руль «феррари», возмущенно фыркнув на грубую работу угнавшей машину Аниз. Через несколько секунд он мчался по шоссе, а «роллс» и «мерседес» летели за ним. Ночь только начиналась, и много еще предстояло работы.
17
– Что мы будем делать с новорожденным? Я ни черта не знаю ни чем их кормят, ни вообще ничего!
Лит, уложенная в импровизированную колыбель из чистых полотенец и ящика комода, замахала ручками и задрыгала ножками, будто выражая согласие с утверждением Палмера.
– Значит, тебе придется научиться.Я сбегала в кругло-точную аптеку на углу и там разжилась этой фигней, – объяснила Соня, толкнув к Палмеру пачку памперсов, как медицинский мяч.
– Если ты думаешь, что я буду заниматься этим,то ты с ума сошла!
– А как ты думал? Держать ребенка в ящике и раз в неделю мыть из шланга? Я ей купила детского питания на несколько дней и плюс еще пару бутылок и пустышку. Разогревать смесь можно вот на этой плитке...
– В отеле не разрешается готовить в номере!
– Тот старый джентльмен за конторкой ухом не повел, когда мы из нашей «увеселительной поездки» вернулись с новорожденным. И ты думаешь, здесь кого-то колеблет, что ты поставишь в номере эту дурацкую плитку? Слушай, мы обещали Аниз позаботиться о...
Палмер выставил руки ладонями вперед и энергично замотал головой:
– Тыобещала, а не я! Детка, я готов ради тебя драться с любыми монстрами. Я даже подставился под обвинения во взломе, проникновении в частное владение и убийстве. Но черт меня побери, если я стану менять пеленки!