Работы главного монументалиста Мексики привлекают посетителей и во дворик расположенного неподалеку Министерства образования. Именно здесь произошла встреча Риверы с его будущей женой: юная Фрида пришла показать свои рисунки именитому художнику, расписывавшему тогда это здание. Ривера запечатлел ее на одной из фресок в образе революционерки. Но сейчас нас больше интересовали две другие работы, посвященные Дню мертвых. На одной крестьяне тихо, при свечах поминали предков, украсив их могилу цветочными венками. На другой была изображена бесшабашная городская толпа, приплясывающая с расписными черепами в руках. Это разделение праздника на «городской» и «сельский», появившееся еще в XIX веке, актуально и сегодня. Первый считается коммерциализированным и развлекательным, второй — более аутентичным и исполненным глубокого смысла.
Поэтому в последний день октября мы оставили Мехико с его заказными алтарями, веселыми скелетами, художественными инсталляциями, грядущими маскарадами и фестивалями фильмов ужасов. Поиски «подлинного» Дня мертвых решено было продолжить на западе, в штате Мичоакан, точнее, возле местечка Пацкуаро, где, по мнению его древних обитателей, находились ворота на небеса...
Последним впечатлением от Мехико стал черный пиратский флаг, поднятый к празднику над домом в одном из невзрачных районов на окраине города, — еще один знак игривого обращения с древней традицией, свойственного этой столице.
Memento mortuorum — помни о мертвых
Старинный Пацкуаро встретил нас гостиничным буклетом, предлагавшим приобрести «пакет мертвых». Времени ознакомиться с его содержанием и понять, что именно входит в этот «пакет», не оказалось — несмотря на поздний час, у нас была назначена встреча. Мы выехали по ночному шоссе за город. На одной из дорожных развилок нас ждала маленькая, изящная женщина.
— Вы правильно сделали, что сюда приехали. Конечно, сейчас много туристов. Но это не мешает местным жителям искренне верить, что раз в год мертвые возвращаются. Ну и готовиться к их визиту.
Следуя за антропологом Аидой Кастильехос, мы оказались во дворе небольшой сельской церкви. Там царило странное для такого часа оживление. Посреди двора горел костер. У ворот стоял грузовичок с полным кузовом яркооранжевых ноготков. Кроме нас с Аидой, женщин не было. Несколько мужчин только что сколотили длинную деревянную конструкцию и теперь помогали подросткам украшать ее цветами.
— Вообще деревенский День мертвых — это очень интимный, семейный праздник. Но в этих местах он носит и общинный характер. Это значит, что к началу ноября люди украшают не только могилы своих близких, но и делают коллективное приношение всем предкам общины. Вот эту конструкцию-арку, например. Сегодня всю ночь ее будут мастерить, а к утру установят у входа в церковь.
Всю ночь с 31 октября на 1 ноября жители деревни Сан-Франсиско-Уричо (штат Мичоакан), согреваясь пульке, мастерят во дворе церкви цветочную арку. К утру приношение предкам готово
Водружение арки было запланировано на семь утра. Однако в назначенный час работа по ее украшению еще продолжалась. Чтобы скоротать время, мы зашли в церковь Святого Франциска. Она оказалась камерной, с пастельными узорами на стенах и нежной хрустальной люстрой — никаких барочных излишеств, характерных для мексиканских храмов. Почти как фарфоровая статуэтка смотрелось и распятие слева от алтаря. Странность была в том, что рядом стояли еще два распятия и выглядели все три абсолютно одинаково…
— Каждый Иисус — это здесь как бы отдельный святой, он отвечает за разное, — объяснила Аида. — Среди индейцев пурепеча подобных отголосков язычества полно. Вообще, Христос традиционно соотносится с Солнцем, Дева Мария — с Луной, а Иоанн Креститель в некоторых деревнях отвечает за дождь. В засуху его статую выносят из церкви и «наказывают» — выставляют на солнцепеке, чтобы он сам понял, как это тяжко…
Колокольный звон оповестил: арка готова. Мы вышли во двор. Порядком захмелевшие крестьяне (всю ночь, чтобы согреться, они пили пульке — водку из агавы) пытались вертикально установить арку. У них не получалось, и они кричали, что им нужно выпить еще, хохотали и вновь брались за канаты. Им пытались помочь все, включая стариков и детей, пусть даже символически — на то он и коллективный обряд, чтобы укреплять общинный дух. Наконец арка покачнулась и встала. От цветов шел сильный, пьянящий запах.
— Аромат ноготков, свечи, благовония, колокольный звон — все это должно указать мертвым дорогу к дому. Считается, что 1 ноября возвращаются души детей, а 2-го — взрослых.
Кроме цветов, арку украшали несколько фигур. Три из них были знакомы и привычны: Дева Мария и местные покровители — святой Франциск и архангел Михаил. Над ними возвышалась четвертая — белая — фигура, простиравшая костлявые руки. Один из индейцев, устанавливавших арку, полез отвязать канат. На секунду показалось, что Смерть заключила его в свои объятия.
— Этот образ мало похож на веселых скелетов, которых вы могли увидеть в столице. Здесь их почти нет. Ведь речь идет не о мертвых вообще, а о собственных предках. Праздник устраивается прежде всего для них. Поэтому тут не до иронии или насмешек над смертью. Это, скорее, желание почтить предков и, возможно, стремление продлить жизнь. Ведь мы живы, пока нас помнят... Кстати, если ноготки, которые ассоциируются с Днем мертвых, иногда называют цветами смерти, то лиловые орхидеи, тоже украшающие приношения, — цветами жизни.
Пляски смерти. Скелет как национальный тотем
По словам Диего Риверы, в его мастерской было полно «смертей всех цветов и размеров» — скелетов из папье-маше в человеческий рост и древних каменных черепов. Ривера считал, что новое мексиканское искусство не должно копировать работы европейских художников. Ведь в его арсенале и собственное древнее наследие (именно тогда, в 1920-е годы, заново открывается ацтекская скульптура), и народный фольклор. Образов смерти было предостаточно и в том, и в другом. Изображения смерти в мексиканском фольклоре восходят в основном к католической традиции. Самый яркий пример — средневековый мотив «пляски смерти», представлявший королей и епископов в «посмертном хороводе» с простолюдинами. В XIX веке эти образы плавно перекочевали из религиозной сферы в политику. Смерть, уравнивающая всех без разбора, стала инструментом сатиры и социальной критики. Именно так использовал эти образы в конце века гравер Хосе Гваделупе Посада, автор серии «живых скелетов» («калаверас») и изобретатель Катрины («щеголихи») — скелета в элегантном дамском наряде с надвинутой на череп шляпкой, украшенной цветами и перьями. Художественная богема 1920-х превозносила Посаду. Сюрреалист Андре Бретон провозгласил его «отцом черного юмора в визуальном искусстве». Только теперь в скелетах Посады видели не намек на всеобщее равенство, а проявление мексиканского характера — фамильярного отношения к смерти. В 1950 году в своем «Лабиринте одиночества» писатель Октавио Пас развил и популяризировал эту идею. Незадолго до выхода этой книги испанский поэт-сюрреалист Хуан Ларреа назвал скелет новым «национальным тотемом Мексики». (Ранее таковыми считались покровительница страны Дева Мария Гваделупская, изображаемая еще на флагах армии независимости, и культовый президент-реформатор Бенито Хуарес, защищавший страну от французской интервенции во второй половине XIX века.) Смерть, особенно в виде игривого, подвижного, а зачастую и приплясывающего скелета, стала неофициальным символом Мексики. В то же время, когда Ривера и Пас говорили об особых взаимоотношениях мексиканцев со смертью, празднование Дня мертвых шло на убыль. То, чего не добились реформаторы XIX века, сделали антирелигиозные кампании 1920—1930-х годов. Городская элита совсем забросила этот праздник. Постепенно День мертвых стал ассоциироваться с бедными крестьянами и перестал вообще кого-либо интересовать. Поворот наметился к началу 1960-х, когда в стране начал набирать популярность Хеллоуин. Вторжение чужеземного праздника было истолковано как культурная агрессия и заставило мексиканцев вспомнить о своих традициях. На этот раз желание толпы совпало с волей властей: сыграв на антиамериканских чувствах народа, государство могло укрепить национальную идентичность и привлечь туристов. В результате День мертвых не просто возродился, но и принял небывалый размах: его стали отмечать даже в тех регионах, где ранее не знали (на севере страны). Примерно тогда же, в лучших традициях Посады, скелет вернулся в политическую сатиру. Студенческие волнения 2 ноября 1968-го, долговой кризис 1982-го, землетрясение в Мехико 1985 года — каждое из этих событий провоцировало в газетах всплеск традиционной образности. В результате символы смерти одновременно насаждаются «сверху» и в то же время используются для критики «верхов».
