— Дэниел? — она вопросительно посмотрела на него.
— Да, — ответил он. — Ты выглядишь вполне прилично.
Он подал ей руку и повел на террасу.
Тишину благоуханной ночи разорвало шипение падающей с неба ракеты. На поверхности прудов в саду отражались извилистые дорожки розовых вспышек, вызывающих восторженный гул огромной толпы, собравшейся внизу террасы.
Жозефина Бонапарт нехотя откусила кусочек пирожного с кремом, а потом бросила остатки сладости Фортюне. Пять лет назад она бы съела все пирожное и еще парочку подобных, но теперь ей приходилось быть осторожной. Хотя она никому не признавалась, но у нее уже не было прежней фигуры юной девушки, и ей приходилось сдерживать свое пристрастие к обильной пище и сладостям.
Она бросила взгляд на уставленный яствами стол, у которого стоял Ипполит Шарль с группой мужчин. Она всегда была снисходительна к желаниям и амбициям других.
Глядя на своего любовника, который был великолепен в двубортном сюртуке и бриджах, украшенных на коленях изящными бубенчиками, она не почувствовала горячего желания. Ее любовная связь с Шарлем была гораздо сложнее, чем просто животная страсть. Он давал ей ощущение власти, чувство собственности. У него хорошо получалось делать деньги, что было гораздо важнее, чем быть просто хорошим в постели. Вместе они сколотили маленькое состояние на армейских контрактах и большое на махинациях с бернским золотом. В самом факте, что ее любовник извлек пользу из военных успехов ее мужа, существовала восхитительная ирония. Но ее все еще одолевали тревоги. Дэниел знал о швейцарском золоте. Ипполит клялся, что он перевез золото в Женеву тайно, не оставляя за собой никаких следов, но она дрожала при мысли, что ее муж может все обнаружить.
Бонапарт. Она не знала, когда точно он выскользнул из-под ее контроля. В первые дни их брака он был таким радостным, как изголодавшийся по ласке пес, который ползал у ее ног и предлагал свое сердце в ее полное владение. В любви он был такой же жадный и ненасытный, как зеленый юнец. Находясь в походе, он посылал ей пылкие письма, дышащие приводящей в замешательство страстью. Но теперь, четыре года спустя, их отношения изменились. Бонапарт больше не ослеплен ее красотою, он уже не испытывает неуверенности в себе. Он возмужал, встал на ноги и почувствовал в себе силы вести за собой мой народ. Ее корсиканский деревенский парень вырос в мужчину и оставил ее далеко позади. Тогда она не любила его, но сейчас — да. Безумно.
Вежливый и неизменно обходительный Шарль Морис Талейран-Перигор склонился перед Жозефиной в низком поклоне.
— Мадам, — сказал он. — Великая победа. Замечательная.
— Да, да, месье Талейран, — она одарила министра иностранных дел снисходительной улыбкой и протянула ему руку. — Работа Бонапарта закончилась. Ваша же только начинается.
Тонкие брови Талейрана взметнулись вверх, и вспыхнувшая злость исказила его улыбку.
— Хочу вас заверить, мадам, я проведу переговоры так, что у всей Европы закружатся головы.
— Не сомневаюсь, что так и будет, месье. Мужчина склонился над ее рукой, и она ощутила на своем запястье его теплое дыхание. По правде сказать, она немного побаивалась Талейрана. «Шелковые чулки, наполненные грязью», — так наедине с ней называл его Бонапарт. Талейран не только пережил все существующие за последние десять лет режимы, но еще и поднимался на вершину каждого.
— Наступило время чествовать военный гений вашего мужа, — ровным голосом проговорил он и жестом указал на взволнованную толпу: некоторые танцевали на ярко освещенной террасе, другие поднимали тосты за Бонапарта.
— Мусор — большинство из них, — проворчал знакомый голос. К ним присоединился Жозеф Фуше, министр полиции. — Возможно, составляющие заговоры даже сейчас, когда мы с вами разговариваем.
У Талейрана затрепетали ноздри.
— Добрый вечер, гражданин Фуше.
Фуше неуклюже поклонился, его плохо скроенный сюртук собирался на поясе складками. Жозефина задумалась над контрастом между холеным, умным Талейраном и грубым, жестоким Фуше. Они ненавидели друг друга, но тем не менее, оба служили ее мужу.
Талейран отошел, чтобы присоединиться к мадам Гранд, прекрасной повелительнице его сердца.
Фуше подергал рукой свои короткие усы и подошел ближе к Жозефине.
— Наш план разрушен, — пробормотал он, дыша на нее чесноком. — Северин перехитрил вас, мадам.
— Разве я могла это предвидеть? — прошипела она, обмахиваясь веером. — Даже в своих самых безумных фантазиях я и предположить не могла, что он женится на ней.
— Он всем нам оказал большую услугу, превратив принцессу в никого. Нам можно из-за нее больше не волноваться.
— Ты — глупец, — сказала Жозефина. — Северина могут убить. И тогда она снова станет лакомым кусочком. А что с этим церковником? — спросила она, одаривая фальшивой улыбкой своего деверя Люсьена Бонапарта, который махал ей с помоста в нескольких шагах в стороне. — Тот факт, что она замужем, для него не имеет никакого значения.
— Его необходимо остановить от дальнейших действий, — сказал Фуше.
— Поступайте как считаете нужным, — проговорила она. — А теперь, что там с Мьюроном?
— О нем я тоже позабочусь, — произнес Фуше. Жозефина с трудом проглотила комок в горле:
— Ему нельзя причинять вред, пока я не позволю. Если с ним что-нибудь случится, Северин начнет проверять свои подозрения о бернском золоте.
— Предоставьте их обоих мне. У вас есть другие заботы, мадам, — он обернулся, изучая разгулявшуюся толпу и сверкающие над головой фейерверки. — Ваш муж вознесся до высоты, каких не удалось достичь еще ни одному монарху.
— И я должна из-за этого беспокоиться?
— Конечно, должны. Это делает его уязвимым для убийц.
— Но это ваша проблема, сударь.
— Но и ваша тоже. Если мы его потеряем, эта нация увязнет в гражданской войне. Народ требует стабильности, а мы не можем ее предоставить, пока у Бонапарта не появится наследник, — Фуше отошел, его острый нос вынюхивал заговорщиков.
Жозефина вцепилась в фужер трясущимися от гнева руками. Она ругала свое пустое чрево, ругала свое не принесшее плодов паломничество, где она глотала отвратительную вонючую воду и покрывала целебными грязями тело, и все ради того, чтобы заставить работать свое чрево. Последний приказ Бонапарта был для нее равносилен пощечине. Представить только, распорядился, чтобы она проконсультировалась у этой маленькой швейцарский овечки о своих личных интимных проблемах.
Ярость застилала ее глаза красным туманом. Сегодня вечером она хотела сиять во всем великолепии. Собиралась восседать при дворе как королева. Вместо этого ее одолевало беспокойство. Как будто специально для того, чтобы усилить ее гнев, сомнения и тревоги, на террасу вышел Дэниел со своей молодой женой. На большом расстояний Жозефина не могла отчетливо рассмотреть черты внебрачной дочери Людовика XVI. Зрение Жозефины уже не было таким острым, как раньше, но никогда она не унизится до того, чтобы носить очки.
Пока супружеская пара медленно продвигалась к ней, чтобы засвидетельствовать свое почтение, она старалась не восхищаться легкостью и грацией, с которой двигался Дэниел Северин. Это был уже не тот человек, который когда-то всецело принадлежал ей. Вспоминая его искреннее предложение, которое он делал, стоя на коленях, она пожалела об утрате. Вспоминая залитые лунным светом волшебные ночи, какие они проводили, занимаясь любовью, женщина почувствовала теплую волну скрытого желания.
Она потеряла его преданность. Тогда, через Мьюрона, она нашла способ контролировать поступки и желания Дэниела. Теперь же он окончательно победил ее. Если судить по их разговору в ванной комнате, то Дэниел нашел в себе уверенность и новые силы противостоять ей.
Глупец. Она и сейчас обладала властью раздавить его как таракана.
— Добрый вечер, гражданка, — его низкий голос пролился на нее благоухающим бальзамом.
Она осторожно улыбнулась:
— Ах, а я и не заметила, как вы подошли.