Его губы прикоснулись к впадинке на ее нежной шее, и она изогнулась, чтобы ему было удобнее целовать. Пальцы Дэниела ласкали нежную кожу на ее руке, слегка задержавшись на запястье в том месте, где бился пульс. Их пальцы переплелись, как сжатые в мольбе руки.
Дэниел подавил в себе желание зарыться в нее. Ее удовольствие должно наступить первым; это была единственная правда, которой он не хотел изменять. Видит Бог, ему больше нечего было ей предложить.
— Лорелея…
— Гмм? — она посмотрела ему в лицо.
В ее золотистых глазах сияло обожание. Ему захотелось умереть, чтобы навеки похоронить того хладнокровного, испорченного человека, каким он был до встречи с нею, и возродиться обновленным.
— Предполагаю, если тебя обучали медицине, ты понимаешь как все… происходит между мужчиной и женщиной? — еще ни разу ему не приходилось объяснять женщине подобные вещи. — Поэтому знаешь ли ты…
— Знаю.
Он с облегчением вздохнул:
— Тогда ты понимаешь, что боль…
— Боль? — девушка застыла в его руках. — Дэниел, клянусь, что я не причиню тебе боли.
— Черт возьми, — он сел и откинулся на подушку. — Ты только что сказала, что все знаешь и понимаешь, — Дэниел погладил ее по мягкой щеке. — Это не я, а ты почувствуешь неудобство.
— Ты сказал «боль», а не неудобство.
— Ну, это когда как.
— Но я никогда ничего не читала такого, где говорилось бы о боли, черт возьми.
— Первый раз так бывает у большинства женщин.
— Почему?
Он с шумом выдохнул воздух:
— Мне никогда раньше не приходилось объяснять интимные подробности.
— Просто расскажи мне.
Лорелея сложила руки на его груди и положила на них голову. Блестящие локоны волос мягко касались его груди. Ее невинность разрывала ему сердце. Как он мог раньше думать, что она обыкновенная?
— Проведи аналогию с чем-нибудь, — попросила она. — Я люблю аналогии.
Дэниел закатил глаза.
— И это я слышу от женщины, которая однажды сравнила мои мозги с помятым персиком, — он убрал прядь волос с ее лба. — Любовь, если ты считаешь то, что происходит между нами…
Ее лицо озарилось улыбкой.
— Клянусь, так я и думала. Гораздо чаще, чем следовало бы. Но продолжай.
— Тогда ты понимаешь, что наше соединение непременно будет… — он вдруг замолчал, застеснявшись своих неуклюжих слов. — Черт, — снова произнес Дэниел.
Прежде чем он продолжил, Лорелея приподняла голову и посмотрела на него долгим взглядом.
— О, — проговорила она. — Думаю, что я понимаю. Насколько сильна боль и как долго она длится?
— У каждой женщины по-разному. Лорелея, может быть, мы не будем…
— Будем. Мы должны. И спасибо, что честно сказал мне о боли, — на ее губах появилась задумчивая улыбка. — Однажды отец Джулиан дал мне пару новых сапог, и они мне ужасно жали. Но после того, как я прошла в них несколько миль, они стали вполне удобными.
Дэниел закрыл глаза. Его охватило странное чувство нереальности происходящего с ним. Но тем не менее, он находился здесь, в этой комнате, снаружи расхаживали солдаты, а рядом лежала девушка, которая сравнивала занятия любовью с прогулкой в тесных сапогах.
— Я взрослая женщина, Дэниел, — она заворочалась на нем, и прикосновение ее шелковистой кожи сладкой болью отозвалось в его теле. — Не беспокойся о том, что можешь причинить мне боль.
Его рука замерла на ее колене.
— Я уже давно боюсь причинить тебе боль, Лорелея. Но есть определенные вещи, которые я могу делать, чтобы тебе не было больно.
Она ослепительно улыбнулась ему:
— Ну так, ради Бога, сделай это.
Лорелея нервно заерзала, когда мозолистая рука Дэниела коснулась нежной кожи между бедрами.
— Ты знаешь, я рада, что ты честно сказал о…
— Лорелея…
— …всегда гораздо лучше говорить правду.
— Лорелея…
— …уважать друг…
Дэниел закрыл ей рот долгим, страстным поцелуем; его язык окунулся в непрерывный поток страсти. Когда он оторвался от нее, она резко вздохнула:
— О…
— Лорелея, — сказал он, его терпение уже было на исходе, — некоторые вещи лучше всего делать в тишине.
— Я полностью с тобой согласна. Действительно… — увидев выражение его лица, она осеклась. — Хорошо. Буду молчать.
В движениях Лорелеи была добровольная покорность и обожание. Она обвила шею Дэниела, слегка приподнялась. Ее грудь с торчащими сосками коснулась его груди. Наступила блаженная тишина.
Над ним, как ярмо, висела огромная ответственность. За редким исключением, Дэниел всегда тщательно выбирал себе женщин, вступая в интимные отношения с теми, которые были независимы во всех отношениях: эмоциональном и материальном. Он не знал, найдет ли силы взвалить на себя бремя ответственности за Лорелею.
Единственной его надеждой было вырваться из лап Бонапарта. А прямо сейчас Лорелее была необходима нежность и понимание. Его руки скользили по ней и в нее, слегка дрожа от едва сдерживаемой страсти. Она сделала его терпеливым, он даже не подозревал, что способен на это. Дэниел осыпал легкими поцелуями ее изящный подбородок, опускаясь ниже к груди. Кожа Лорелеи источала запах розовой воды, в которой она купалась, смешанный с другим, загадочным, присущим только ей запахом? Между ними установилась невидимая связь. Дэниел немного отодвинулся назад, чтобы увидеть, чувствует ли она это волшебство. Он коснулся пальцами ее рта, слегка проникнув во влажную сладость ее губ. А потом его все еще дрожащая рука стала опускаться ниже к животу, бедрам, обнаружив их тепло и готовность принять его.
Дэниел почувствовал, как она прижалась к нему, слышал ее возбужденное дыхание. Он поймал губами ее рот. Его тело наполнилось незнакомыми ощущениями, и Дэниел замер, пытаясь дать им название.
— Мне кажется, — прошептала она, — что если ты не продолжишь, я взорвусь.
— Ш-ш, — сказал он, его мысли путались, — не торопи мужчину, он сам знает, что нужно делать.
Дэниел покрыл поцелуями ее лицо, шею, грудь; его руки заставили ее дрожать так сильно, что она, пытаясь унять дрожь, ухватилась за него. Тихие стоны вырывались из ее горла.
— Расслабься, дорогая, — услышал он свой шепот.
Девушка расслабилась так же быстро, как успокаивается вода на поверхности озера, но потом снова напряглась и вскрикнула. Он почувствовал вихрь ее ответных чувств, долгий вздох удивления и радости. Она уцепилась за него своими маленькими ручками, как беспомощный котенок.
И от всего этого он ощутил внутри себя чувство неописуемой радости.
Искренность ее удовольствия усмирила его, уничтожила все тайны, существующие между ними, и начала создавать новые, уже их общие.
С чувством огромной вины он вспомнил, что пришел в приют, чтобы убить ее. А что было бы, успей он это сделать?
От одной этой мысли его тело покрылось мурашками, и Дэниел, чтобы загладить вину, стал еще нежнее обнимать ее, с еще большей щедростью дарить ей свои ласки. Он даже сам не подозревал, что способен на такое.
— Боже, — наконец проговорила она. — Почему ученые не напишут об этом в книгах?
Подавив в себе желание, признаться ей во всем, он зарылся лицом в ее локоны.
— Их бы сожгли на костре как еретиков.
Лорелея прижала его к себе, удивив Дэниела своей силой.
— Дэниел, я люблю тебя.
А потом ее руки начали ласкать его мускулистое тело, прижимаясь к нему с неистовым жаром.
— Лорелея…
— Некоторые вещи лучше всего делать в тишине, — передразнила она его и приподняла пуховое одеяло. — Я хочу дотронуться до тебя. Полагаю, что это позволяется.
— Да, — хрипло прошептал он, — пожалуйста. Лорелея скрыла улыбку, прижав лицо к его шее.
Его хрипота выдала чувства, которые он не хотел показывать, и убедила ее, что разговоры о разводе были вызваны необычайностью его нового положения. Ей нравилось ощущение его кожи под своей рукой.
Таинство, начавшееся для того, чтобы укрепить их брак, вылилось в праздник красоты и радости. Лорелея не хотела оставлять ни единого участочка на его теле, к которому бы не прикоснулись ее губы, и с радостью выполняла поставленную перед собой задачу.