Он не привык к чувству ответственности за людей. Но сейчас, хотя об этом никто и не знал, от него зависели жизни Жана Мьюрона и Лорелеи де Клерк. Дэниелу это не нравилось. Ответственность душила его, как подушка, которую убийца прижимал к его лицу. Дэниел привык использовать людей для достижения своих собственных целей. Последнее, в чем он сейчас нуждался — это повесить на себя заботу о защите наивной, выросшей в горах девушке. Но он не мог убить ее. Он не мог оставить ее. Он не мог просто так взять и уйти.
Дэниел воткнул свою трость в тающий снег на склоне горы. Проклятие! Собственная безрассудность шесть лет назад втянула его в это месиво. Другие люди были повинны в его юношеской глупости. Но, тем не менее, старые грехи Дэниела сковали его, как железные цепи. Отказавшись убить Лорелею, он не порвет этих оков и не получит столь желанную независимость.
Его взгляд остановился на Лорелее, как будто ее неподдельная искренность и чистота могли смягчить его огрубевшую душу. Она двигалась, экономя энергию, изящно, как молодая серна, почти не отставая от псов, бежавших впереди. Дэниел поймал себя на том, что улыбается. Коротко подстриженные волосы девушки слегка касались воротника жакета. Ее легко было принять за мальчика, который отправился на дневную прогулку в поисках приключений.
— Как здесь красиво, правда? — крикнула она через плечо.
Его глаза не отрывались от ее лица.
— Да.
— Вы заботитесь о своем колене?
— Конечно. А вы идете медленно ради меня?
— Ради Красавицы. Она ждет деток.
Лорелея начала подниматься по каменистой тропинке, все еще влажной после недавно растаявшего снега.
— Что подумает отец Ансельм, когда проснется и обнаружит, что нас нет?
— Не проснется. По времени его сна можно устанавливать церковные часы.
Но внутреннее напряжение не отпускало Дэниела. Каноники наблюдали, за ним. Он даже невольно оглянулся назад — проверить, не идут ли они следом.
Путешественники достигли края ущелья. Сероватый снег лежал причудливыми клочками, словно застывшие привидения.
— Здесь происходят снежные обвалы, — произнесла Лорелея. — Вы все еще можете видеть место, где мы вас откопали. Вон там.
Дэниел внимательно посмотрел на усыпанное камнями место, рядом с которым бродили собаки и обнюхивали тяжелые, мокрые сугробы. Волна страха вновь захлестнула его.
— С вами все в порядке, Вильгельм?
Одним быстрым движением Лорелея оказалась рядом с ним, сбросила варежку и прижала руку к его лбу.
— Я просто потрясен. Это место могло стать моей могилой.
— Не думайте об этом. Мы очень хорошо справляемся со своими обязанностями, — она натянула рукавицу. — Вы помните, что у вас было с собой?
— Нет, — солгал он.
Они походили вокруг, отыскивая вещи, которые он мог потерять во время снежного обвала. Лорелея не могла знать, что утеряна только одна вещь. Его рюкзак: коричневый, парусиновый, с маленьким мешочком в верхнем кармашке с изображением колчана со стрелами. Взгляд Дэниела перескакивал через мертвые сучья и камни.
— Ничего не найдено, — сказала девушка. — Я, должно быть, ошиблась по поводу тех следов на снегу.
Она не ошиблась. Дэниел мог утверждать это с уверенностью. Кто-то возвращался на это место. Кто-то нашел рюкзак со смертельными дозами мышьяка и каломеля, его документами, спрятанными в белье. Кто-то раскрыл смертоносную тайну Лорелеи и цель прихода Дэниела в приют.
Дэниел и Лорелея сидели на большом плоском камне, согретом лучами весеннего солнца. В ущелье дул легкий ветерок, донося до них аромат распускающихся на деревьях листьев и хвои. День был удивительно прекрасным, его кристальная чистота и свежесть взывали к далеко запрятанным чувствам Дэниела.
Он посмотрел вниз на расположенный вдалеке приют. Отраженные в зеркальной поверхности озера, серые каменные здания напоминали минускулы [5]. Повсюду расхаживали монахи: одни с инструментами в руках, другие с требниками. Один из монахов, скорее всего Маурико, работал в крошечном саду за кухней.
Дэниел перевел взгляд на Лорелею. Ветер растрепал ее каштановые локоны, и между ними он увидел бледную кожу шеи. Что-то теплое и незнакомое шевельнулось в его груди, но усилием воли он отогнал это чувство. Дэниел смотрел на девушку, на простую девушку.
Но эта девушка была слишком могущественной. Она была дочерью королевского дома Франции. Некоторые мужчины были готовы отдать свои жизни за ее безопасность; другие же убили бы ее без сожаления, чтобы устранить такое грозное препятствие. Одно только существование Лорелеи поляризовало людей и нации и смертельно угрожало одному человеку, который не был безразличен Дэниелу.
Ему нужно сделать это сейчас. Он, должен отбросить все свои благородные намерения и задушить ее. Каноники слишком далеко, чтобы услышать ее крики. Дорога уже очистилась, через неделю он был бы в Париже с законченным делом и освободил бы Мьюрона.
Рука Дэниела поднялась вверх и уже находилась в дюйме от ее изящной шеи. Она повернулась к нему и улыбнулась:
— Как ваша голова?
В нем все взбунтовалось против собственного бессилия. Дэниел опустил руку. Он уже больше не узнавал себя.
— Хорошо.
— Больше не мучают ночные кошмары?
— Ночные… — он оборвал фразу. Она думала, что ночной кошмар является причиной его падения с кровати и разрыва швов на голове. — Нет, больше не мучают.
Лорелея закрыла глаза и повернулась лицом к солнцу. Блестящие локоны обрамляли ее щеки, солнечные лучи окрасили ресницы золотистым цветом. «Она не прекрасна, — признал Дэниел, — но есть в ней чистота и целомудренность, которые так притягательны». Этого Дэниел отрицать не мог.
— У вас здесь роскошная жизнь, — заметил он, желая вытянуть из нее хоть самую малость, которая поможет выяснить, кто же пытался его убить.
Девушка открыла глаза и проследила за его взглядом на долину.
— Иногда путешественники жалеют меня за то, что я сирота. Но я никогда не чувствовала себя одинокой. Вместо двух родителей у меня их целая дюжина.
— Настоятель относится к вам как отец.
Ее лицо смягчилось от любви.
— Отец Джулиан был молод, когда меня подбросили сюда.
— Когда он стал настоятелем?
— Восемнадцать или девятнадцать лет назад. Он никогда не говорил об этом, но я чувствую, что ему пришлось отстаивать в епархии мое присутствие здесь.
— Но почему настоятелю пришлось отстаивать вас?
— В обязанности приюта не входит воспитание сирот, особенно женского пола.
— Но уверен, настоятель не подразумевает, что вы останетесь здесь на всю жизнь?
Лорелея подтянула колени к груди:
— А почему нет? Мне некуда больше идти.
Дэниел воспользовался удобным случаем.
— А замужество? — осторожно поинтересовался он. — Отец Джулиан говорил когда-нибудь с вами на эту тему?
Девушка усмехнулась, словно такая мысль ни разу не приходила ей в голову.
— Из меня не получится очень хорошей жены. Думаю, отец Джулиан подразумевает, что я проведу всю жизнь здесь, в приюте. Он всегда так оберегал меня.
«Или, возможно, у этого священника со строгим лицом были более эгоистичные мотивы так опекать тебя», — подумал Дэниел. Может быть, охраняя незаконную дочь Людовика XVI, отец Джулиан ожидал награды и для себя? Но от кого? Граф Дартуа [6], младший брат Людовика XVI, жил в изгнании: Дэниел даже представить себе не мог, что он обрадуется, когда узнает о существовании незаконнорожденной принцессы. Но испокон веков существовал шантаж…
— Вы уверены, что отец Джулиан рассердится, когда узнает, что вы отослали трактат за границу? — спросил Дэниел.
— О, он очень рассердится, — ответила девушка. — И я буду вынуждена внимать одной из его проповедей о послушании. — Она взяла камень и бросила его в ущелье. — Но, тем не менее, надеюсь, что он втайне будет гордиться мною.
