Она опустила глаза и увидела руку Филиппа, лежавшую на коленях ладонью вверх. Кровь остановилась, но порез воспалился. Анджела не кривила душой: она не выносила вида крови. Для будущего врача это было позором. Ох уж этот анатомический театр… Именно поэтому она выбрала в качестве специальности иммунологию. Однако боязнь крови тут была ни при чем. Анджела испугалась за Филиппа. За своего мужа.

— Анджела… — прошептал он и потянулся к ее губам.

В воздухе повисла длинная фраза на хинди.

Филипп быстро обернулся и увидел экономку, стоявшую на пороге столовой. Сита подбоченилась, ее круглое бронзовое лицо было хмурым. Он посмотрел на нее с недоумением. Сита была женщиной немногословной и никогда не говорила, пока к ней не обращались. Постепенно он привык к ее молчанию и оставил попытки добиться от нее чего-то большего, чем «да», «нет» и «что приготовить на обед?». Не за эти полчаса она сказала больше, чем за предыдущие три года. И прервала его беседу с Анджелой. Хуже того, помешала чему-то очень важному. Тому, на что он уже не надеялся.

— Что тебе нужно? — Фраза прозвучала резко, но Филипп ничего не мог с собой поделать. Масла в огонь подлило то, что Анджела встала со ступеньки и ответила Сите на хинди. Затем последовал быстрый диалог на повышенных тонах.

— Вы что, оглохли? — наконец перешла на английский сердитая Анджела. — Я сказала…

— Тьфу! — Филипп встал между женщинами и слегка улыбнулся, пытаясь разрядить обстановку. Но с таким же успехом можно было топить камин кубиками льда. — Что это значит?

— Ничего, — вспыхнула Анджела.

— Милая, давай разберемся. Сита сердится. На тебя?

— Нет. Не на меня. — Наступило молчание. Потом Анджела откашлялась. — Она из Мадраса.

— И что из этого следует?

— А я наполовину индианка. Моя мать родилась в Бомбее.

Филипп решил не обращать внимания на ее воинственный тон. Он расспросит ее позже, когда поймет в чем дело.

— А поскольку Сита полагает, что обычаи у нас тоже одни, она считает, что лучше знает, что мне на пользу, а что нет.

С этим тоже придется разобраться. О господи, рвать зубы и то легче!

— И?.. — нетерпеливо сказал он.

— Она говорит…

— Мадам беременна, — объявила Сита.

— И? — Похоже, других слов в его словаре не осталось. — Конечно, беременна. Я знаю.

— Да, сэр?

— Сита! — В глазах Анджелы вспыхнул огонь. — Хватит!

— Мадам нуждается в заботе. — Экономка смерила Филиппа взглядом. — Вы женились на ней, но больше не сделали ничего. Вы оставляете ее одну на весь день, позволяете ей плакать, не разговариваете с ней…

— Плакать? — Филипп остолбенел.

Анджела отдала короткий приказ на хинди, после которого Сита покраснела, повернулась и ушла.

— Прошу прощения, — пробормотала Анджела. — Пожалуйста, не ругай ее. Сита сказала, что в Мадрасе у нее осталась дочь примерно моего возраста. Наверно, она испытывает ко мне материнские чувства.

— Плакать? — повторил Филипп.

Анджела вздернула подбородок.

— Какое это имеет значение?

Филипп схватил ее за плечи.

— Ты в своем уме? Экономка знает, что моя жена плачет, а я — нет. Конечно, это имеет значение! Ты плачешь из-за меня. Из-за этого брака, который мы заключили по моему требованию.

— Нет. Ты был прав. Просто я с трудом привыкаю к новой жизни.

К новой жизни. Он заставил ее начать новую жизнь, но не ударил палец о палец, чтобы облегчить задачу. Боже, какой я дурак! — подумал Филипп и смачно выругался.

— Подожди здесь, — проворчал он.

Анджела вздохнула и снова опустилась на ступеньку.

Она совершила ошибку, позволив Сите услышать ее плач. Это получилось нечаянно. Анджела проснулась в незнакомой комнате и на мгновение решила, что это сон. А потом все вспомнила. Приезд Филиппа. Его требование. Внушавшее ужас бракосочетание с человеком, который не любит ее, но решил поступить правильно. Мучительный полет, во время которого она сидела как каменная. Огромный ледяной дом. Филипп, помогающий ей подняться в спальню для гостей и бросающий ее там. Было ясно, что ему не терпится от нее избавиться.

В ту ночь она лежала в чужой постели, в чужой комнате и ждала, когда откроется дверь. Ждала, что муж придет к ней. Обнимет, поцелует и докажет, что из этого брака может что-то получиться.

Она твердила себе, что не нуждается в его поцелуях и прикосновениях. Но это была ложь. Когда он прикасается к ней, все меняется. Страх, унижение и стыд за собственное поведение тут же исчезают. Наверно, ему следует знать об этом. Да, так она и сделает. Утром скажет Филиппу, что он был прав. На это у нее смелости хватит. Если из этого брака что-нибудь выйдет, то только при условии, что он станет настоящим.

Анджела немного поспала, проснулась рано, приняла душ, просушила голову и расчесывала волосы, пока они не упали на спину крутыми темными волнами. Потом достала из чемодана шелковые брюки с завязкой на талии, надела растянутую черную майку, сделала глубокий вдох и вышла в коридор. Навстречу новой жизни.

Но Филиппа не было. На кухне хлопотала какая-то женщина, сказавшая, что ее зовут Сита. Она посмотрела на ее живот, заставив Анджелу покраснеть, а потом передала ей записку от Филиппа. Записка была такой же лаконичной, как приветствие экономки. Неотложная встреча. Увидимся вечером.

Точнее, встреча, которую он не захотел отменить. Предлог, чтобы избавиться от ненавистной жены. Человек сделал то, что считал правильным, а потом пришел в себя…

Она скомкала записку.

— Сэр сказал, что вы его жена.

Анджела кивнула и автоматически ответила на хинди, вспомнив знакомые интонации матери:

— Да, так и есть.

Лицо Ситы тут же смягчилось.

— Вы индианка?

— Я никто, — прошептала Анджела, и вдруг из ее глаз брызнули слезы. Почему она заплакала? Почему не смогла сдержаться? До сих пор она не позволяла себе плакать. Никогда. Ни перед матерью. Ни перед врачом, подтвердившим, что она беременна. Ни в канцелярии университета, когда забирала документы и отказывалась от всего, о чем мечтала…

Анджела начала яростно тереть глаза кулаками. Дура! Зачем она заплакала в то утро? Почему плачет сейчас? Почему слова и поступки Филиппа имеют для нее такое значение?

— Поехали.

Анджела подняла взгляд. Рядом стоял Филипп. Выбритый до блеска.

— Поехали? Куда? — слабо спросила она.

Он нагнулся, взял ее за руку, помог встать. И улыбнулся. О боже, улыбнулся, и этого оказалось достаточно, чтобы на ее глаза снова навернулись слезы.

— В город. Сначала к врачу, а потом по магазинам.

— Но я здорова. Честное слово. Та минутная слабость…

— Беременной женщине нужно наблюдаться у акушера. Не знаю, почему это до сих пор не пришло мне в голову.

— Да, верно. Я уже сделала несколько звонков. И нашла клинику, где согласились меня принять…

— Клинику? Бесплатную?

— Да. До нее довольно далеко, но…

— Я звонил в приемную доктора Райта. Слышал, что он прекрасный специалист. Там сказали, что все занято, но я сказал, что это очень важно, и регистраторша ответила, что, на наше счастье, какая-то пациентка отменила прием… А что?

— Это первые люди, которым ты сообщил обо мне и ребенке?

Филипп вспомнил разговор с Грегом, но подумал, что это не в счет. Брат знает лишь о том, что Филипп решил оказать Анджеле и ее ребенку материальную помощь.

— Да, — слегка покраснев, ответил он. — Ты простишь меня?

Сбитая с толку Анджела покачала головой.

— Тебя не за что прощать.

— Нет, есть, — сердито ответил Филипп.

Анджела с удивлением поняла, что он сердится на самого себя.

— Я убедил тебя заключить этот брак, а потом… потом струсил.

— Не понимаю.

— Ты сказала, что не хочешь иметь со мной ничего общего. Я должен был найти способ убедить тебя, что мы будем счастливы, но предпочел смириться. Получил от ворот поворот и ушел. — Филипп наклонился и поцеловал ее и целовал до тех пор, пока не почувствовал ответа. — Анджела… Все это в новинку не только тебе, но и мне. Я тоже боюсь, но все же надеюсь, что мы сумеем поладить.