— Надеюсь, вы шутите, милорды? — спросил Кокрин, скорее не испуганный, а изумленный столь нелюбезным приемом.
— Скоро ты поймешь, что это за шутки, — ответили ему, — ты и твои приспешники скоро почувствуете, ибо вы использовали благосклонность короля, обратив ее всем во вред, а теперь получите по заслугам.
Кокрин и его телохранители не стали оказывать сопротивление. Часть вельмож отправилась к королевскому шатру, и пока несколько из них занимали короля беседой, остальные набросились на Леонарда Хоммеля, Торфихена и прочих, среди которых оказался и Престон, дворянин, каковых среди любимцев короля Якова было лишь двое. Всех приговорили к мгновенной смерти, как дурных советников и негодных чиновников, навредивших государству. Спастись удалось лишь Джону Рэмси из Балмейна, юноше благородного происхождения; он обхватил короля за пояс, увидев, как напали на других. Рэмси не тронули, приняв во внимание его молодость — а ему едва сровнялось шестнадцать — и благодаря заступничеству Якова.
Воины зашумели, наперебой предлагая веревки от своих палаток и поводья своих коней, чтобы казнить провинившихся министров. Кокрин, будучи человеком не робкого десятка, — впервые он обратил на себя внимание короля, проявив храбрость во время поединка, — не струсил, хотя и повел себя — глупее некуда. Тщеславие его было столь непомерно, что он попросил связать ему руки не пеньковой, а шелковой веревкой, которую предложил взять в его шатре, но это лишь подсказало его врагам способ причинить ему дополнительную боль. Ему было сказано, что он всего-навсего лживый мошенник, а потому должен умереть недостойно, а значит, использовать следует лошадиную привязь или поводья, что куда позорней пеньковой веревки. На поводьях Кокрина и повесили посреди моста через Лодер (ныне уничтоженного) вместе с его приспешниками, которых разместили по обе стороны от него. Завершив расправу, лорды возвратились в Эдинбург, где было решено, что король должен оставаться в замке, хотя присмотр за ним установят не строгий, а обращение останется уважительным.
Тем временем англичане захватили Берик, и это важное место уже никогда не возвращалось к шотландцам, хотя те и не оставили своих притязаний на главный бастион восточного Пограничья. Англичане хотели было воспользоваться преимуществами своего положения, однако шотландская армия продвинулась к Хэддингтону, чтобы сразиться с ними, но, в итоге, стараниями герцога Олбани был заключен мир: герцог понял, что напрасно поддался на уговоры англичан, а мечта заполучить корону несбыточна, и решил пожертвовать собой во имя спокойствия страны.
Герцог Олбани и знаменитый Ричард, герцог Глостер (впоследствии Ричард Третий), провели переговоры об условиях, на которых возможен был бы мир как между королем и его вельможами, так и между Францией и Англией. Они встретились в Эдинбурге с Советом шотландских лордов, которые управляли делами государства с тех пор, как король пребывал в заключении. Совет не выказал должного почтения герцогу Глостеру, который, по его мнению, будучи англичанином, не имел права вмешиваться в дела Шотландии, но герцога Олбани приняли с уважением, согласившись выслушать его предложения.
— Прежде всего, — сказал Олбани, — я желаю, чтобы моему брату королю вернули свободу.
— Милорд, — отвечал Арчибальд Подвесь Кошке Колокольчик (а он был канцлером), — это будет немедленно исполнено, тем более что таково ваше желание. Что же до того господина, что сопровождает вас (он имел в виду герцога Глостера), то он нам не знаком, и потому его желания мы исполнять не станем. Но вы — брат короля, к тому же, ближайший преемник его величества после его младенца-сына. Потому мы отдаем короля в ваши руки с верой в то, что впредь он будет действовать, полагаясь на ваши советы, и управлять королевством справедливо, дабы не вызывать недовольство народа и не вынуждать нас, шотландских дворян, ему перечить.
Вот так Яков обрел свободу, и, как могло показаться, вновь подружился с герцогом Олбани настолько, что двое этих царственных брата жили в одной комнате, ели за одним столом и спали в одной постели. Пока король интересовался строительством зданий и развлекался, Олбани занимался делами государства, причем порой весьма успешно. Однако присущее ему честолюбие снова дало о себе знать, народ заподозрил его в сговоре с англичанами, и ему вновь были высказаны справедливые обвинения в том, что он хочет завладеть короной при посредничестве Ричарда III, теперь уже короля Англии. Герцогу опять пришлось спасаться в этой стране, где он оставался некоторое время, помогая англичанам бороться со своими собственными соотечественниками. В 1484 году Олбани участвовал в той самой стычке, где был захвачен старый граф Дуглас, и спасся лишь благодаря своему быстроногому скакуну.
Герцог вскоре перебрался во Францию, там вступил в брак с дочерью герцога Бульонского и у них родился сын Джон, который впоследствии, во времена Якова V, стал регентом Шотландии. Сам же Олбани был смертельно ранен обломком копья на одном из турниров, или состязаний, о которых я уже тебе рассказывал.
Легкость, с какой он был готов переметнуться от одних к другим, разочаровала многих из тех, кто высоко ценил его, когда он был молод.
Освободившись из-под опеки брата, король взялся за старое, забыв обо всем том, за что он так жестоко поплатился. Чтобы к его персоне больше не применяли силу, он установил порядок, согласно которому никто, кроме королевской гвардии под командованием все того же Джона Рэмси из Балмейна (единственного из его бывших фаворитов, отпущенного Привесь Кошке Колокольчик и другими вельможами во время расправы на Лодерском мосту) не имел права носить оружие. Такой порядок сочли оскорбительным в стране, где появляться на людях без оружия считалось и опасным и неприличным.
Как это часто случается, любовь короля к деньгам с возрастом усилилась. Без даров и подношений ни один человек не мог добиться от него ни того, что было ему положено по праву, ни в виде милости. Таким образом сокровищница Якова наполнилась до краев, хоть это и может показаться неправдоподобным при том, что его королевство оставалось таким бедным. «Черный ларец», — а так часто называли королевскую сокровищницу, — ломился от золотых и серебряных монет, не говоря уж о посуде из тех же драгоценных металлов и бриллиантах. Однако, приумножая свое богатство, король все больше и больше злил своих вельмож и свой народ. И вскоре всеобщее недовольство его слабостью и его алчностью переросло во всеобщее возмущение.
Среди прочих восхитительных сооружений, Яков в 1485 году выстроил в замке Стерлинг необъятных размеров зал и королевскую часовню: и то и другое — образцы изящнейшей готической архитектуры. Он также постановил, что число музыкантов и певцов в часовне следует удвоить, исходя из следующих соображений: один полный состав должен сопровождать его всюду, где бы он ни был, и отправлять божественную службу для его персоны, а второй, тоже полностью укомплектованный, должен оставаться и ежедневно исполнять свои обязанности в королевской часовне.
Поскольку такой порядок потребовал значительных расходов, Яков предложил отдавать доходы Колдинхеймского монастыря в Берикшире королевской часовне. Земли этого богатого монастыря находились во владениях Хоумзов и Хепбернов, установивших в качестве некоего правила назначать настоятелем монастыря представителя из этих семей, чтобы проще было улаживать те или иные недоразумения между ними и церковью. Когда же эти могущественные кланы поняли, что король, вместо того чтобы назначить кого-то из Хоумзов или Хепбернов настоятелем, намерен использовать доходы Колдинхейма на содержание своей часовни в Стерлинге, их возмущению не было предела, они вступили в тайную переписку и призвали в союзники всех недовольных в Шотландии, и в частности Ангуса и других лордов, участвовавших в расправе на Лодерском мосту и ожидавших, что рано или поздно настанет день, когда король найдет способ отомстить за убийство своих фаворитов и свой собственный арест.
