Примерно через месяц после рождения щенки начинают выходить из норы, а в начале осени уже присоединяются к родителям в их поисках корма. В сентябре и взрослые, и молодые начинают линять на зиму — белеть. С наступлением зимы выводки разбредаются, и каждый песец решает проблему зимнего выживания самостоятельно.

Густая и длинная зимняя шерсть прекрасно защищает его даже в самые лютые холода, а небольшое тельце производит столько тепла, что в летние месяцы песцы страдают от перегрева. Зимой же песец спокойно спит прямо в снегу, не нуждаясь в каких-либо убежищах. Но все это до тех пор, пока ему есть чем питаться, а вот зимой с этим возникают большие проблемы. Птичьих гнезд нет (да и сами птицы по большей части улетели), замерзший океан не выбрасывает на берег рыбу и морскую живность. Правда, самая главная еда — грызуны — никуда не делась, но теперь ее нужно добывать из-под глубокого снега, а главное — как-то находить под ним.  

Проблему зимней бескормицы песцы решают по-разному. Некоторые набиваются в непрошеные компаньоны белым медведям, сопровождая их в странствиях по плавучим льдам и питаясь остатками медвежьей добычи. Но это путь рискованный: ледяное поле всегда может оказаться окруженным многокилометровыми полыньями. Медведь их просто переплывает, песцу же такое не под силу, хотя, вообще-то, он плавает прекрасно.

Другие находят себе такого же кормильца на суше, двигаясь по маршрутам охотников и пожирая животных (в том числе и собственных сородичей), попавших в капканы и ловушки. Есть и такие, кто следует за стадами северных оленей в надежде, что в большом стаде кто-нибудь обязательно падет, а до тех пор можно будет хотя бы с удобствами половить леммингов там, где олени взрыли снег, добираясь до ягеля. Многие же песцы в поисках более сытной жизни пускаются в путешествия по руслам рек и вдоль морских побережий. В основном они движутся на юг, заходя порой далеко вглубь лесной зоны: на тихоокеанском побережье — до низовьев Амура, а в долине Лены — до южного Прибайкалья. В европейской части ареала животные доходят до юга Финляндии, а один был добыт охотником аж под Старой Руссой. Впрочем, в широтном направлении кочевки этих зверей не менее впечатляющи: известен, например, случай, когда песец, помеченный учеными на Таймыре, был впоследствии добыт в 5000 километров к востоку от этого места — на Аляске. Возможно, такая мобильность обеспечивает довольно интенсивный обмен генами, благодаря которому все песцы на всех материках остаются одним видом. Что же касается южных краев, то в них больше не только еды, но и опасностей. В принципе на песца нападают практически все более крупные хищники, но в родной тундре из таковых имеются разве что волки (хотя щенки песцов нередко становятся добычей крупных хищных птиц — орланов и полярных сов). В лесной зоне к ним добавляются обыкновенные лисы, росомахи, домашние и одичавшие собаки… Спасаясь от них, песец старается выбежать на ровный открытый лед: в отличие от большинства хищников у него лапы снизу покрыты густой жесткой шерстью (за что он и получил у зоологов видовое латинское название lagopus, то есть «заячья лапка»), что позволяет коротколапому зверю уйти от более быстроногих преследователей.

В конце зимы те песцы-путешественники, которым повезло, начинают неспешно двигаться обратно к родным местам — навстречу весенней линьке, любви и оседлой жизни.

Борис Жуков

Художник Николай Каразин, автор полотна «Хивинский поход 1873 года» (вверху), сам воевал в Средней Азии, но эту картину написал лишь в 1888 году. Фото: ГРМ

В начале XIX века Англия прониклась уверенностью: рано или поздно Россия попытается похитить из ее короны лучшую жемчужину — Индию. Уверилась и стала заранее защищаться всеми силами: шпионскими, дипломатическими, пропагандистскими. Петербург ответил тем же. Так началась Большая игра — захватывающая и авантюрная холодная война двух крупнейших империй эпохи. 

Ясным апрельским утром 1810 года все население большой белуджской деревни Фехредж сбежалось на диковинное зрелище — караван из 12 верблюдов и вооруженная охрана сопровождали скромного странствующего муллу. В Фехредже редко видели таких гостей: их отпугивали разбойники, которыми всегда кишело Иранское нагорье.

Путешественник направился прямо к местному хану и вручил ему рекомендательное письмо от правителя предыдущего селения, которое он проезжал, — таков был обычай. Но вот текст этого послания, торжественно прочитанного вслух, поразил собравшихся. Оно гласило: податель сего явно не является тем, за кого себя выдает. Это, несомненно, знатный господин. Возможно, даже принц, который отказался от роскошной жизни, чтобы ходить по земле и славить Аллаха. Естественно, жители Фехреджа тут же столпились вокруг муллы и засыпали его вопросами. Возник всеобщий шум, неразбериха, и вдруг какой-то десятилетний мальчишка крикнул: «Вглядитесь, он вылитый англичанин!»

Так был разоблачен 20-летний лейтенант 5-го Бомбейского пехотного полка Его Величества Генри Поттинджер. От смерти его спасла лишь снисходительность хана, которого дерзкий маскарад очень позабавил. В самом деле, подумать только: неверный, едва знающий арабский язык, прошел сотни километров, выдавая себя за муллу, давая советы и участвуя в богословских диспутах!

Хотя Поттинджер и был разоблачен, но до персидской границы оставалось немного, а там под властью дружественного англичанам шаха ему уже ничто не угрожало. Так миссия была выполнена — стартовав в Калате, порту на самом юге Белуджистана, он проследовал по южной дороге в Персию и исследовал один из путей, по которому в Индию могла бы прийти русская армия. Его товарищ, капитан Чарлз Кристи, отправился северной дорогой — через Афганистан — и тоже справился со своей задачей успешно. Встретившись в столице шаха, друзья попрощались снова — теперь уже навсегда. Поттинджер вернется в Англию героем, а впоследствии станет генерал-лейтенантом и губернатором Гонконга. Кристи останется в Персии в качестве военспеца и падет одной из первых жертв Большой игры, сражаясь против русских войск в битве при Асландузе. Это случится 19 (31) октября 1812 года, в самый разгар общей схватки русских и англичан с Наполеоном .

Русская угроза

Сегодня, в XXI веке, нам трудно даже представить себе, до какой степени Британия XIX столетия боялась российского вторжения в Индию . И ведь не без оснований: то был главный оплот ее богатства, неисчерпаемый источник ресурсов, предмет зависти держав-соперниц. Пока Англия правила морями, она могла не бояться, что какая-либо европейская армия приплывет в Индию. А вот двуглавый орел, раскинувший огромные крылья над Северной Евразией, казалось, способен дотянуться своими когтями до долины Ганга. Тогда в лучшем случае британцев ждет кровавая схватка. А если русские одержат в ней верх, то они завоюют и мировое господство, что, говорят, завещал им еще их неистовый царь Петр .

Так рассуждали многочисленные английские исследователи «российской угрозы» в начале позапрошлого столетия. В 1817 году о ней появилась первая книга — «Очерк о военной и политической мощи России» генерал-майора Роберта Томаса Вильсона, который состоял при штабе Кутузова в 1812-м, а затем проделал вместе с русскими войсками весь Заграничный поход до Парижа . Теперь в своем бестселлере (уж слишком увлекательна была для публики сама тема) он ярко живописал жестокость и дикость недавних союзников, а также легкость, с которой они способны обмануть и покорить доверчивых цивилизованных европейцев.

Вначале подобные рассуждения оставались в Англии уделом немногих паникеров — здесь все еще помнили,  как вместе сражались против «корсиканского чудовища». Но спустя пару десятилетий уже мало кто ставил под сомнение коварные замыслы России. Каждое новое продвижение ее войск на Кавказе или в Средней Азии вызывало ужас — казалось, они не остановятся, пока не дойдут до Индии. Только самые беспечные британцы не обвиняли правительство в преступном бездействии. Общественное мнение, мобилизованное прессой на борьбу с «северной угрозой», в свою очередь, оправдало грандиозный шпионаж, развернутый по всей Азии, а также локальные войны против тех индийских княжеств, что сохраняли еще некоторую независимость. Во внутренней британской политике эта карта, естественно, тоже разыгрывалась. Но имелись ли реальные основания для подобных подозрений?