Отлично, не видеть Алисию сорок восемь часов – это не то что тебе твои яйца… Но это все равно что не дышать. Или дышать поверхностно, будто в твоем баллоне не хватает кислорода. Все это время я не мог сделать полноценного вдоха и даже начал паниковать немного – ну, как если ты на морском дне, на поверхность выбираться долго, а кругом плавают акулы… Ну и все такое. Нет, не совсем то. Собак не было, и ничего такого, и акул не было. За акулу могла бы сойти мама, но это слишком натянутое сравнение. Она просто хотела купить мне пиццу. Она не пыталась вырвать мне внутренности своими зубами. Поэтому я оборвал бы фразу на этом месте: на поверхность выбираться долго. Алисия равняется поверхность.

– Могу я позвонить? – спросил я у мамы, когда пришел домой.

– А тебе надо?

– Угу.

Да. Надо было. Иначе не сказать.

– Мы скоро уходим.

– Сейчас полпятого. Кто ест пиццу в полпятого?

– Пицца – в полпятого. Фильм – в полшестого.

– Что мы будем смотреть?

– Как насчет «Горбатой горы»?

– Да ладно!

– Что это значит: «Да ладно»?

– Так мы говорим, когда кто-то тупит или что-то в этом роде.

– И кто здесь тупит?

И тогда я понял, что она не шутит. Она действительно хочет, чтобы мы с ней вдвоем пошли и посмотрели «Горбатую гору». Мы, когда этот фильм появился, сразу начали звать одного учителя в школе Горбатый, потому что он в самом деле сутулился и все считали, что он гей.

– А ты хоть знаешь, про что это? – спросил я.

– Да. Про гору.

– Прекрати, мама! Не могу я идти на этот фильм. Меня завтра в школе задолбают.

– Тебя задолбают за то, что ты посмотрел кино про голубых ковбоев?

– Да. Иначе зачем я пошел смотреть это кино? Ответ один!

– Боже мой, – сказала мама. – Неужели у вас в школе все так запущено?!

– А то, – сказал я, потому что так оно и было.

Мы решили, что посмотрим, не идет ли какой-нибудь другой фильм, а потом я позвонил Алисии на мобильник и тут же получил в ответ сообщение, что, мол, телефон отключен. Я позвонил еще раз через пару минут, и снова это сообщение, затем я звонил каждые тридцать секунд – все по-прежнему. Мне на какое-то мгновение показалось, что я вообще не смогу с ней больше никогда поговорить. И у меня начались… ну, типа, черные мысли. Чего это она не берет трубку? Она не могла не знать, что я пытаюсь до нее дозвониться. Она знала, что сегодня у нас паршивый день. Вчера вечером, когда я сказал, что мама не хочет, чтобы мы завтра виделись, она заплакала. А сейчас ей как будто и дела нет, если только она не с кем-то другим. И я подумал, знаете: «Черт ее подери! Какая сука! Я один вечер с ней не встречаюсь, а она уже нашла себе другого. Так они и называются, такие девчонки. Ну правда, если вы ни одного вечера без секса прожить не можете – это же нимфомания. Правда? У вас проблема! Она как наркоманка, только вместо наркотика – секс».

Действительно. Вот на что это похоже. И знаете, что я думал потом, немного успокоившись? Что в этом есть что-то нездоровое. Нельзя же так вот называть свою девушку сукой и нимфоманкой только потому, что у нее сломалась зарядка от мобильника. (Именно это и случилось. Она мне потом послала эсэмэску, когда смогла подзарядить мобильник папиным зарядным устройством. Это была милая эсэмэска, правда.)

Так или иначе, я пребывал в таком настроении, какое подразумевало не лучшее начало. Мы пошли в торговый центр, в тамошний кинотеатр, смотреть, что там идет кроме «Горбатой горы», а там мало что показывали. То есть не совсем. Там было много такого, что я хотел бы посмотреть, например «Кинг-Конг», всего за пятьдесят центов, и много такого, что хотела бы посмотреть мама, например что-то про садоводство и про японских девочек, которым делают крохотные ступни. Но не было ничего такого, что хотели бы посмотреть мы оба. И мы так долго спорили, что не успели съесть пиццу, и нам пришлось ее доедать на ходу по пути в кино. Мы попали на дурацкий фильм про мужика, который по ошибке проглотил кусок своего мобильника, и получилось так, что все текстовые сообщения проходили через его мозги. Сначала была куча сообщений от девчонок, которые разобиделись на своих парней. А затем он получил сообщение о том, что какие-то террористы хотят взорвать мост в Нью-Йорке, и он вместе с одной девушкой помешал им. Ну хоть скучно не было. Но маму оно достало, мы с ней потом поспорили. Она сказала, что проглотить мобильник – это нелепо, а я отвечал, что мы не в курсе, что случится, если мы проглотим, может быть, это не так уж и дико. Но она даже не дала мне объяснить, что, на мой взгляд, глупее всего в этом фильме. Она сразу же свернула на то, как мне вывихнули мозги все эти видеоигры и телик.

Все это сейчас не важно. Важно, что в тот вечер мама встретила одного парня. Знаю-знаю. Предполагалось, что мы с мамой проведем вечер вместе, и мы с Алисией не увидимся. Но тут произошло кое-что еще. Буду справедлив к маме: то, что она встретила этого мужика, много времени у нас не отняло. Я даже и узнал-то об этом только через несколько дней. (То есть, точнее, я знал, что она встретила мужика. Я не имел понятия, что она Встретила Мужика, если понимаете, о чем это я.) Мы ждали пиццу, и нам предложили сесть за столик у двери, который специально для тех, кто берет пиццу навынос. Тут я отошел в туалет, а когда вернулся, мама болтала с этим мужиком, который сидел за соседним столиком со своим ребеночком. Они говорили о пицце, потом о том, какие бывают пиццерии, и так далее. Но когда нам принесли упаковку с пиццей, я сказал маме:

– А ты времени зря не теряешь!

Она в ответ:

– Да уж, я такая…

Ну и пошло-поехало. Она тогда ничего об этом мужике не сказала. Не сообщила, что знает его по работе. Он несколько лет назад уволился, но ее запомнил, хотя на службе они ни разу друг с другом не говорили. Они работали в разных отделах, мама – в культуре и отдыхе, а Марк (марка-помарка) в отделе здравоохранения и социального обеспечения. Когда он осмотрелся, то сказал себе, что у него-то в Айлингтоне не будет времени позаботиться о собственном здоровье.

Мы шли домой. Мы спорили о фильме, а потом мама попыталась заговорить со мной об Алисии.

– Не говори ничего, – прервал ее я. И потом: – Поэтому я и не хотел идти. Ты хочешь Разговора. – Я так это произнес, что слышна была большая буква. – Почему нельзя просто так гулять и говорить о пустяках?

– А когда мне с тобой поговорить? – спросила она. – Тебя же никогда нет дома.

– У меня появилась девушка, – ответил я. – Вот и все. И говорить больше не о чем. Ну, хочешь – спрашивай. Спрашивай, появилась ли у меня девушка…

– Сэмми…

– Ну, продолжай.

– А еще вопросик можно?

– Только один.

– Сексом вы занимаетесь?

– А ты?

Я что хотел сказать: о таком нельзя спрашивать. Это слишком личное. Но с тех пор как она разругалась с недоделанным Стивом, она ни с кем больше не встречалась, поэтому без малейшего замешательства ответила:

– Нет.

– Ну… а был у тебя секс?

– Что ты имеешь в виду? – переспросила она. – Был ли у меня секс когда-то раньше? Я бы сказала, ты – живой ответ на этот вопрос.

– Хватит! – оборвал я ее. Не стоило нам заводить этот разговор.

– Давай забудем обо мне. А как насчет тебя? У тебя был секс?

– Не скажу. Не твое дело.

– Значит, да. Не было бы – сказал бы.

– Не сказал бы. Так и так ничего не сказал бы. И это была твоя идея.

– Что именно?

– Алисия. Ты думала, она мне понравится, вот и взяла меня с собой в гости. Ну, она мне и понравилась.

– Сэм, ты знаешь, что когда ты у меня родился…

– Знаю. После этого вся твоя жизнь пошла на хер.

Я вообще-то никогда так при ней не выражаюсь, потому что она всегда на это сердится. Не из-за самих этих слов даже: просто она начинает чувствовать себя матерью-одиночкой, которая не смогла как следует воспитать своего сына. И мне это было очень противно. Я-то думаю, она неплохо поработала. Я имею в виду, что я не худший парень на свете, правда? Но я специально сейчас выругался, чтобы она подумала, что обидела меня, даже если на самом деле я и не оскорбился особо.