– Бог мой… – вырвалось у Дункана.

– Что?

– Я не могу представить себе, с чего бы этому человеку представляться Такером Кроу, если он не Такер Кроу.

– Да что ты говоришь?

– Энни не садистка. И тот парень с пляжа… похож… на вот этого, – Дункан кивнул на фото. – Только старше.

– Энни объяснила, как с ним познакомилась?

– Она сказала, что он ей написал. Ни с того ни с сего. То есть после того, как она выложила свой обзор «Голой» на сайте.

– Если это правда, – задумчиво произнесла Джина, – то ты наверняка готов удавиться.

Увы, Дункану была не под силу вторая пробежка по улицам Гулнесса – он еще не пришел в себя после первой. Вследствие этого пришлось ограничиться ускоренным шагом, прерываемым краткими остановками, чтобы отдышаться. Передышками он пользовался для размышлений. А поразмышлять нашлось над чем.

До недавних пор Дункан редко о чем сожалел. Но за последние недели он не раз пожалел, что совершил те или иные поступки, повел себя так, а не иначе. Оказалось, что многое он сделал зря, сделал неправильно. Приходилось раскаиваться, ругать себя, а то и ненавидеть. Ошибка, вызывающая наибольшее сожаление, – «Джульетта». Последняя, «Голая». Где была его голова? О чем он вообще думал? С чего он взял, что она лучше первой? После пятого прослушивания песни поблекли и приелись; после десятого он решил, что больше никогда не поставит этот диск. И не только потому, что второй альбом слаб, мелок и ничтожен, но и потому, что он бросает тень на великий оригинал. Кому интересно видеть проржавевшие железяки внутренней арматуры статуи? Разве что исследователям. Дункан, конечно, исследователь, ему интересно. Но каким образом он пришел к заключению, что набросок лучше оригинала? Ответ на этот вопрос отчасти ясен: «Голая» пришла к нему прежде, чем о ней прослышали остальные его соратники из воинства фанатов Кроу, и отрицательный отзыв о ней свел бы на нет это преимущество. Искусству свойственно иной раз рассыпать дары, он свой получил, однако не в той валюте. Обменный курс превратил подарок в труху. Может, снять свой обзор? Он повернулся к компьютеру, но передумал. Успеется.

Мало того, теперь еще и это. Если Такер Кроу действительно в Гулнессе — да еще в его прежнем доме! – у Дункана достаточно оснований для скорби и без его нелепого обзора «Голой». Не будь он столь раздражен равнодушием Энни, они бы не расстались, встретились бы с Такером вместе. Помести он отрицательный отзыв, вроде того, что сочинила Энни, – Такер, может, написал бы ему.Как же все это несправедливо… Он прожил всю свою жизнь с оглядкой, осторожно, но в тот единственный раз, когда он скомкал свою осторожность и швырнул ее в окно, – вот что принес ему ветер! (Да плюс Джина – еще одна линия той же драмы. Образно выражаясь, Джина – его «Голая», по ночам даже и без кавычек, подчеркивая уместность метафоры. Он и тут поспешил.)

Чуть ли не всю свою сознательную жизнь он мечтал встретиться с Такером Кроу или хотя бы оказаться в одном с ним помещении. И вот ему такая возможность представилась. Но он отчаянно трусит. Такер прочитал обзор Энни, стало быть, мог и его обзор прочитать. И возненавидеть идиота-автора. Такер знает, кто я, думал Дункан, и ненавидит меня. Конечно, он не мог не разглядеть серьезного отношения автора обзора, его страстности, увлеченности. Ой ли? А вдруг ему и это противно? Тогда уж лучше, чтобы все оказалось дурацкой выдумкой ставшей вдруг зловредной Энни. Дункан снова вернулся в настоящее время и попытался рассуждать здраво.

Параллельно этим сомнениям, метаниям и ненависти к самому себе Дункан невольно продумывал хитрые вопросы, которыми можно проверить истинность этого нежданного явления или изобличить обманщика-бухгалтера. Но как доказать Такеру Кроу, что он не Такер Кроу? Ведь Такер-то себя знает лучше, чем даже Дункан Томсон. Если его спросить, скажем, кто играл на педальной стил-гитаре в «Кто ты?», он заявит, что это вовсе не «Сники» Пит Клейноу, как ошибочно написано на конверте, – и попробуй возрази. Такер знает наверняка. Нет, нужно что-то другое, что известно только им обоим и больше никому. И Дункан понял, что располагает этим «другим».

Энни чуть не ахнула, увидев Дункана, крадущегося – с видом гордым и независимым – вдоль кустарника зеленой изгороди ее дома, который еще недавно был и его домом. Наблюдая, как он спотыкается о собственные пятки, не решаясь подойти к двери, и пытается незаметно заглянуть в окна, то и дело озираясь по сторонам, Энни готова была захохотать в голос от иронии происходящего. Меньше двух часов назад она расстраивалась, что Дункан недостаточно тоскует по ней, чтобы караулить ее возле дома, – и вот он здесь и занимается именно этим. Но тут же она сообразила, что никакой иронии нет и в помине: Дункан шастает вокруг ее дома только потому, что здесь находится Такер Кроу. Снова она не в счет, как и раньше. Энни высунулась из двери:

– Дункан, не валяй дурака, заходи.

– Извини. Я только… – Он прищурился, соображая, что он «только», ничего не придумал, пожал плечами и шагнул к двери. Джексон сидел у кухонного стола и рисовал, Такер у плиты жарил бекон для позднего завтрака.

– Здравствуйте… еще раз, – запинаясь, произнес Дункан.

– Здрасьте, здрасьте, – тут же отозвался Такер.

– Существует некоторая вероятность, что я должен принести вам извинения.

– Отлично. И когда же вы будете знать наверняка?

– Это так неожиданно и сложно…

– Что тут сложного?

– Я начинаю думать, что у вас нет никакой причины называть себя Такером Кроу, если вы не Такер Кроу.

– Прекрасное начало.

– Но, полагаю, Энни вам объяснила… Я давний поклонник вашего творчества, но в течение нескольких лет полагал, что вы выглядите совершенно иначе.

– Это Факер, – отозвался Джексон, не отрываясь от рисования. – Факер наш сосед, Фермер Джон. Тот дядька сфотографировал его, а всем наврал, что это папа.

– Да-да. Теперь я понимаю, – кивнул Дункан. – Это вполне вероятно, и я вам верю.

– Спасибо, – сказал Такер. – Могу и паспорт показать.

Дункан удивленно вскинул брови:

– Хм… О документах я и не подумал.

– Жаль вас разочаровывать, но вы мыслили в неверном направлении. Вы живете в мире слухов, толков, чуть ли не заговоров, верите экзотическим фото. А мой мир проще, прозаичнее. Паспорта, родительские собрания, выплаты по страховкам. Мой мир банален, и в нем куча бумажек. Вот и бумажка в подтверждение.

Такер полез во внутренний карман висящего на спинке стула пиджака и вытащил паспорт.

– Прошу. – Он вручил паспорт Дункану. Тот пролистал документ.

– Да-а… Действительно, – с сомнением в голове протянул Дункан. – Кажется, все в порядке.

Энни и Такер захохотали. Дункан вздрогнул, но потом оправился и выдавил нерешительную улыбку:

– Извините. Наверное, это звучит слишком официозно.

– Хотите, паспорт Джексона покажу? Если вы думаете, что мой паспорт поддельный, то, сами посудите, какой смысл подделывать еще и паспорт для пацана, чтобы он носил ту же фамилию?

– Э-э… Энни, можно я воспользуюсь туалетом? – Не дожидаясь ответа, Дункан деревянной походкой двинулся из кухни.

– Он немного не в себе, ошеломлен, – вполголоса обратилась Энни к Такеру. – Ему нужно восстановить картину мира. Попытайся проявить к нему капельку теплоты, ведь это ключевой момент его жизни, можно сказать.

Дункан снова появился на кухне, и Такер обнял его за плечи.

– Все в порядке, все нормально, – успокоил он.

Энни рассмеялась, Дункан с некоторым запозданием к ней присоединился, но она заметила, что он зажмурился.

– Дункан! – почти выкрикнула она и, смягчив голос, как ни в чем не бывало добавила: – Садись-ка с нами завтракать.

Намазывая масло на тосты и распределяя яичницу по тарелкам, они почти непринужденно болтали друг с другом. Энни готова была расцеловать Такера. Тот видел, как нервничает Дункан, и задавал нейтральные вопросы – о городке, о его жителях, о колледже и преподавательской работе, – на которые Дункан мог ответить, не срываясь в истерику. Голос Дункана иной раз подрагивал, держался он чрезмерно чопорно, раза два без видимой причины хихикнул, но по большей части можно было представить, что проходит нормальная чинно-пристойная встреча родственников или добрых друзей, где все четыре участника чувствуют себя совершенно комфортно.