Маджи смотрела в его хмурое лицо и ясно видела боль, отразившуюся в нем. Какими же глупыми мы оба были, подумала она, и слезы застлали ей глаза.

– Я чуть не убил тебя тогда. Не мог перенести твоего презрения… Мне всегда казалось – любовь делает человека уязвимым и ее необходимо избегать любой ценой. Но я не мог отказаться от женщины, которую полюбил и хотел слишком сильно, поэтому и предложил нашу сделку.

– Предложил? Скорее навязал, – поправила его Маджи, подняла руку и провела пальцами по его побелевшим губам. Он снова сказал, что любит! Может, теперь ее очередь осмелеть и попытаться объясниться?

– Я призналась тогда в своих скрытых намерениях не из жажды мести, а потому, что уже знала, как люблю тебя. Я надеялась, мы сможем начать все сначала, если я заставлю себя забыть то обстоятельство, что именно ты владелец клуба, из-за которого покончила с собой Шейла. Я готова была все простить любимому человеку.

– Ты уже любила меня? – изумился Никос. – Так презирала, но готова была простить?.. – спросил он хриплым голосом, обнял ее за худенькие плечи, свободной рукой прижал ее ладонь к своей щеке. – Если бы я знал тогда… Но я был в ярости. Я нарочно был груб, когда в первый раз входил в тебя… Мне доставляло удовольствие причинять боль, слышать, как ты кричишь. Я безжалостно казнил тебя… Прости…

Чувствуя, как его признание в любви согревает ей сердце, Маджи призналась:

– Мне не за что прощать. Это было самое замечательное, что я испытала в своей жизни. Я просто наслаждалась тобой.

– В этом-то и моя проблема, – печально произнес Никос. – Я получил тогда слишком большое блаженство, которого и вообразить не мог… В моих объятиях, в постели ты всегда становишься такой красивой, такой страстной и желанной, что я часто лишаюсь самообладания. Это даже порой пугает меня.

– То же самое могу сказать и о себе, – прошептала она.

– Так пойми же! Поскольку первая брачная ночь оказалась столь восхитительной, я решил, что ты никуда не денешься от своего первого и единственного любовника. Ты моя – и этого было достаточно.

– Скромность украшает тебя, – сухо проронила Маджи.

Никос наклонился и мягко поцеловал ее.

– Слово «болван» очень мне подходит, – пошутил он, потом добавил самым серьезным тоном: – Но прошлой ночью, увидев тебя в квартире Роя Бартона, мистер Костаки почувствовал себя растоптанным. От моего величайшего высокомерия ничего не осталось. Я появился у Роя совершенно случайно и вдруг увидел свою полуобнаженную супругу выходящей из ванной комнаты… – Он покачал головой, словно прогоняя непрошеное видение.

– Успокойся, между нами ничего не было, Никос. Я пришла туда получасом раньше, промокшая до нитки и вся в слезах. Попросила Роя организовать мой немедленный отъезд в Англию. Он налил мне бренди, велел снять мокрую одежду и отогреться в горячей воде. Остальное ты знаешь.

– Да, Боже! Но то, что я в гневе врезал своему помощнику и другу, психологически оказалось не самым худшим для меня. Дело в другом – я и на секунду не мог представить себе расставание с тобой. Мне было плевать, переспали вы или нет… Я был убит, опустошен, но жить без тебя не мог. Можешь за это признание хоть ноги об меня вытирать, все равно никогда не отпущу мою Мадж. Я люблю тебя…

Она так долго и отчаянно жаждала его любви! Но Маджи не смела надеяться, что Никос буквально положит свое сердце к ее ногам. В ответном порыве Маджи уже хотела было признаться в том, как глубоки ее чувства к мужу, но почему-то вдруг вспомнила о тех страданиях, которые он ей постоянно приносил.

Никос заметил ее колебания, посадил жену на колени и с силой сжал в объятиях.

– Можешь не говорить, что любишь меня. Во всяком случае, сейчас не обязательно. Я хочу лишь иметь возможность завоевать твою любовь. И я добьюсь ее: Никос Костаки человек упрямый и никогда не откажется от своей цели, пусть на это уйдет вся жизнь.

Все его заверения в любви меркнут перед одной неоспоримой истиной, с грустью подумала Маджи. Элизабет – его любовница. Она убедилась в том собственными глазами.

Маджи попыталась соскользнуть с колен Никоса, но тот удержал ее, опрокинул навзничь, плотно прижав к постели.

– Я верю и не верю тебе, – прошептала она с укоризной. – Что мне делать, если я своими глазами видела твою одежду рядом с платьями Элизабет…

– Маджи, любимая, мне льстит твоя ревность, но я клянусь, что никогда не занимался любовью с ней. Да я даже не взглянул ни на одну другую женщину с того момента, как увидел тебя. Я уступил Лизи свою квартиру до конца ее пребывания в Греции, поскольку она осталась здесь по моей просьбе, чтобы проследить за продажей сети здешних клубов здоровья, принадлежащих тетке. Они ничего не имеют общего с тем салоном, который существовал когда-то в Англии, но я все равно хочу отделаться от них ради душевного спокойствия своей жены. Элизабет помогает мне – вот и все.

– Никос, что бы ты ни говорил, я все равно знаю: ты и она – любовники.

– Чепуха. – Он чуть прикусил ее подбородок. – Выкинь из головы. Я люблю жену и в данный момент отчаянно ее хочу.

Маджи еле слышно вздохнула, когда Никос обхватил ее бедра длинными ногами и дал ей почувствовать свое возбуждение.

– Во время круиза я сама видела, как Элизабет выходила рано утром из этой каюты. Может быть, поэтому мне сейчас не по себе здесь.

– Не было этого.

– Не лги мне, Ник.

– Маджи, клянусь тебе!.. Бога ради, ты же знаешь, что на протяжении всего круиза я пытался уложить в постель тебя – и даже смотреть не мог на другую женщину. Не знаю, почему эта чертова кукла оказалась у моей двери, но я говорю тебе правду. И постараюсь убедить тебя.

Маджи попробовала сесть, но он опять уложил ее на подушки. Она увидела, как полыхали страстью его глаза, тогда ей пришлось попытаться силой освободиться от нависшего над ней мужского тела. Она не хотела, чтобы Никос «убеждал» ее с помощью секса. Слишком все важно между ними сейчас!

– Маджи, – просяще произнес Никос.

Она посмотрела ему в лицо: волевой подбородок, твердая линия рта, выразительный, чуть наискосок к вискам, разлет бровей.

– Ты похож на отца, Ник? Какой он был?..

– Замечательный. Жаль, я не весь в него, хотя мать говорит, что и характером мы тоже похожи.

– Извини меня, но раз ты его копия, тем для меня хуже, – задумчиво сказала Маджи.

– Почему? – совершенно сбитый с толку, спросил он.

– А разве ты не знаешь о романе между твоим отцом и Аспасией, чуть не сломавшем судьбу всей семьи?

– Откуда это тебе известно? Мама рассказала?

Маджи поняла, ей не следовало говорить об этом. Притихнув, Маджи ждала, что Никос взорвется, но, к ее изумлению, он рассмеялся.

– Боже мой, я должен был догадаться! Моя милая сумасшедшая мама! – Никос хохотал до слез, тормоша при этом Маджи. – Какая же ты простодушная и наивная. Тебе бы уже давно пора догадаться, что моя мать – настоящая королева драмы.

– Королева драмы? – недоумевала Маджи. Веселье Ник оса, его ласковые мимолетные поцелуи вернули ей хорошее настроение.

– Относись к этому как хочешь, но твоя свекровь – восьмое чудо света, – сказал Никос, наконец успокаиваясь. – Она была танцовщицей, когда они с отцом познакомились. Ее заветной мечтой было стать великой актрисой. Отец боготворил землю, по которой она ходила, и если чем и грешил, так это снисходительностью к ее причудам. Он выслушивал ее драматические фантазии, мирился с ее поездками в Лондон ради посещения театров, оперы, музеев…

Дороти «посвятила» тебя в историю, сюжет которой не тянет на драму. Но ей хочется, чтобы так было. На самом деле отец и Аспасия познакомились и, по-моему, один раз встретились у фонтана. Вот и все. Брат отца был постарше и по-опытней. Она тут же влюбилась и вышла за него замуж… Но маме нравится присочинять и обострять. Такая уж натура. Мне следовало построже приструнить ее еще несколько лет назад, но, как и отец, я склонен относиться к Дороти снисходительно. Мне было восемнадцать, когда я должен был взять на себя заботы о всей семье. И заверяю тебя, что присматривать сразу за тремя женщинами – матерью, теткой и кузиной – дело далеко не шуточное. Вместо этого я бы предпочел управлять какой-нибудь многопрофильной промышленной компанией.