Онемевшая от несправедливости, Маджи не нашлась что ответить. Да и вряд ли самоуверенная и злая Элизабет поверила бы. Пусть возвращается к кому угодно, только бы ее оставил в покое…

Но сегодня! Маджи даже застонала, вспомнив сцену за ужином. Сидевшая рядом с ней за столом Дороти тихо посвещала Маджи в свои ближайшие лондонские планы. В продуманном до мелочей расписании та не учла одного – свое ближайшее будущее девушка связывала с открытием собственного салона. Момент самый подходящий. Щедрый гонорар миссис Костаки позволял бы уже зимой приступить к делу.

– Осень я, как обещала, проведу с вами, Дороти, а потом… – Маджи вежливо, боясь обидеть, в который раз объясняла хозяйке свою позицию. – Будете приезжать ко мне. Благодарю Бога, что моей первой клиенткой станет такая женщина, как вы.

– Но ты нужна мне постоянно, а не от случая к случаю.

– Через несколько недель у вас все пройдет. И я вам не понадоблюсь. – Девушка вдруг сообразила, что заговорила слишком громко.

Никос прореагировал немедленно:

– Может, маме вы будете и не нужны, Мадж, но вы знаете, как нужны мне…

За репликой Никоса Костаки последовало всеобщее молчание. В ужасе Маджи оглядела компанию за столом – семь пар глаз оценивающе уставились на ее вспыхнувшее лицо. Восьмая пара, принадлежащая Никосу, таила и иронию, и в то же время возмутительный вызов.

Маджи хотела было отшутиться, но у нее вдруг перехватило горло. Разозлившись на него и на себя, она довольно оскорбительно произнесла:

– Разумеется, чего еще ожидать от вас, мистер Костаки? Ведь пока я присматриваю за вашей матерью, вам не о чем беспокоиться, сбыв ее с рук, вы с чистой совестью можете заниматься исключительно собой…

Его черные брови сошлись на переносице, губы вытянулись в тонкую линию, на загорелых скулах выступила бледность, а глаза потемнели от едва сдерживаемой ярости. Девушке показалось, он вот-вот взорвется, но тут совершенно неожиданно вмешалась Элизабет:

– Ну зачем же так резко! Мы понимаем, что имел в виду Никос. Сын, естественно, хочет, чтобы о его матери хорошо заботились. Вы, судя по всему, устраиваете нашу Дороти, а значит, и его тоже!

Почти сразу же возобновился обычный разговор – все светские тонкости и приличия были соблюдены. Однако Маджи кожей ощущала волны, исходившие от взбешенного Никоса. Когда ужин подошел к концу, она незаметно удалилась.

Выйдя из душа и наскоро обтеревшись большим пушистым полотенцем, прошлепала босиком в спальню и остановилась как вкопанная, увидев, как поворачивается в дверях ручка.

– Откройте, Маджи. Мне необходимо поговорить с вами, – послышался требовательный голос Никоса.

Ну уж нет! Хорошо, что она заперлась я оставила ключ в замке – тут не поможет даже запасной, который у владельца яхты наверняка есть.

Поблагодарив Бога за свою предусмотрительность, она спокойно забралась в постель. Еще одно очко выиграно!

Когда на следующее утро Маджи открыла дверь своей каюты, чтобы пойти к Дороти, ее ждал сюрприз.

Одетая в полупрозрачный дымчатый пеньюар у каюты напротив стояла Элизабет.

Поднеся палец к губам, та прошептала: – Ш-ш-ш… Никосу необходимо поспать. Уже светает… – Ее губы сложились в обворожительную улыбку, и вся она походила на кошку, слопавшую канарейку. – Ну, вы знаете, что я имею в виду, мы ведь не дети…

Маджи была потрясена. Не тем, что внезапно открылось ей, а болью, разраставшейся в груди. Мукой, которая раздирала душу, наполняя до краев неведомой до того яростью. Сомневаться не приходилось. Впервые в жизни она познала ревность и едва владела собой. Сначала ее мысленные проклятия обратились на Элизабет, потом на Никоса. Лишь чуть остыв, девушка попыталась дать беспристрастную оценку собственному поведению.

Она убеждала себя, что, хотя Никосу и нравится игра в поддразнивание, ему наплевать на нее! Он делает вид, будто увлечен, а на самом деле лишь притворяется и лжет! Все так. Почему же ей горько и больно?.. Поразмыслив, Маджи вынужденно призналась себе: в глубине души она питала тайную надежду, что Никос хоть немного, пусть капельку, неравнодушен к ней. Он задел ее едва ли не с самого начала. И нечего юлить – честнее посмотреть горькой правде в лицо…

Хозяйка встретила ее радушно.

– Пришла пораньше – вот и хорошо. Садись. Почему ты бледненькая сегодня? Не спалось?.. Если переживаешь из-за вчерашнего недоразумения за столом…

– Мне стыдно за бестактность, которую допустила…

– Знаешь, милочка, я тоже отчасти виновата. Мне кажется, именно я ввела тебя в заблуждение насчет своих отношений с сыном. На самом деле они у нас очень хорошие, я вижусь с ним гораздо чаще, чем ты думаешь. Он избаловал меня вниманием настолько, что я действительно почувствовала себя несчастной, больной и брошенной, когда мучилась из-за вывихнутого плеча в Лондоне, а он в такой момент, как назло, задерживался в Австралии. Я раскисла от жалости к самой себе, чем и ввела тебя в заблуждение…

Обычно Никос бывает в Лондоне каждый месяц. У него своя квартира, он навещает меня и звонит почти ежедневно. Плюс каждую осень мы вместе отдыхаем на вилле на острове Сирое. На самом деле – он любящий, заботливый сын, который и не помышляет отделаться от матери, тем более сбыть ее с рук…

Теперь Маджи осознала, почему Дороти не удивило появление сына на Крите. Но, поскольку пугала собственная реакция на него, ей все время хотелось в каждом поступке или слове Никоса, обращенном к матери, видеть только плохое. Что ж, коли слепая – так ей и надо. В свое оправдание она тем не менее сказала:

– Я поняла, Дороти, но бесцеремонное замечание вчера вечером я сделала в порядке самозащиты. Ваш сын, похоже, наслаждается, то и дело поддразнивая меня. Теперь я знаю причину, особенно после того, как увидела сегодня утром Элизабет у его двери.

– Да при чем тут Элизабет? – нетерпеливо перебила Дороти. – Пойми наконец, Никос добрейший и мягкий человек, несмотря на суровый вид. Мне не хочется, чтобы ты плохо думала о нем, тем более, судя по всему, ты нравишься ему.

Нравлюсь? Ну и смех! Да он гоняется за любой юбкой, подумала Маджи. Сексуальный маньяк – вот он кто на самом деле, а не паинька…

– К тому же я хочу, чтобы ты поехала со мной осенью на Сирое. Это очень красивый остров, тебе там понравится. Поездка удлинит наш контракт лишь на неделю-две. Ну, как тебе мое предложение, а?..

Маджи растерялась. Опять находиться рядом с Никосом? Опять подвергать испытаниям себя, дрожа при каждом его прикосновении? Жаждать и отталкивать, верить и сомневаться? Надеяться и отчаиваться?..

Словно почувствовав ее тревогу, Дороти добавила:

– Ну, до этого еще далеко, но ты подумай. Солнце и море – гораздо приятнее, чем слякотная осень в Англии.

– О'кей, миссис, вы меня уговорили, – после некоторого молчания сказала девушка. Поразмыслив, она решила, что очевидный факт связи Никоса с Элизабет уже стал для нее отрезвляющим лекарством, способным излечить от чар, которыми обладает этот мужчина. Все, обещала себе Маджи. На меня они больше не действуют. Я получила хорошую дозу прививки и выздоровела!..

Последующие два дня прошли для Маджи без сбоев и стычек. В общих разговорах за обедами и ужинами, а главное – в сборах к предстоящему отъезду. Гости вместе с Никосом должны были отправиться в Афины, она с Дороти – домой, в Лондон. «Семейные каникулы» кончились. Яхта взяла курс на материк.

Никос Костаки, Рой Бартон, Элизабет большую часть времени посвящали обсуждению своих дел, бухгалтер компании Рондарис буквально не выпускал их даже передохнуть. Семейство Аспасии (в громких спорах между собой) укладывало свой багаж. Дороти скучала на палубе. Прощальный ужин прошел великолепно. Маджи чувствовала себя легко и непринужденно, будто сбросила с плеч тяжелый груз.

Яхта вошла в порт. Первыми по трапу спустились на землю Дороти и Маджи. Стюард грузил вещи в багажник и салон огромного автомобиля, который должен был отвезти их на аэродром. Следом появились остальные и тоже занялись погрузкой. Семейство Аспасии спорило, кому где сидеть. Рой Бартон разговаривал со своим шофером, Элизабет натянула автомобильные перчатки с прорезями, усевшись сама за руль. Не было только Никоса Костаки.