Миранде Гренвилл выпала честь стать в один день крестной сразу двух детей — Вайолет Дэйзи и Джада Майкла. Стоя рядом поочередно с каждой из счастливых матерей — сначала со своей невесткой Белль, а затем с сестрой Белль Дэйзи, — она повторяла за священником слова клятвы, а затем фотографировалась вместе со всеми.

Несомненно, это было самое радостное событие в ее жизни за последнее время, и улыбка не сходила с ее лица, хотя внутри у нее все разрывалось от боли.

Научиться держать под контролем свои эмоции было нелегко. Намного сложнее, чем утверждалось в книгах. Но когда боль стала такой невыносимой, что спрятать ее было необходимо для выживания, у нее откуда-то нашлись силы.

Но так было не всегда.

Раньше она выставляла свои чувства напоказ.

Это был болезненный урок, который она усвоила, наблюдая за своим братом Иво. Она никогда не считала его чувствительным, но сила его любви была выше ее понимания. Радость отцовства растопила ледяной панцирь, сковывавший его сердце. Точно такой же, как у нее. За ним она прятала страшную тайну, в которую не посвящала никого, даже Иво.

Итак, в этот радостный день она улыбалась для него. Но провести брата было невозможно. Он слишком хорошо ее знал, чувствовал ранимость, прячущуюся за маской внешнего спокойствия. Даже сегодня, когда он смотрел на нее, его глаза словно спрашивали: «Я могу чем-то тебе помочь?»

Задай Иво ей этот вопрос, она бы ответила «нет». Он и так уже сделал для нее более чем достаточно. Находился рядом с ней в самые тяжелые моменты ее жизни.

Теперь у него началась новая жизнь, и пора порвать все ниточки, связывавшие его с болезненным прошлым. Миранда должна была убедить его, что больше не нуждается в его опеке, поэтому она улыбалась во весь рот, пила вино за здоровье крестников, фотографировалась с ними.

Когда к ней подошла Белль и сказала, что ей пора кормить Вайолет, Миранда, уставшая от веселья, уцепилась за эту возможность.

— Белль, я должна идти, — сказала она, проследовав за невесткой в детскую.

— Так рано? — Белль взяла ее за руку, но не для того, чтобы задержать. В этом непринужденном жесте было много тепла и доброты, которых Миранда не заслуживала. Появление обаятельной и эффектной Белль Дэвенпорт в жизни ее брата было ей не по душе. Она ненавидела эту женщину за ее дар притягивать к себе людей, за то, что Иво не мог без нее жить, поэтому делала все возможное для того, чтобы Белль чувствовала себя чужой в собственном доме.

Это было нелепо. Кому, как не ей, было знать, что если Иво полюбил, то это навсегда.

— Мне нужно успеть на самолет, — сказала Миранда, отстранившись. Ей не нужна была эта доброта. Она ее не заслужила. — Я несколько месяцев потратила на сбор информации для нового документального фильма, поэтому имею право уделить немного времени себе, прежде чем мы начнем снимать.

Все три женщины работали в одной телекомпании, но Белль и Дэйзи сейчас находились в отпуске по уходу за ребенком.

— Вот здорово, — улыбнулась Белль. — И куда же ты отправляешься?

— Туда, где нет телефонной связи, — язвительно ответила она, затем, увидев, что Вайолет начала жадно сосать материнскую грудь, отвернулась. — Скажешь Иво, ладно? — спросила она, чувствуя, как к горлу подступил комок. — И Дэйзи.

— Ты не хочешь сама с ними попрощаться?

— Будет лучше, если я тихонько ускользну. — Она пожала плечами. — Ты же знаешь, что за человек Иво. Он начнет задавать вопросы, заставит меня пообещать оставаться на связи.

Она не смогла бы сдержать это обещание. Ей нужно было на время спрятаться. Дать ему возможность посвятить всего себя новой семье. Убежать от избытка внимания, тепла, доброты туда, где ее никто не знает. Туда, где она сможет наконец перестать улыбаться и быть самой собой.

Белль пожала ее руку.

— Спасибо тебе, Майри.

— За что? Я говорила, что ты пожалеешь о том, что выбрала меня на роль крестной матери Вайолет. Я буду подавать обоим крестникам плохой пример.

Не восприняв ее слова всерьез, Белль покачала головой.

— Дело не только в этом. Я благодарна тебе за то, что ты дала Дэйзи работу и цель в жизни, когда она больше всего в этом нуждалась.

— Она бы не задержалась у меня надолго, если бы не проявила себя, — солгала Майри.

Ради своего любимого брата она взяла под свое крылышко несчастную младшую сестру Белль. Это была попытка частично искупить боль, которую Иво испытал по ее вине. В действительности она понимала Дэйзи так, как ее никогда не смогла бы понять Белль. В прошлом она тоже усвоила горький урок и умела сдержанно отвечать на эмоциональные всплески старшей сестры.

— Просто предупреди Дэйзи, что, если она планирует стать домохозяйкой, я ей этого не позволю, — сурово произнесла Майри, желая положить конец сентиментальной болтовне. — Я потратила слишком много времени на ее обучение, чтобы так просто ее опустить.

— И еще спасибо тебе за то, что не стала возражать, когда Иво решил продать дом, — настойчиво продолжала Белль. — Я представляю, как тебе было тяжело.

Тяжело…

Со старинным особняком, принадлежавшим нескольким поколениям ее семьи, была связана вся ее жизнь, и она не жалела средств на его благоустройство. Это было отличное место для проведения банкетов и всевозможных светских мероприятий.

Белль, возненавидевшая этот дом, едва переступив его порог, не имела ни малейшего понятия, как нелегко ей было с ним расставаться, но тем не менее Майри продолжала улыбаться.

— Для одного человека он был бы слишком велик. Я должна идти.

— Майри…

— До свидания. — Повернувшись, она направилась к двери, прежде чем Белль заключила бы ее в объятия или сделала какую-нибудь глупость в этом роде.

Прежде чем на глаза навернутся слезы и с лица упадет ледяная маска недотроги, которая была ее единственным спасением последние несколько лет.

Ник Джаго сел за барную стойку, и бармен, суровый австралиец, чья яхта десять лет назад потерпела крушение у берегов острова Кордильера, поставил перед ним маленькую чашечку крепкого черного кофе.

— Тебя давно не было видно в городе, — сказал он.

— Я приехал забрать свою почту. Это единственное достижение цивилизации, которым меня можно сюда заманить.

— Возможно, но, находясь один в глуши, ты пропускаешь свежие новости. — Он достал из-под прилавка английскую газету месячной давности. — Я приберег ее специально для тебя.

Джаго посмотрел на заголовки бульварного издания, которое имело наглость называть себя газетой. Еще один политик застигнут в пикантной обстановке. Еще одна семья распалась.

— Нет, спасибо, Роб, мне сейчас не хочется читать светские сплетни.

— Я не об этом. Загляни внутрь. Там есть фото, которое, я подумал, тебя заинтересует.

— Можешь оставить фотографии девочек с третьей страницы себе. Скоро вернется Флисс, и они мне будут не нужны.

— Ты в этом уверен?

Джаго пожал плечами. Он был уверен только в том, что ее прощальные слова сопровождались многообещающим жарким поцелуем. Но Роб, очевидно, знал что-то, чего не знал он.

— Почему у меня есть такое чувство, будто ты собираешься меня разочаровать?

— Мне неприятно сообщать тебе плохие новости, приятель, — ответил Роб, — но я должен сказать, что у твоей Флисс на уме совсем другие вещи. — Он открыл газету на развороте.

—  «Секс, рабство и жертвоприношение… Эксклюзивные выдержки из сенсационных дневников очаровательного археолога Флисс Грант…»,— прочитал он вслух.

Рука Джаго с чашкой замерла в воздухе.

Археолог?

Когда Флисс появилась у него на раскопках, она была аспиранткой. Добровольцем, готовым работать бесплатно ради приобретения опыта.

Глядя на его озадаченное лицо, Роб продолжил читать:

— «Раскрытие тайн давно затерянного Храма Огня на острове Кордильера. Проведите отпуск на этом экзотическом острове, и вы увидите сами древний камень для жертвоприношений…»