– Оружие у меня на стене не нравится вам из-за этого? Потому что оно напоминает о войне и о множестве жизней, которые война разрушила?

Бланш сделала глубокий вдох и ответила:

– Это одна из причин. В отличие от большинства женщин нашего общества я не вижу в войне ничего романтического.

Рекс долго и пристально смотрел на нее и, наконец, сказал:

– Вы правы. В войне нет ничего романтического и ничего привлекательного.

Их взгляды встретились.

– А по какой еще причине вам не нравится моя коллекция?

Бланш не сразу решилась ответить, но, немного помедлив, объяснила:

– Я не могу точно это объяснить, но мне становится неприятно, когда я на нее смотрю. Если говорить честно, она вызывает у меня грусть. Почему вы хотите видеть это оружие каждый день? Неужели оно не вызывает у вас тяжелых воспоминаний?

Рекс вздрогнул. Другой мужчина оставил бы без ответа ее прямой вопрос, но он этого не сделал.

– Люди, которыми я командовал, умирали на войне. Конечно, об этом тяжело вспоминать, – ответил он.

Ее глаза широко раскрылись.

Тогда Рекс вежливо улыбнулся ей и заговорил о погоде.

Баранина казалась ей безвкусной, как картон. Бланш не была голодна, но заставила себя съесть половину того, что было на тарелке. Точно так же она заставляла себя сохранять спокойствие. Но каждый раз, когда она смотрела в свою тарелку, чувствовала на себе пристальный взгляд сэра Рекса. Она привыкла к его взглядам, но не к таким. Раз или два их взгляды встречались во время бала. Может быть, Бланш даже улыбалась сэру Рексу или он ей. Но этот взгляд был совершенно другим. Он смущал Бланш. Казалось, что он наполняет комнату каким-то странным напряжением. Этот пристальный взгляд был мужским и ищущим. Бланш жалела, что Рекс не пригласил на этот обед других гостей. Очень трудно двум незнакомым людям обедать наедине после того, что произошло днем.

За столом они разговаривали – вежливо, хотя и чопорно. На ее взгляд, то, что им удавалось поддерживать разговор, было чудом. Но в конце концов беседа сменилась долгим неловким молчанием.

Бланш украдкой рассматривала руки сэра Рекса. Его большие сильные кисти были покрыты темным загаром, пальцы были длинные, с широкими концами. Но эти ладони двигались очень изящно, как и сам сэр Рекс, несмотря на свой костыль. Глядя на то, как эти пальцы прикасаются к вилке и ножу, она представила себе, как его ладони обнимали Анну.

Ее сердце словно качалось из стороны в сторону, а тело ныло так, что ей было почти больно. Бланш не могла понять, что с ней не в порядке.

– Я думал о Пентвейте, – медленно произнес он.

Бланш поспешила проглотить очередной кусок. Ей стало легче: теперь она сможет говорить о чем-то отстраненном. Она оторвала взгляд от мощных ладоней своего собеседника и посмотрела вверх. Мрачный и упорный взгляд его темных глаз словно обжег ее, но она отважно улыбнулась.

– Что вы станете делать, если обнаружите, что Пентвейт находится в таком плохом состоянии, как я предполагаю?

– Я надеюсь, что вы ошибаетесь. Но если вы правы, я начну его восстанавливать.

Она заметила, что сэр Рекс ничего не ел, но выпил почти всю бутылку вина. Сама она сделала лишь один глоток из своего бокала.

Сплетники, кроме всего прочего, говорили, что он пьет слишком много, а иногда выпивает даже утром. Она всегда считала это обвинение несправедливым и подозревала, что они лгут. Такой трудолюбивый человек не может беспорядочно напиваться.

– Не разрешите ли вы мне сопровождать вас завтра, леди Херрингтон? – спросил он.

Бланш эта просьба просто ошеломила. Ее изумленный взгляд встретился со взглядом сэра Рекса. Она не могла представить себе, как будет сидеть рядом с ним в карете. Но прежде чем она успела ответить, сэр Рекс сказал:

– Меня беспокоит состояние этой усадьбы. Я почти уверен, что вам может понадобиться моя помощь, если, конечно, кто-то по ошибке не перепутал купчие.

Его просьба была совершенно уместна, и ей действительно могла понадобиться его поддержка. Но как она сможет провести целый день с ним наедине, если едва справилась с собой во время обычного ужина? Она бы сумела выдержать это, если бы он не смотрел на нее так пристально. И если бы действительно смогла забыть фривольную сцену с горничной. Но к несчастью, эта картина еще долго будет отпечатана в ее памяти. А в ее тесной карете они будут сидеть слишком близко друг к другу, и от этого воспоминания будет очень трудно отделаться. Кроме того, в нем слишком много мужского начала. Ей лучше держаться подальше от этого начала, а значит, от сэра Рекса – по крайней мере, пока она не станет лучше владеть собой.

Она взглянула на его сильные руки, заставила себя не вспоминать о событиях прошедшего дня и каким-то образом сумела ответить:

– Мне совершенно не хочется заставлять вас отлучаться из усадьбы. У вас здесь, конечно, много дел.

– Вы не заставляете меня отлучаться, – настаивал он. – Мои собственные дела могут подождать. Я сильно озабочен и, как друг вашей семьи, считаю, что должен сопровождать вас.

Бланш заволновалась.

– Возможно, Пентвейт находится в прекрасном состоянии, – сказала она. – Пожалуйста, не беспокойтесь. Я даже уверена, что все хорошо, и уже сегодня перевезу туда мои вещи.

Его пристальный взгляд не дрогнул.

– Конечно, вы можете сопровождать меня, – выдохнула она. Меньше всего она хотела чем-нибудь оскорбить сэра Рекса, а вежливого способа отказать ему не было.

Он кивнул, и его крепко сжатые челюсти немного расслабились.

Посуду со стола убрал слуга, которого Бланш еще ни разу не видела. Она использовала эту передышку и попыталась успокоиться. Но она была уверена, что должна побывать у врача, как только вернется в город. С ее сердцем что-то было не в порядке: оно продолжало биться слишком быстро.

Им подали десерт. Бланш почувствовала, что уже не сможет ничего проглотить, а сэр Рекс отодвинул от себя тарелку.

– У вас много поклонников? – спросил он свою гостью.

Этот вопрос на мгновение удивил ее. Потом она ответила:

– У меня их двести двадцать восемь.

– Вы шутите! – не поверил он. Забавно было смотреть, как он удивился.

– К несчастью, нет, – с улыбкой ответила Бланш. – Вам не кажется, что это устрашающее число?

Он, похоже, совсем развеселился.

– Да, весьма устрашающее, – ответил он и повернулся к своему вину.

Что он думает на самом деле? – подумала Бланш.

Длинные темные ресницы поднялись. Он пронзил ее своим взглядом и спросил:

– Есть ли среди них кто-нибудь, кем вы восхищаетесь?

Ее сердце на секунду остановилось, ей было трудно заговорить.

– Нет. По-настоящему – нет.

– Я уверен, что подходящий кандидат появится, – сказал он и мрачно улыбнулся.

Она старалась не смотреть ему в глаза и не допускать в свой ум образ блестящей и мокрой от пота горы мускулов, вздувшихся мышц на руках и неистового восторга на его лице.

– Да, именно на это я надеюсь.

Бланш наклонилась вперед, когда ее карета свернула на дорогу, отмеченную указателем «Пентвейт». Это было на следующее утро, за час до полудня. После ужина она оставила сэра Рекса одного и поднялась по лестнице, спрашивая себя, не намерен ли он напиться допьяна в одиночестве. Она опасалась, что он проводит вечера именно так. Бланш так устала, что сразу легла в постель, хотя было только девять часов. Она подумала о загадочном хозяине этого дома, вспомнила то, что случайно увидела, и быстро уснула. Спала она глубоко и спокойно и утром проснулась только благодаря стараниям Мег.

Сэр Рекс не завтракал вместе с ней. Бланш узнала, что он работал вместе со своими конюхами – вероятно, был занят лошадьми. И сейчас он не сидел рядом с Бланш, а скакал верхом рядом с каретой.

Бланш не представляла себе, как человек, у которого от одной из ног осталась лишь половина, может ехать верхом. Но она скрыла свое изумление и сделала вид, что в этом нет ничего особенного. Она быстро заметила, что он держался в седле так умело, словно был частью своего коня, а отсутствующую правую икру заменял тростью. Но конечно, от каждого кавалериста требовалось, чтобы он еще до поступления на службу окончил курс верховой езды в военном училище.