Скраггер инстинктивно прикрыл лицо руками, но от последнего удара его голова ударилась о боковое стекло, и его на мгновение оглушило; пристегнутый ремень спас его от по-настоящему серьезной травмы. Водитель вылетел в лобовое стекло и теперь лежал наполовину внутри, наполовину снаружи машины, он сильно пострадал. Сзади сиденья защитили Минору, и он первый пришел в себя, по-прежнему бережно прижимая к себе рацию. Среди воплей и сумятицы он с трудом открыл свою дверцу и выбрался наружу, сразу очутившись в толчее прохожих и пострадавших; никто не заметил его как пассажира: японцы из «Иран-Тода» были обычным явлением на улицах города.

В этот момент к ним подбежали люди, сидевшие в полицейской машине, которую при столкновении развернуло так, что она теперь стояла поперек дороги со смятым передом. Полицейские протолкались через толпу к «универсалу», бросили один взгляд на водителя, потом со скрежетом открыли боковую дверцу и вытащили Скраггера наружу.

Раздались злобные крики «Американец!», шум усилился, послышались новые вопли; Скраггер стоял все еще полуоглушенный.

– Спа… спасибо, я… я в порядке… – но его крепко держали и кричали на него громко и озлобленно.

– Ради бога… – охнул он, – это не я был за рулем… что, черт возьми, происхо… – Вокруг него бушевала буря криков на фарси, паника и злоба, и один из подошедших полицейских защелкнул на его руках наручники, его грубо потащили ко второй машине, запихнули на заднее сиденье и сели в нее сами, продолжая осыпать его проклятьями. Водитель завел двигатель.

На другой стороне дороги Минору безуспешно пытался пробраться сквозь толпу, чтобы помочь Скраггеру. Он остановился в отчаянии, когда увидел, как машина с ним понеслась по улице прочь.

Недалеко от Дошан-Таппеха. 15.30. Мак-Айвер ехал по дороге, тянувшейся вдоль забора из колючей проволоки, окружавшего военный аэродром. Крылья и бока его машины были сильно помяты, вмятин и царапин было гораздо больше, чем раньше. Одна фара была разбита и кое-как залеплена скотчем, сзади с одного бока красный тормозной фонарь отсутствовал, но двигатель работал по-прежнему уверенно и чисто, и зимние шины хорошо держали дорогу. По обочинам поднимались сугробы снега. Солнце не пробивалось сквозь плотные облака, висевшие в каких-нибудь трех с половиной сотнях метров над головой и застилавшие все, кроме предгорных холмов на севере. Было холодно, и он опаздывал.

С внутренней стороны ветрового стекла был прикреплен большой зеленый пропуск, и, увидев его, пестрая группа «зеленых повязок» и охранников аэропорта, стоявшая у ворот, замахала руками, пропуская его, потом опять сгрудилась у открытого костра, чтобы как-то согреться. Он направился к ангару S-G. Прежде чем он до него добрался, Том Локарт вышел из боковой двери, чтобы перехватить его.

– Привет, Мак, – сказал он, быстро усаживаясь в машину. Он был одет для полета, со своей дорожной сумкой и только что прилетел из Ковисса. – Как Шахразада?

– Извини, что так долго, ужасные пробки.

– Ты видел ее?

– Нет, пока не видел. Извини. – Он заметил, как Локарт мгновенно напрягся. – Сегодня рано утром я опять туда ездил. Слуга открыл мне дверь, но, похоже, не понимал меня. Я отвезу тебя туда сразу же, как только смогу. – Он отпустил сцепление и развернулся к воротам. – Как все прошло в Загросе?

– Отвратительно, расскажу тебе обо всем через секунду, – торопливо проговорил Локарт. – Прежде чем мы сможем уехать, нам нужно встретиться с начальником базы.

– О? А зачем? – Мак-Айвер нажал на тормоз.

– Они не сказали. Оставили записку у клерка, чтобы ты зашел к начальнику базы, когда приедешь сегодня. Какие-то проблемы?

– Никаких, о которых мне было бы известно. – Мак-Айвер отпустил сцепление и круто повернул руль. Что там на этот раз? – думал он, пытаясь унять поднимающуюся внутри тревогу.

– Это могло бы быть связано с НВС?

– Будем надеяться, что нет.

– Что с твоей «Лулу»? Попал в аварию?

– Нет, просто какое-то хулиганье на улице, – ответил Мак-Айвер, думая о НВС.

– С каждым днем ситуация все напряженнее. Есть новости от Эрикки?

– Никаких. Он просто исчез. Азадэ просиживает у телефона в офисе все дни напролет.

– Она живет у тебя?

– Нет, в субботу она вернулась в свою квартиру. – Мак-Айвер направлялся к зданиям по другую сторону взлетно-посадочной полосы. – Расскажи мне про Загрос. – Он слушал, не прерывая, пока Том не закончил свой рассказ. – Ужас, кошмар какой-то!

– Да, но Ничак-хан так и не подал знака, чтобы нас сбили. Если бы подал, я думаю, он бы сумел отвертеться. Чертовски трудно опровергнуть историю про «террористов». Как бы то ни было, когда мы добрались до Ковисса, выяснилось, что Дюк и Энди поимели крупную ссору с Мастаком. – Локарт рассказал ему о ней. – Но хитрость, похоже, срабатывает: вчера Дюк и Папаша перегнали 212-й к Руди, а сегодня утром Эхо-Танго-Лима-Лима прибыл, чтобы забрать тело Джордона.

– Ужасно. Я чувствую себя таким виноватым за старика Долбаря.

– Наверное, у нас у всех такое чувство. – Впереди появилось здание штаба базы с часовыми снаружи. – Мы все вышли проводить его, когда гроб грузили в самолет, юный Фредди сыграл похоронную на своей волынке, вот, собственно, и все проводы, что еще тут можно сделать. Любопытно, что полковник Чангиз прислал почетный караул из состава ВВС и дал нам нормальный гроб. Странный народ эти иранцы, очень странный. Они выглядели так, словно им было по-настоящему жаль, что он погиб. – Локарт говорил автоматически; все эти задержки сводили его с ума – сначала в Ковиссе пришлось ждать, потом по дороге сюда служба управления воздушным движением без конца его доставала, потом выяснилось, что нет транспорта, и он бесконечно долго ждал, пока приедет Мак-Айвер, и вот теперь новая задержка. Что случилось с Шахразадой?

Они были рядом с административным зданием, где располагались апартаменты начальника базы и офицерская столовая, где оба они провели в прошлом немало приятных часов. Дошан-Таппех был элитной военной базой – шах держал здесь часть своего парка личных реактивных самолетов и свой «Фоккер Френдшип». Теперь стены двухэтажного здания были, как оспинами, изрыты следами от пуль, местами разворочены снарядами, большинство окон стояли без стекол, некоторые были заколочены досками. Снаружи несколько часовых из «зеленых повязок» и неопрятно одетых военнослужащих прохаживались взад-вперед.

– Мир вам! Их превосходительства Мак-Айвер и Локарт прибыли для встречи с начальником базы, – произнес Локарт на фарси. Один из «зеленых повязок» махнул им рукой, показывая, чтобы они входили. – Прошу вас, где находится кабинет?

– Внутри.

Они поднялись по ступеням к главному входу; в воздухе тяжело пахло горелым, кордитом и канализацией. Они едва поднялись до верхней ступеньки, как большая дверь с треском распахнулась, и оттуда торопливо вышел мулла и с ним несколько «зеленых повязок», волочивших двух молодых офицеров ВВС – их руки были связаны, мундиры изорваны и в грязи. Локарт охнул, узнав одного из них.

– Карим! – вырвалось у него, и теперь Мак-Айвер тоже узнал молодого иранца – Карим Пешади, обожаемый двоюродный брат Шахразады, тот самый, кого он просил забрать разрешение на взлет НВС с диспетчерской вышки.

– Том! Во имя Аллаха, скажите им, что я не шпион и не предатель, – крикнул Карим по-английски. – Скажите им, Том!

– Ваше превосходительство, – обратился Локарт к мулле на фарси, – здесь безусловно какая-то ошибка. Этот человек – пилот, капитан Пешади, верный помощник аятоллы, сторон…

– Кто вы, ваше превосходительство? – спросил мулла, черноглазый, приземистый, плотный. – Американец?

– Моя фамилия Локарт, ваше превосходительство, я канадец, пилот для «Иран Ойл», а это руководитель нашей компании на другом конце летного поля, капитан Мак-Айвер, и…

– Откуда вы знаете этого предателя?

– Ваше превосходительство, я уверен, что это ошибка, он никак не может быть предателем, я знаю его, потому что он двоюродный брат моей жены и сы…