человеком как с чашкой из дорогого фарфора, мне казалось, что человек

не сможет снести малейшей неуклюжести в обращении с ним. Естественно,

что, оказавшись здесь, я не смог пройти мимо очевидных свидетельств

ошибочности такого моего подхода к человеку. Все, что мне довелось

прочесть о Синаноне, как и то, что я увидел вчера вечером и сегодня

днем, разрушает мое видение человека в образе хрупкой фарфорофой

чашки; я начинаю ду-

* Эта глава основана на беседе, которая произошла 14 августа 1965

года, с обитателями Дэйтоп Виллэдж, одного из филиалов Синанона в

Стэйтен Айленд, Нью-Йорк. Синанон - сообщество, организованное бывшими

наркоманами для лечения наркомании.

Синанон и Евпсихея

239

мать, что не стоит так уж страшиться возвысить голос, ни к чему

бояться травмировать человека или причинить ему боль, я прихожу к

выводу, что мои мысли о весомости резкого слова, убеждение, что слово

может вызвать у человека слезы, может обидеть его, может даже довести

до самоубийства, - все эти мысли и убеждения, возможно, устарели.

Насколько я понял, вы, приступая к групповому занятию, исходите из

того, что человек скорее очень и очень прочен, нежели хрупок, что он

может снести очень и очень многое, что лучше напрямую обращаться к

нему, чем подолгу ходить вокруг да около, деликатничать и искать

обходных путей. Вы исходите из того, что проблему лучше решать

немедленно, так сказать, сразу ухватывая быка за рога. Такого рода

терапию я бы назвал <терапией без дураков>. Она разрушает защитные

барьеры, обесценивает рационализации, показывает лицемерие

двусмысленностей, масок и пустой учтивости, столь любезных светскому

обществу. Я бы сказал, что мир уже ослеп на один глаз, но то, что я

видел здесь, - не что иное, как восстановление зрения. На занятиях

ваших групп люди не прячутся за масками. Они сбрасывают их, они

перестают говорить обиняками, отказываются от ненужных экивоков.

Я спрашивал, отчего так происходит, и мне ответили, что так нужно.

Разве кто-нибудь покончил илипопытался покончить с собой? Нет. Разве

ктонибудь сошел с ума от столь грубого лечения? Нет. Я могу утверждать

это на своем опыте. Наш вчерашний разговор получился прямым и

предельно откровенным, и в то же время чрезвычайно полезным для меня.

Все увиденное мною противоречит моему опыту, но очень важно для меня

как для психолога-теоретика, пытающегося понять сущность человеческой

природы. Я вновь задаю себе вопрос о природе человека как вида. Каковы

пределы человеческих возможностей? Сколько могут вынести люди? И самое

главное - сколько они могут вынести правды? В какой мере она полезна

человеку, в какой мере губительна для него? Мне вспоминаются строки

Элиота: <Человек слишком слаб, чтобы вынести / Слишком много дневного

света>. Элиот предполагает, что человек не в состоянии вынести

реальность в ее истинном, неприкрытом виде. Но опыт ваших групп

доказывает, что люди не только в состоянии вынести свет истины, но и

то, что истина может быть полезной, целительной для них. Правда дает

человеку импульс. Это бесспорно, пусть даже при этом она причиняет ему

боль.

Один мой знакомый, которого очень заинтересовал феномен Синанона,

рассказывал мне такой случай. Его друг, наркоман, побывал здесь и в

первый раз за всю свою жизнь понял, что такое чувство близости, что

такое настоящая дружба и настоящее уважение. Впервые в жизни он мог

быть откровенен и честен; впервые в жизни он осознал, что может быть

самим собой и люди не убьют его за это. Это было восхитительное

чувство: чем больше он становился самим собой, тем больше он нравился

людям. Он сказал нечто такое, что глубоко поразило меня. Он постоянно

вспоминал о своем друге, которого очень любил и которому, по его

мнению, было бы

240

Общество

полезно испытать то же, что испытал он. Вот как он, на первый взгляд

безумно, выразил свое желание: <Как жаль, что ты не наркоман. Если бы

ты был наркоманом, ты тоже смог бы побывать в этом замечательном

месте>. Понимаете, в каком-то смысле ваша жизнь напоминает жизнь

утопического общества, вы живете в маленьком мире, оторванном от

остального мира;

отношения между вами достигают предельной откровенности и честности, а

значит, и уважительности, то, что вы делаете здесь, вы делаете вместе,

как одна команда.

Еще одна мысль поразила меня во время моего пребывания здесь. Может

быть, именно в вашем сообществе заключены элементы по-настоящему

хорошего общества, может быть, безумен весь остальной мир? Много лет

тому назад я работал с <черноногими> индейцами. Это чудесные люди. Они

были мне любопытны, я прожил в их племени некоторое время и неплохо

узнал их. Однако там же мне привелось пережить весьма занятное по сути

откровение. Я приехал в резервацию с представлением об индейцах как о

чем-то непохожем на нас и чудном, вроде коллекции бабочек на полке

энтомолога. Постепенно ко мне приходило понимание истинного положения

вещей. Они оказались обычными, разве что славными, людьми, чего никак

нельзя было сказать о белых людях, живших вместе с ними, - чем больше

я узнавал их, тем тверже укреплялся в чувстве, что более мерзких

подонков я в своей жизни еще не встречал. Это было парадоксальное

чувство. Кто здесь кого опекает? Кто здесь врач, а кто пациент? Все

смешалось в индейской резервации, и то же самое можно сказать и о

вашем маленьком хорошем сообществе. Я думал, что иду в ортопедическую

лабораторию, а попал в цветущий сад.

Еще одна мысль пришла ко мне во время нашего сегодняшнего разговора за

обедом. Все происходящее здесь поднимает чрезвычайно важный вопрос о

том, что вообще нужно людям. Мне представляется вполне очевидным, что

человек как вид нуждается в очень немногих и очень простых вещах.

Во-первых, человеку нужно чувство безопасности, а маленькому человеку

нужно ощущать заботу, что равно для него чувству защищенности.

Вовторых, человеку необходимо чувство принадлежности - семье, клану,

группе - он должен ощущать, что он часть чего-то, и должен знать, что

это его право неотъемлемо. В-третьих, человек нуждается в любви, ему

необходимо чувствовать, что он любим и заслуживает этого. И

в-четвертых, ему необходимо уважение и чувство собственной значимости.

И это все. О психологическом здоровье, о зрелости и силе, о взрослении

и креативности можно рассуждать главным образом как о последствиях

этих чувств. Можно представить себе эти чувства как своего рода

витамины, без которых организм не может развиваться нормально.

Допустив это, мы поймем, что большая часть американцев страдает от

недостатка этих витаминов. Изобретаются разнообразные уловки и

ухищрения, чтобы скрыть от человека горькую истин)' о том, что средний

американец не знает настоящей дружбы. Очень немногие

Синанони Евпсихея

241

люди имеют рядом человека, которого с психологической точки зрения

можно было бы назвать другом. Супружеская жизнь большинства

американцев также не соответствует идеалу. Можно утверждать, что все