Приняв душ, он, не вытираясь, обернул полотенце вокруг бедер. Влажная кожа принесла некоторое облегчение.
В замке повернулся ключ. В квартиру вошла Марлен.
– Уф, что за день! – простонала она.
Фабио промолчал. Он встал, забрал у Марлен сумку, подвел ее к дивану и задрал подол ее платья.
– Что это было? – спросила Марлен.
– Секс. – Фабио натягивал брюки. Марлен сидела на диване, поджав ноги, обхватив руками колени, склонив голову на правое плечо. Она все еще была в платье.
– Что-нибудь случилось?
Фабио покачал головой. Но позже, когда они, приняв душ, сидели на балконе перед огромной тарелкой салата, хлебом и вареной ветчиной, он спросил:
– Ты знала насчет Норины и Лукаса?
Марлен кивнула.
– Почему ты мне ничего не сказала?
– Объясняться на этот предмет было делом Лукаса.
– Для этого он слишком труслив, – презрительно сказал Фабио.
– Ему это тоже было непросто. Поставь себя на его место.
– Я не могу поставить себя на его место. Женщины моих друзей для меня табу.
Марлен положила ладонь на его руку:
– Норина уже не была твоей женщиной.
Фабио убрал руку.
– Бывшие женщины тоже табу. – Он молча ковырял вилкой салат.
– Съешь немного ветчины. Я для тебя покупала. Тебе нужно набирать вес.
Фабио встал и заорал:
– Я не жру этой проклятой вареной ветчины! Я никогда в жизни не жрал дерьмовой вареной ветчины!
Марлен встала из-за стола, бросилась в спальню и закрыла дверь. Фабио слышал, как она рыдает. Он выбежал из квартиры, хлопнув дверью.
Амзельвег лежал в сумерках. Жара немного спала. Двое мальчишек били мячом в гаражную дверь. Рядом две девочки прыгали через резиночку. В палисадниках шипели поливальные шланги. Откуда-то доносился запах тлеющего древесного угля.
Фабио засунул кулаки в карманы брюк и уставился на свои теннисные туфли. Он уже сожалел о том, что сорвался. Вечно он срывается. Итальянцы, да к томуже рыжие, говаривала его мать, это вам не кроткие овечки.
В чем-то Марлен права. Конечно, это непросто для тех, чьи часы не останавливались на пятьдесят дней. Но, при всем сочувствии к ним, ему было труднее всех.
Перед дверью гаража какой-то тощий субъект в крошечных плавках поливал из шланга свою голубую «тойоту».
– Добрый вечер, – произнес он со значением, когда Фабио проходил мимо.
– Добрый, – буркнул Фабио.
Вот до чего он дожил: поселился на улице, где люди по вечерам моют свои машины.
Если честно, то насчет женщин его друзей дело обстояло не совсем так. Бывали случаи, хотя и давно, когда они не были для него таким уж абсолютным табу.
Когда он вернулся в квартиру, Марлен мыла посуду. Фабио взял кухонное полотенце и принялся вытирать тарелки.
– Извини, – сказал он.
– И ты меня.
Они обнялись и стояли так некоторое время. Он с мокрым кухонным полотенцем, она в резиновых перчатках, покрытых пеной.
Позже они снова сидели на балконе, без свечей, созерцая луну и огоньки сигарет. Фабио спросил:
– Я это знал?
– Насчет Норины и Лукаса?
Он кивнул.
Марлен пожала плечами:
– Ты никогда не говорил мне про Норину. Где-то женский голос позвал: «Элиа! Ванесса!»
– Ты случайно не ведешь дневник?
– Только планы на день. – Марлен усмехнулась. – Но я отлично помню последние недели.
– Я должен знать, что произошло за те пятьдесят дней. Ты можешь мне помочь?
– Конечно. С удовольствием. С огромным удовольствием.
Голос снова закричал: «Элиа! Ванесса!» На этот раз в нем звучало нетерпение.
7
Детектив Таннер отличался крупными габаритами: большие руки, большие ботинки, большое туловище, большая голова, большой нос, рот, даже шевелюра. Он приветствовал Фабио осторожным рукопожатием робких крупных мужчин и предложил ему стул возле маленького письменного стола.
Интересно, подумал Фабио, каково это – быть выше всех на целую голову в любой толпе. И к тому же детектив страдал нервным тиком. Он постоянно моргал правым глазом. Поначалу Фабио принял этот тик за подмигивание: так, наверное, подмигивают святой Николай или разбойник Хотценплотц, пугая маленьких детей. Может, раньше оно так и было, а потом вошло в привычку? И теперь он моргает, чтобы запугивать подозреваемых?
Разумеется, детектив Таннер обречен на канцелярскую работу. Фабио не мог себе представить, что подмигивающий великан был способен выследить опасных уголовников.
– Как вы себя чувствуете, господин Росси? – спросил вахмистр. Ему, похоже, и вправду было интересно. Во всяком случае, Фабио ответил более обстоятельно, чем обычно.
– От правой скулы до верхних зубов чувствительность утеряна, воспоминания обрываются на восьмом мая и начинаются снова только на пятый день моего пребывания в больнице. Но я полагаю, что вам по роду деятельности часто приходиться иметь дело с людьми, потерявшими память.
Таннер рассмеялся:
– Да-да, случается. Я рад, что у вас есть чувство юмора. – Он полистал свои бумаги и взял официальный тон. – Двадцать первого июня в шестнадцать часов двенадцать минут вас подобрал патруль на конечной остановке Визенхальде. Вы были ранены в голову и ничего не соображали. Пожилая пара позаботилась о вас и вызвала полицию. Теперь я спрашиваю вас просто для протокола: вы помните этот инцидент?
– Нет, – ответил Фабио.
Вахмистр снял с монитора своего компьютера клавиатуру, где она стояла ради экономии места, и двумя пальцами что-то записал. Вероятно: «Не может вспомнить об инциденте».
Составление протокола длилось примерно час, и Фабио извлек из этой процедуры больше, чем вахмистр Таннер. Он узнал имена пожилых людей, позвонивших в полицию, и фамилии обоих полицейских. Он узнал, что полиция предполагала разбойное нападение, но считала, что бандитов кто-то спугнул, так как при Фабио обнаружили его деньги, ценные вещи, удостоверение и мобильник. И кроме того, он узнал, что полиция все еще ищет свидетелей.
Зато вахмистр Таннер так и не выяснил, что искал Фабио Росси на конечной остановке Визенхальде.
– В этой местности, – заявил Фабио для протокола, – я был только один раз, во время экскурсии по ботанике. В четвертом классе.
Фабио подписал свои показания и обещал сообщить, если что-нибудь вспомнит. Вахмистр Таннер обещал сообщить, если узнает что-нибудь новое. Вот уже не одно столетие полицейские и жертвы преступлений обмениваются такими обещаниями.
В магазине канцелярских товаров Фабио купил маленькую записную книжку на пружинках с нумерованными страницами. Для каждого забытого дня он зарезервировал страницу. После каждой такой страницы пропустил пустой листок. За последней страницей следовали резервные листки для тех дней, о которых он получит больше информации, чем сможет уместиться на одном листке. Он даже заставил продавщицу пойти посмотреть на складе, не осталось ли там карманных ежедневников на текущий год.
В одном из уличных кафе он перенес записи из своего стенографического блокнота в новую книжку. И при этом обнаружил, что уже на полчаса опоздал к доктору Фогелю. Он тут же позвонил ему, сестра соединила его с Фогелем, и тот начал беседу замечательной фразой:
– Скажите честно, что вы забыли о тренировках вашей памяти.
Фабио усомнился, что когда-либо привыкнет к своеобразному юмору доктора Фогеля.
Вместо тренировки памяти он отправился на рынок. Он обещал Марлен сварить что-нибудь на ужин. Половина прилавков уже опустела, но он все-таки нашел то, что искал: килограмм зрелых сицилианских помидоров и пучок базилика. Он как раз получал у торговки сдачу, когда зазвонил его мобильник. Фабио сунул деньги в карман, поставил пакет с покупками на прилавок и отозвался:
– Да?
Некоторое время в трубке царила тишина Потом мужской голос произнес: