Дельфины — эмблема Константинополя.

Ранняя весна. Черный коршун парит на ветру над Стамбулом. Он медленно чертит круги вокруг Сулеймановой мечети, как будто привязанный к минаретам. Отсюда ему открывается вид на город с пятнадцатимиллионным населением — город, невозмутимо созерцающий смену дней и столетий.

Когда некий предок этой птицы кружил над Константинополем в холодный мартовский день 1453 года, Город был похож на нынешний, однако выглядел гораздо менее суматошным. Зрелище замечательное: оно напоминает треугольник, восточный угол которого слегка приподнят, точно рог рассерженного носорога. С двух сторон Город защищен морем. К северу лежит удобная, глубокая бухта Золотой Рог; к южной стороне примыкает Мраморное море (западнее пролив Дарданеллы соединяет его со Средиземным). С воздуха можно заметить надежную непрерывную линию укреплений, прикрывающую эти две стороны треугольника, обращенные к морю. Оттуда видно, как морские течения разбиваются об острие носорожьего рога со скоростью семь узлов: природа, как и люди, поработала над укреплением обороны Города.

Так выглядел Город в XV веке.

Однако наибольшее впечатление производит основание треугольника. Сложный тройной пояс стен, буквально утыканный башнями, к которому примыкает внушительных размеров ров, тянется от Золотого Рога до Мраморного моря и надежно защищает Город от нападений. Это стена Феодосия, построенная тысячу лет назад, — самое мощное оборонительное сооружение в средневековом мире. Турки Османской империи XIV и XV веков называли ее «костью в горле Аллаха». Она создавала для них своего рода психологическую проблему: дразнила их амбиции и не давала мечтать о завоеваниях. Для западного христианского мира она являлась оплотом против ислама, защищавшим христиан от мусульманского мира и вселявшим в них ощущение благодушия.

Бросив взгляд на тогдашний ландшафт — ландшафт весны 1453 года, — можно было также разглядеть Галату, крохотный итальянский город-государство на северном берегу Золотого Рога, и точно увидеть, где кончается Европа. Босфор разделяет континенты, прорываясь, подобно реке, между низкими лесистыми холмами к Черному морю. С другой стороны лежит Малая Азия, Анатолия — по-гречески «восток» в буквальном смысле слова. Виден блеск снежных шапок на вершинах горы Олимп, расположенной в шестидесяти милях отсюда.

Вдали справа видна Галата.

Поглядим назад, на Европу — местность, покрытую пологими, округлыми холмами, тянущуюся в сторону османского юрода Эдирне (он находится в ста сорока милях к западу). Именно этот ландшафт должен был привлечь всевидящий взор: здесь ему открывалось нечто важное. По плохим дорогам, соединяющим оба города, маршируют люди, построенные в гигантские колонны; белые шапки и красные тюрбаны видны перед толпами; низкое солнце озаряет луки, дротики, фитильные замки и щиты; эскадроны скачущих всадников, проезжая, разбрызгивают грязь; серебрятся и звенят звенья кольчуг. За ними тянутся длинные караваны обозных мулов, лошадей и верблюдов со всеми предметами, нужными для ведения войны, и обслуживающими людьми — минерами, поварами, оружейными мастерами, муллами, плотниками и скупщиками военной добычи. А вдали видно кое-что еще. Целые стада быков и сотни человек с великим трудом тащат пушки по мягкой земле. Вся османская армия пришла в движение.

Чем дальше простирается взгляд, тем больше деталей операции открывается ему. Мы видим целый флот весельных судов, напоминающий задний план средневековой живописи — он тяжело, медленно движется против ветра со стороны Дарданелл. От Черного моря плывут транспортные суда с высокими бортами: они везут лес, зерно и пушечные ядра. Из Анатолии, с плато по направлению к Босфору движутся группы пастухов, святых людей, маркитантов и проституток, бродяг — всех их стронул с места призыв в османскую армию. Это нестройное скопище людей и снаряжения двигалось в одном темпе с армией и имело одну с ней цель: Константинополь — столицу того немногого, что в 1453 году оставалось от древней Византийской империи.

Люди Средневековья, готовые вступить в борьбу, были в высшей степени суеверными. Они верили в пророчества и искали знамений. В самом Константинополе источниками магической силы считались древние памятники и статуи. Люди вычитывали сведения о грядущем, ожидавшем мир, из начертанных на римских колоннах слов (их подлинное содержание уже позабыли). Погода также становилась для них особым знаком, и весна 1453 года встревожила их, оказавшись необычайно дождливой и холодной. Плотный туман застилал в марте Босфор. Происходили землетрясения; выпадал снег, неожиданный в данное время года. Горожане, охваченные напряженным ожиданием, толковали все это как дурные предзнаменования — возможно, предвещающие даже конец света.

Приближавшиеся османы также отличались суеверием. Цель своего натиска они именовали попросту Красным яблоком, расценивая его как символ власти над миром. Захватить его означало исполнить страстное желание мусульман, которому насчитывалось уже восемьсот лет. Его связывали с самим Пророком, и оно обросло легендами, предсказаниями и апокрифами. В воображении воинов, шедших к Константинополю, «яблоко» находилось в определенном месте в центре Города. Близ храма Святой Софии на колонне высотой в сто футов стояла гигантская бронзовая конная статуя императора Юстиниана — памятник могуществу ранней Византийской империи и знак той роли, которую она играла как оплот христианства перед лицом Востока. По словам писателя VI века Прокопия Кесарийского, она была изумительна.

Статуя Юстиниана.

Именно увенчанный крестом земной шар в руке Юстиниана турки отождествляли с Красным яблоком, и именно за ним они шли сюда: казалось, оно содержало в себе всю славу знаменитой древней христианской империи и возможность власти над миром.

Страх перед осадой глубоко врезался в память византийцев. То был призрак, угрожавший их библиотекам, мраморным комнатам и украшенным мозаикой церквям, однако он был слишком хорошо знаком жителям Константинополя и поэтому привычен им. За тысячу сто двадцать три года, прошедшие вплоть до весны 1453-го, Город подвергался осаде двадцать три раза. Однажды его уже захватывали, причем не арабы или болгары, а христианские рыцари, участники Четвертого крестового похода — одного из самых причудливых эпизодов в истории христианства. Стены со стороны суши еще ни разу не смогли пробить насквозь, хотя они и стали ниже в результате землетрясения в V веке. Во всех остальных случаях они остались неповрежденными, так что когда 6 апреля 1453 года армия султана Мехмеда наконец подошла к Городу, защитники столицы питали вполне обоснованные надежды на то, что им удастся выжить.