Однако прежде всего речь шла о Людвиге Эрхарде и о его канцлерстве. До сих пор он выступал в роли кукушки, поселившейся в готовом гнезде. Многие «друзья по партии» понимали это именно так, даже если сравнение было не совсем удачным. На этот раз Эрхард должен был доказать, что один сможет выжрать выборы в бундестаг. Если он не справится, его беспощадно уберут с дороги. Эрхард знал об этом. Речь шла о его политическом выживании.
Если верить предварительным опросам, будущее Эрхарда выглядело неважно. Конечно, его личная харизма производила большее впечатление, чем харизма его соперника от социал-демократов Вилли Брандта. Но партии, по мнению социологов, должны были идти ноздря в ноздрю. Ни ХДС, ни СДПГ, скорее всего, не наберут большинства голосов, поэтому начались разговоры о возможности Большой коалиции, и начал их не кто иной, как председатель партии ХДС и бывший федеральный канцлер Конрад Аденауэр. То, что таким образом он скорее уменьшал шансы своей партии на победу, мало беспокоило Аланауэра, хотя в 1957 году он сам сравнил возможную победу социал-демократов с падением Германии. Все это было не в счет, когда появилась возможность навредить своему преемнику и противнику. Ведь Эрхард считался другом либералов и поборником малой коалиции.
Но Эрхард не падал духом и верил в свою победу. Его оптимизм, ставший притчей во языцех, так и не был сломлен. Полный воодушевления, он ринулся в предвыборную борьбу. «Он, обычно такой сдержанный, явно наслаждался бурной атмосферой в залах и на площадях, чувством локтя по отношению к своим гражданам, всей этой неразберихой с взрывающейся шумом колонной автомобилей, гремящими громкоговорителями, выкриками из толпы и овациями», — сообщает журналист «Франкфуртер Альгемайне Цайтунг» [14]Фритц Ульрих Фак. За шесть недель он провел более 500 предвыборных мероприятий. Название «локомотив предвыборной гонки» делало Эрхарду честь. В буквальном смысле: поезд особого назначения, арендованный у федеральной железной дороги, стал на эти недели его вторым домом. Центром предвыборной гонки канцлера был салон-вагон, построенный в 1937 году для маршала Третьего рейха Германа Геринга и прослуживший до 1974 года четверым федеральным канцлерам — Аденауэру, Эрхарду, Кизингеру и Брандту. Сегодня посмотреть на «канцлерский вагон» можно в Историческом музее Бонна.
Предвыборный период традиционно становится временем пафосных и эмоциональных речей. Эрхард следовал традиции. Снова и снова он подчеркивал свои заслуги перед Германией и немцами. «Вряд ли кто-то, кроме меня, оставил на послевоенной Германии такой глубокий отпечаток». Подобное самолюбование провоцировало самодовольных комментаторов, например, журналиста Георга Шрёдера из журнала «Шпигель»: «Эрхард откупоривает воспоминания о своих больших делах как бутылки. Всегда когда штурм критики грозит потушить слабый огонь его оптимизма, он откупоривает бутылку с вином Эрхарда позднего сбора, оригинального разлива, 1948 года, и перекатывает на языке ее содержимое, сладкое, как ликер».
Наряду с самовосхвалением Эрхард раздавал сильные удары своим политическим противникам. СДПГ, которая давным-давно отошла от борьбы против социального рыночного хозяйства, он обвинял в лицемерии: «Социал-демократы больше не бьют ложную тревогу, они — паразиты социальной рыночной экономики; хотят прийти на все готовое, созданное нами».
Если Эрхард чувствовал, что его пытаются задеть на его собственном, исконном поле боя, то есть в экономической политике, он реагировал с остротой, которую обычно никак нельзя было бы предположить в канцлере, выглядящем таким уютным и умиротворенным. Так, когда кандидат на пост канцлера от СДПГ, Вилли Брандт, связал ничтожно возросший процент инфляции с деятельностью Эрхарда как руководителя и объявил, что слабый канцлер не укрепит дойчмарку. «Я работал с национальной валютой и ее стабильностью уже в то время, когда господин Брандт даже еще не ступил обратно на немецкую землю», — ответил с трибуны покрасневший от ярости Эрхард. Он намекал на годы, которые Брандт провел в Норвегии, спасаясь от национал-социалистического режима. Это было слабо, исторически неверно и ниже уровня Эрхарда. К сожалению, у него случались и другие промахи.
«Вновь стало модным, чтобы поэты подчинялись политикам и критикам. Когда они занимаются этим, это их право. Однако в таком случае им должно нравиться, когда их называют соответственным образом, а именно невеждами и бездарностями, выносящими мнения о вещах, в которых они вовсе не разбираются. Они попадают в ряды мелких партийных функционеров, а хотят быть признанными поэтами высокого уровня. Нет, так мы не уговаривались. Здесь прекращается человек искусства, и начинается мелкая шавка, тявкающая глупейшим образом».
Что заставило такого академически образованного человека, как Эрхард, вступить в подобную полемику? Гюнтер Грасс и Рольф Хохут, двое из самых известных писателей 1960-х годов, открыто начали агитацию в пользу СДПГ. Хохут, например, опубликовал в книге под названием «Выступление перед судом в защиту нового правительства» статью об обществе и экономике Федеративной республики, дальнейшим распространением статьи занялся журнал «Шпигель». В этом сочинении Хохут упрекал ХДС в «каннибальском отношении» к рабочим, выражаясь следующим образом: «В государстве эрхардской социальной экономики воняет». Это был сильный удар, но Эрхард отплатил ему той же монетой. Хотя по-человечески это было понятно, но никак не соответствовало достоинству федерального канцлера. «Существует интеллектуализм, скатившийся в идиотизм» или «Я не могу больше выносить неаппетитные симптомы дегенерации современного искусства, у меня глаза лезут на лоб», — бросал Эрхард. Это был низший уровень разговоров завсегдатаев пивных.
Хотя подобные лозунги принимались массами на ура, но именно они нанесли вред авторитету Эрхарда в истории ФРГ. Кто нынче спорит с пеной у рта об отношении духа и силы, интеллигенции и государства, обычно многозначительно намекает на то, что еще в 1960-е годы немецкий федеральный канцлер ругал «тех самых» интеллектуалов «шавками» и тем самым показал свое истинное от ношение к ним. Подобное опрометчивое суждение, разумеется, похоже на фарисейство и несправедливо по отношению к Людвигу Эрхарду. Эти бурные политические распри были инициированы маленькой группой левых интеллектуалов. В остальном Эрхард старался поддерживать с интеллигенцией скорее хорошие отношения. В отличие от Аденауэра, он налаживал плодотворные контакты с учеными, художниками, музыкантами, актерами, артистами кабаре, поэтами, писателями и журналистами. Хотя многообещающая «бригада Эрхарда» и распалась с момента вступления Эрхарда в должность федерального канцлера, но вместо нее был создан штаб советников, в котором совместно работали независимые ни от администрации, ни от партии эксперты и сотрудники ведомства канцлера. К этому «особому кругу» принадлежали, например, публицист Рюдигер Альтман, журналист Йоханнес Гросс, психолог Манфред Кох и социолог Рудольф Вильдерман. Это группой была разработана и развита, например, уже упомянутая выше спорная концепция «формированного общества», которую охотно принял Эрхард.
Эрхарду нельзя приписать также и то, что он был мелкобуржуазным мещанином и невеждой в вопросах искусства, как в сердцах назвал его Гюнтер Грасс. Эрхард питал беззаветную любовь к музыке. Его обширная коллекция пластинок охватывала большое количество классических композиторов, от Генделя, Баха, Моцарта и Бетховена, Глюка и Шопена до Рихарда Штрауса, с которым он был лично знаком. Особенно канцлер любил отдыхать вечером с бокалом виски с содовой под звуки симфонии Антонина Дворжака «Из Нового света». Кроме того, Эрхард любил американские евангелические песни и немецкую маршевую музыку, больше всего хоенфридбергский марш. Современную музыку он не любил, зато питал особую склонность к современной архитектуре.
«Эрхард был первым политиком, который вновь придал пусть и не всеобщее одобрение, но официальное значение модернизму, чье развитие было остановлено в эпоху Третьего рейха», — пишет историк Клаус Хильдебранд, который знал канцлерство Людвига Эрхарда «изнутри». Лучшим тому примером можно считать «канцлерское бунгало», служебную квартиру бундесканцлера, построенную в саду дворца Шаумбург. Вокруг этого здания из бетон, металла, неоштукатуренного кирпича и стекла долго не утихали ожесточенные споры. Оно открыто для посторонних глаз и выглядит незащищенным. Эрхард хотел, чтобы служебная квартира канцлера олицетворяла и демократическую архитектуру, полную достоинства, но без пустых претензий «представительствовать». Это соответствовало его собственному пониманию политики и должности федерального канцлера: «Вы лучше узнаете меня, если посмотрите на этот дом, чем если услышите мою политическую речь», — сообщил он журналистам. Однако СМИ видели это по-другому: «Не может быть и речи об интимности. Канцлер, который уединился в своем доме на несколько часов, чтобы отдохнуть и собраться с мыслями, словно находится на витрине мебельного магазина», — писала газета «Христос и мир». Пресса ведрами выливала насмешки и едкую критику на служебную квартиру. Совсем небольшой «плавательный бассейн», размером 3 на 6 метров, особенно часто становился предметом раздражения, из-за этого бассейна новый дом Эрхарда был назван «дворец Шаумбад» [15]или «Услада Людвига». Скромного и непритязательного канцлера обвинили в том, что на строительство дома ушло 2,08 миллиона марок, при этом цена была даже ниже заявленной сметы. Многим показалось, что в стране уютных округлых контуров и гельзенкирхенского барокко это здание выглядит слишком авангардно. Эрхард, напротив, явно чувствовал себя превосходно в здании архитектора Зепа Руфа. Руф был его другом, и уже в 1951 году сделал проект частного владения Эрхарда на озере Тегернзее в Баварии. Здания в имении и во дворце Шаумбург были похожи друг на друга не только внешне. Вокруг владения Эрхарда на Тегернзее тоже разгорелся скандал: здание было построено в восточном стиле, кроме того, земля на озере принадлежала природному заповеднику. Местное население было недовольно строительством, но после того, как улеглись первые волнения, Эрхард с удовольствием проводил время в этом уголке Восточной Баварии — одном из самых красивых в Германии. Критики Эрхарда отмечали, что он часто прятался здесь от шума и суеты. Впрочем, критикам не нравилось все, в том числе и слишком частые поездки канцлера.
