– Мама! – Знахарка целиком слилась с лошадью, обвив руками шею и плотнее прижавшись к ней щекой. Только и оставалось, что зажмуриться, дабы не видеть коричнево-зеленую стену слившихся деревьев.

Часом спустя колдовство наконец иссякло, и лошадка перешла на мерный шаг, а затем встала. Нервно хихикая, Алесса боком вывалилась из седла. Восстановив дыхание и проморгавшись, захихикала снова. Перепелка, даже не подумавшая запыхаться, лениво зашагала к обочине, где обнаружила невероятно вкусную лиловую колючку, украшенную лимонной бабочкой. Полюбовавшись контрастом, закусила обеими разом.

Потирая отбитое седалище попеременно с поясницей, знахарка подковыляла к лошади. Та хищничала в поисках жертвы, зарыв морду в траву, а новая хозяйка тем временем осмотрела подковы. Целехоньки! Еще бы, десять империалов кузнецу Сидору отвалила. Не думай про деньги… Я соскучился… Ну, Вилль!

Зато теперь сам собой отпал вопрос, почему маги так быстро добрались в Северинг. И это же дают почтовым голубям. Потерев лоб, Алесса вспомнила о зачарованной скадарской коннице, участвовавшей в войне. Значит, вражье изобретение?

Выбрасывать коробочку она, конечно, не стала, но расходовать решила более рационально. Если давать крохотными кусочками, то кобылка сможет держать хороший темп без устали в течение недели, и привалы потребуются только хозяйке. Алесса возблагодарила небеса за то, что родилась оборотнем – перекинулась, и ничего не болит! Благодарить родную мать она и не подумала.

Дорога уводила путницу все дальше от Северинга на юго-запад, в земли Неверрийские, где две трети населения – люди, живущие в больших шумных городах-муравейниках. Так их с усмешкой называл Вилль, путь к которому с каждым днем, напротив, становился короче. Погода выровнялась, и солнце, ярое на северо-востоке, в центральной полосе будто сдерживало мощь, а грозы были слабенькими, без северингских раскатов, от которых в Мартиной аптеке иной раз дребезжали стекла. Сосны понемногу отступали за березы и осинки, дубы вовсе скрылись в чаще, вдоль дороги выстроились низенькие елочки, словно любопытные дети: а кто к нам приехал? Путешествуя раньше, Алесса избегала торных дорог и держалась ближе к глухомани, а от городов – подальше. Она и сейчас объезжала их по старой привычке, изредка интересуясь названиями у встречных. Брыков, Заозерный, Стрелецк – городки пока небольшие, а белокаменные муравейники, пропахшие людьми насквозь, встретятся по ту сторону междуречья. Пока же знахарке хватало часов неторопливой рысцы, чтобы вспоминать и размышлять.

С тех пор, когда лоскутный мишка оживал по ночам, а пантера могла с легкостью шмыгнуть под табуретом, прошло немало времени, отмерянного кружевом неверрийских дорог да звериных тропок, чередой темных шильд с безразличными ей названиями и вереницей полнолуний. Много сказок знала кицунэ Армалина и многое поведала, когда на пару с маленькой ученицей перебирала вечером собранные за день травы. Большинство забылись, но одну, любимую, кошка-память была готова выудить из миски в любой момент. Легенду о странствиях Длинноногой Тельмы Алесса помнила наизусть, хоть рассказ занимал больше часа. Однажды Тельма пришла в столицу Заокраинного королевства повидать матушку, но стража у ворот отказалась пропускать оборванку. Она просила и умоляла, под конец рассердилась так, что шум услышал проезжавший мимо король. Был он не злым и не добрым, потому гнать не велел, но и не пустил, а дал задание явиться не утром и не днем, не одетой и не обнаженной, на своих ногах, но не по земле. Мол, тогда и пустим. Девушка пришла к полудню, окутанная прозрачной паутиной, на ходулях, за что и получила прозвище Длинноногая. Король, восхитившись ее смекалкой, тут же предложил Тельме стать советником при дворе, да только та любила приключения.

Алесса размышляла, отчего ей, так долго искавшей дом, вдруг снова захотелось стать вольной пантерой. Только ли ради Вилля? Зачем продала все бусы, серьги и, облегчив на четверть сундучок «на черный день», заказала у Сидора длинный съерт с серебряной гравировкой? Почему злится оттого, что кинжал, спрятанный в мешок, нельзя прицепить к поясу и время от времени поглаживать костяную теплую рукоять? И какого шушеля тренировалась с Акимом вместо того, чтобы рисовать живописный истринский разлив?!

Ответ, как всегда, нашла пантера:

«Маски примеряют те несчастные, кто страшится быть собой. Теперь мы свободны…»

Да, свободны, потому что за пазухой лежит фамильный лист с пропиской и указанием расы – науми. Потому что съерт Разящий когда-нибудь докажет, что не только саблями и мечами совершаются величайшие подвиги. Потому что дом там, где тебя ждут.

Размечтавшись о грядущих свершениях, которые воспоют в легендах длинновласые столичные барды, Алесса проглядела название на шильде. Вернулась и хмыкнула – Жирная Гать. Значит, еще пара-тройка спокойных переходов, а дальше начинаются угодья нежити. Щелчком сбив с лошадиной шеи жирного слепня, знахарка достала из сумки карту, а вместе с ней продолговатый пузырек из черного стекла. Крохотный, в полпальца длиной. Госпожа Винзор утверждала, что десять капель зелья способны на сутки отбить у лошади чутье на нежить.

Если верить безвестному картоведу, верст через шестьдесят начинается болотистая лесополоса, именуемая Обережный Лог или по-эльфийски Фелл-Миеллон. О болотах кричали и названия деревень: та же самая Гать, Притопье, Бочаги. Светлым именем могли похвастать лишь жители Козодоев.

– Значит, шестьдесят, затем по лесу еще два раза по стольку же… – вслух пробормотала девушка, машинально почесывая лошадиную шею. С переходами не ошиблась, однако придется делать привал посередине владений нежити, а тратить последний леденец не хотелось. Впрочем, и жити там хватает. – Стоп!

Алесса хлопнула себя по лбу. Фелл-Миеллон! Так вот как переводится второй слог фамилии Винтерфелл! Обережник, страж. Сперва она решила, что название лесу дало речное правобережье, да вышло куда как интереснее. Вилль-то небось умилялся, получив должность Стража Ворот. Интересно, что значит первый слог?

«Спросим!» – бравадски мявкнула пантера.

Посмеиваясь, девушка спрятала карту. Облачный барашек убежал на восток в кучевую отару, и солнце сбрызнуло охрой березовые серьги, повело широкой кистью по дороге, перемигнулось с Алессиным колечком.

Не так далеко и ехать. И вовсе не страшно!

Приключения начались с утра и ехидно. Точнее, утром с ехидны.

Вилль проснулся на рассвете чудесно отдохнувшим и понял, что еще чуть залежится, и весь день будет ходить сонной мухой. Попытался опустить ноги на пол, но не тут-то было! Корабельная койка не желала заканчиваться. Не открывая глаз, Вилль передвинулся вправо и так полз на локтях, пока не рухнул. Уже на полу сообразил, что путешествие действительно закончилось. Он в Катарине-Дей, в двухэтажном особняке, некогда построенном специально для дорогих заморских гостей, а на данный момент ему принадлежит и шикарная комната в зеленовато-пастельных тонах, и кровать с балдахином размеров не гигантских даже, а прямо-таки исполинских. Слишком велика для одного!

То, что сейчас могло поднять настроение, располагалось в смежном помещении за дверцей с изображением двух дельфинов, прислонившихся спинами друг к дружке. Уже стоя под упругими струями прохладной воды, Вилль размышлял о прогрессе. В конце концов, у него есть и положительные стороны. Тот же самый душ – одно из величайших и полезнейших изобретений человечества! Никаких тебе тазиков, ковшиков и расплесканной на полу воды.

– «Влияние технического прогресса на благосостояние населения: факты и прогнозы». Вот о чем я напишу диплом… – закручивая четырехлепестковый латунный краник, пробормотал почти счастливый Вилль.

В душевой было зеркало, а под ним – тумбочка со всевозможными туалетными принадлежностями. Мыло, мочалка, расческа… Даже какие-то непрозрачные баночки с изображениями рук, ног, довольной лупоглазой физиономии и красного дымящегося человека. Как потом объяснили, последний крем – для загара. Вилль повертел в руках нож, чье лезвие было зажато в костяных пластинах так, что выглядывала только режущая кромка, и заржал. Ну на кой ляд эльфу бритва?!