Элен смотрела, как он идет к пианино. Она встала с кресла, подошла к Маркусу и положила ему руку на плечо.

— Извини! Он не выходит у меня из головы ни днем, ни ночью. Я бы столько могла ему сказать!

— Чтобы вернуть его? — Он листал ноты, не глядя в ее сторону.

— Нет, чтобы поблагодарить. Я никогда не говорила ему спасибо. Никогда не говорила, какой он замечательный человек. — И, обращаясь к самой себе, она добавила: — Я никогда не думала, что, если не сделаешь чего-то, бывает так больно. Это единственное, о чем я жалею.

Маркус нашел то, что искал, и поставил ноты на пюпитр.

— Я понимаю тебя намного лучше, чем ты думаешь. Знаешь, мой отец умер довольно рано. Мне было четырнадцать, и я долго старался об этом не думать. И только потом я понял, сколько не сказал ему. Но было уже поздно. Он был мертв. Это пожирает изнутри. Может очень долго не давать покоя. — Он улыбнулся и посмотрел на Элен. — Но твой-то сокол жив.

— Маркус! Я даже не знаю, где он. Прошло столько времени... И даже если бы я знала, где он, для него все уже в прошлом. Глупо было бы изливать ему душу.

— Тогда напиши об этом! Ты должна это высказать, избавиться от этого, иначе оно тебя замучает.

— Я уже пробовала.

— И что?

— Не очень помогло. Он все равно не узнает, каково мне сейчас.

— Почему ты не отправишь ему письмо?

— Зачем так рисковать? А если оно вернется нераспечатанным? Мне только этого не хватало!

От этой мысли у нее по спине побежали мурашки. Маркус задержал на ней взгляд, а потом Элен услышала первые аккорды своей любимой «Wonderful Tonight».

— Маркус, не надо сейчас!

— Нет. Именно сейчас.

Она смотрела, как его пальцы скользят по клавишам. Светлые пряди упали ему на лоб, огонь свечей слепил глаза. Если бы публика видела его таким, то обожала бы еще больше.

— Не расскажешь мне о нем? Что в нем особенного? Что он за человек?

— Кто, Торальф?

Он перевел на нее взгляд.

— Наверное, с севера.

— Да. Там, на севере, у моря, его корни. Он и сам такой. Он тихий, как плеск прибоя, но иногда вдруг начинает бушевать, и поднимается шторм. Его волны огромной силы и в то же время непреодолимо нежные.

— Он что, слишком горячий?

— Нет. Это скорее его внутреннее неприятие всего искусственного. Это можно понять, только пообщавшись с ним. Он может быть так близок мне, что когда я на него смотрю, то кажется, что вижу свое отражение. Он не выбивает двери ногой, нет, он касается твоего сердца нежно и очень бережно. За это я готова отдать ему все самое дорогое. Не знаю, понимаешь ли ты, о чем я говорю... Взгляд его темных, почти черных глаз заставил меня видеть и слышать все по-другому. Он незаметно привил мне свое видение мира. Научил меня острее чувствовать. Ты понимаешь? Это парадокс. Он научил меня тонко чувствовать! Он, который кажется таким сильным.

У нее было ощущение, что Маркус все понимает, и она ждала, что он скажет.

— Ты его боготворишь.

При этих словах она улыбнулась.

— Ну, ты преувеличиваешь. Ты же знаешь, в Бога я не верю. С ним было все так просто, так ясно. Мы могли говорить с ним об устройстве мира и видеть все сразу с двух сторон. Мы оба давали что-то друг другу, и оба стали умнее и лучше.

— Никогда не слышал от тебя подобных философских речей. Он знает, что ты так сильно изменилась?

Элен покачала головой.

— Нет. Это меня больше всего и беспокоит. Но я и сама поняла это совсем недавно. Я просто не переставала себя спрашивать, почему не могу без него дышать. Вот это и есть ответ.

Маркус понимающе кивнул.

— Что бы ты сказала ему, если бы он стоял здесь? Элен задумалась.

— М-м-м... Не знаю. Если представить себе... Наверное, я бы не смогла сказать ни единого слова. Очень боялась бы сделать ему такой большой комплимент.

— Давай представим, что у тебя есть только этот шанс и все. Тогда ты точно взяла бы себя в руки. — Его глаза блеснули. — Представь, что я — это он!

Элен недоверчиво на него взглянула.

— Ладно, ладно. Может, я задую свечи, чтобы ты могла лучше его представить?

— Не надо. — Элен усмехнулась. — Все-таки вы оба блондины.

— Ну хорошо, если ты так хочешь. Просто расскажи мне.

— Ты слишком любопытный.

— Да, это есть. Но я хочу тебе помочь. Тебе нужно с кем-то об этом поговорить. Думаю, мне не нужно напоминать, что это останется между нами.

— Хорошо. Только, чур, не смеяться!

Он поднял правую руку.

— Слово шута! Я буду нем как рыба. Ты знаешь, как мне это будет трудно.

Элен размышляла, что она хотела бы сказать Торальфу. Вот так сразу? Она посмотрела на Маркуса. Нет, это слишком личное. Она покачала головой и заглянула в его добрые глаза. Он спросил:

— Что такое? Почему ты молчишь?

— Я не могу. Не могу думать о нем и видеть перед собой тебя. Мне становится смешно.

Маркус всплеснул руками.

— Спасибо вам, миссис Сальм! — Он передразнил ее: — Когда вижу тебя, мне становится смешно.

Элен попыталась сказать, что не это имела в виду, но он остановил ее.

— Я знаю, что ты этим хотела сказать. Но ты ведь о многом хочешь рассказать ему, правда?

Она кивнула.

— Тогда вот что...

Он поднялся и вышел в соседнюю комнату. Когда Маркус вернулся, в руках у него был диктофон.

— Вот, держи. — Он протянул его Элен. — Пойди в комнату для гостей и попробуй. Но если передумаешь, я всегда к твоим услугам.

Элен лежала на спине со скрещенными за головой руками. Маркус неплохо придумал. Может, действительно следует поразмыслить, что бы она могла сказать Торальфу. Кто знает, станет ли он вообще придавать этому какое-либо значение. В конечном счете, он все равно никогда этого не услышит, и, наверное, Маркус прав: можно будет навсегда закрыть эту тему.

Она много раз нажимала кнопку записи и сразу же отключала. Не так просто разговаривать с тем, кого на самом деле здесь нет. Наконец Элен почувствовала, что готова. Она нажала кнопку, и красная лампочка просигнализировала, что запись идет.

— Мой дорогой Торальф! Я столько раз спрашивала себя, что у нас пошло не так. Возможно, финал был бы не таким печальным, если бы мы были более открыты друг с другом. Я бы могла столько тебе сказать! Но никогда не говорила. Потому что боялась признаться в своих чувствах к тебе, потому что толком и не осознавала этого, когда мы последний раз виделись. Но я все-таки хочу, чтобы ты это узнал. Не для того, чтобы склеить то, что разбилось. А просто чтобы поблагодарить тебя за недолгое, но такое чудесное время, которое ты подарил мне. Я знаю, что ты очень глубокий человек. Тех немногих, кого подпускаешь к себе, ты очень хорошо умеешь слушать. Ты даришь им все свое сердце. Кто еще на такое способен?.. Мне очень нравится, как ты живешь. Как будто каждый день — последний. Тебе всегда хочется дышать полной грудью, тебе бесконечно интересен этот мир. Ты умеешь наслаждаться жизнью. Я видела, как блестят твои глаза, сколько в тебе огня, когда ты ухаживаешь за соколами. И тот же самый блеск я замечала в них, когда ты смотрел на меня, когда едва слышно шептал мое имя. В эти минуты я была уверена, что ты любишь меня. Мне нравится и то, как ты меня любишь. Как ты медленно и нежно прикасаешься ко мне, смотришь на меня все понимающими глазами, как обнимаешь сильными руками. Меня привлек не твой необычный талант и не успех, о котором ты не проронил ни слова. Привлекли меня твоя человечность, твой дух и твое чувство юмора. Его мне всегда будет не хватать. Ты показал мне, насколько полнее может стать жизнь, если впустишь другого человека к себе в душу. Ты выпустил наружу эмоции, которые я очень долго хранила в себе. Ты показал мне, что я могу быть лучше. Что я могу быть самостоятельней... Однажды ты сказал, что ничего не бывает слишком рано. Неправда, бывает! Потому что мы растратили наши силы. Никогда не было слишком поздно, но очень часто было слишком рано. Пока что я еще не могу отпустить тебя. Наоборот: чем дольше я тебя не вижу, тем яснее понимаю, как без тебя пусто. Не важно, что будет дальше, мыслями я всегда с тобой. И если ты когда-нибудь передумаешь, я буду тебе рада. Не важно, где и когда это будет, ведь теперь я знаю: один миг может перевернуть всю жизнь.