Джип подполз совсем близко к сетчатой ограде, остановился. Гость не стал глушить двигатель и вылезать из машины. Он был слишком осторожен. Вместо этого приехавший нажал на клаксон. Мощный гул повис над двором. Родищев, не выпрямляясь, кивнул приветственно. Визитер махнул рукой, мол, идите сюда. Родищев сделал вид, что не понял, тоже взмахнул рукой, дескать, привет, извини, но я сейчас очень занят. Как только освобожусь, так сразу подойду. Гость вновь нажал на клаксон. Разумеется, между ними ведь существовала предварительная договоренность. Кроме того, он был занятым человеком. Скорее всего, даже оченьзанятым.

«Любопытно, — подумал Родищев, — надолго ли хватит его терпения?»

Спокойно, не торопясь, он прошел к стоящему в углу площадки ящику с песком, набрал полное ведро и вновь вернулся к работе. Визитер нажал на клаксон в третий раз. Гудок был сильным и длинным. Собаки в вольерах заволновались, зашлись в хриплом лае. Родищев снова повернул голову и объяснил жестами: «Сейчас, недолго осталось». Вариантов у визитера было мало. Он мог либо убраться восвояси, либо выйти из машины. Либо пристрелить Родищева. Но для этого он, опять же, должен был открыть дверцу джипа.

Родищев наблюдал за гостем при помощи зеркал, укрепленных по углам проволочного ограждения. Когда на площадке находилось сразу несколько питомцев, приходилось быть особо внимательным. Зеркала заменяли Игорю Илларионовичу пару глаз на затылке, что и тогда и сейчас было совсем не лишним. Попробуй тот выстрелить, Игорь Илларионович заметил бы это заранее и успел бы спрятаться от выстрела за тем самым ящиком с песком. Или за барьером-стенкой, сколоченной из доски-стопятидесятки. Такую не каждая пуля возьмет. На всякий случай с внутренней стороны стенка была обложена мешками с песком. Под спецовкой у Родищева был спрятан «люгер». Впрочем, это на самый крайний случай. Он рассчитывал обойтись без стрельбы. Тем более что гость был нужен ему живым.

Визитер отпустил клаксон, приоткрыл дверцу, выбрался на подножку, крикнул:

— Игорь Илларионович! Вы про меня, часом, не забыли? — В голосе его слышалась едва сдерживаемая звенящая злость.

— Нет-нет, помню! — отозвался Родищев. — Сейчас… У меня тут важное дело.

«Пощечина» была намеренной. Раздраженного человека легче застать врасплох.

Незнакомец вновь забрался в салон, потянулся к отделению для перчаток, достал из него пистолет, щелкнул затвором, загоняя патрон в ствол. Понимал, с кем придется иметь дело. После этого он открыл дверцу и выпрыгнул из салона. Под дорогими, начищенными туфлями всхлипнула напитанная влагой земля.

Пистолет Незнакомец сунул в карман плаща и, настороженно оглядываясь по сторонам, зашагал к питомнику.

Родищев позволил ему удалиться от машины метров на десять и только тогда дунул в свисток. Он не выпрямлялся, не поворачивал головы, не отбрасывал грабли, поэтому в первые секунды визитер ничего не заподозрил. Он сделал еще несколько шагов, прежде чем увидел собак. Выросшие словно из-под земли, молчаливые, собранные, готовые к броску, они производили жутковатое впечатление.

Реакция у гостя оказалась отменной. Молниеносным движением он выхватил оружие, обернулся, нажимая на спусковой крючок. Как и предполагал Родищев, первой мишенью визитер выбрал самого большого пса — дога. Выстрел показался тихим и плоским. Деревья, стоящие вокруг, погасили раскат. Пуля вырвала клок земли у самых лап пса. Резкий разворот не позволил визитеру прицелиться. Две следующих пули легли точно в цель. Дог был метрах в трех, когда его развернуло, бросило комком на влажную хвою. Пес взвизгнул, заскулил, попытался вскочить, но тут же упал снова. Серо-мраморная его грудь была залита кровью. Гость выстрелил еще раз. Дог ткнулся мордой в грязь и затих. В следующее мгновение прыгнул доберман. Его бросок был балетно грациозен и легок. Шоколаднокоричневая мускулистая торпеда взвилась в воздух. Родищев бесстрастно наблюдал за происходящим. Сорокакилограммовая стрела ударила визитера в спину. Щелкнули челюсти, впиваясь человеку в ключицу, сокрушая кость, разрывая мышцы. Визитер качнулся вперед, сделал ndpy шагов. Правая рука его висела плетью. Пистолет выпал из разжавшихся пальцев. Гость споткнулся и упал, перекатившись на бок. Надо отдать парню должное, воли ему было не занимать. Он не кричал, не пытался скинуть с себя собаку. Он боролся за жизнь. Все еще действующей левой рукой он попытался дотянуться до оружия, но тут же был атакован овчаркой. Мощные клыки впились ему в предплечье. Овчарка остервенело мотала головой, захлебываясь рычанием и кровью. Визитер зарычал. Не закричал, как поступили бы девяносто девять человек из ста. Не зарыдал, что было бы понятно и оправданно, а именно зарычал. Так же, как и собаки. Обе руки его не действовали, он был залит кровью с ног до головы. Родищев не сомневался, что боль, мучающая гостя, должна быть сумасшедшей. Тем не менее тот все еще пытался драться, катался по земле, стараясь прикрыть шею плечами, пока московская сторожевая рвала его ноги.

— Бернард, Петро, Игрушка! Ласка! — скомандовал Родищев.

Слово «ласка» было эквивалентом команды «фу». Игорь Илларионович никогда не пользовался стандартными командами, кроме курса «общего послушания». «Сидеть», «лежать», «ко мне» и прочие примитивные действия его подопечные выполняли по общепринятым командам, а вот специфические навыки, необходимые Родищеву, обозначались вполне безобидными словами вроде «ласка», «зевок», «ерш» и так далее. Обычная мера предосторожности на тот случай, если бы один из его питомцев привел бы за собой «хвост». Никто и никогда не смог бы доказать, что он натаскивал псов на людей. Причем на конкретных людей. «Да вы что? Они даже команде „фас“ не обучены! Вот смотрите! Фас! Фас! Видите?» Действительно, команде «фас» Игорь Илларионович своих подопечных не обучал.

Сейчас собаки отошли на метр и уселись, внимательно наблюдая за поверженным визитером.

— Если вы попытаетесь подняться, — возвестил Родищев, подходя, — они перегрызут вам горло.

— Хорошо, — выдавил визитер. — Черт… зачем вы это делаете?

Родищев развел руками.

— «Засвеченный киллер — потенциальный покойник». Закон. Я предпочитаю скоропостижно выйти на пенсию и провести остаток дней в какой-нибудь далекой и теплой стране. И я очень не люблю, когда мне дышат в спину. А еще не люблю непонятности. Ваш визит — одна из них. Поэтому хотелось бы кое в чем разобраться.

Визитер перевернулся на спину, откинул голову, закрыл глаза, плотно прижимая изуродованные руки к груди. Лицо его было белым от боли и мокрым от пота.

— Черт, как больно… — поморщился он, выдавливая слова сквозь стиснутые зубы.

— Конечно, больно, — согласился Родищев, опускаясь на корточки. — Еще бы. Но это не самая сильная боль, поверьте. Я хорошо разбираюсь в подобных вещах. — Визитер дышал мелко и часто. Кадык на худой шее дергался вверх-вниз. — Итак, с чего это вдруг человек, нанявший меня, решил нанять вас?

— Он… Он просто беспокоился, что вы не заплатите штраф… — пробормотал раненый.

— Ерунда. Я пока не отказал ему. Да он и не обращался за компенсацией, — покачал головой Родищев. — Не ври мне. Если будешь врать, придется познакомиться с моими собачками. И не с этими, — Игорь Илларионович кивнул на сидящих рядом питомцев, затем вытянул руку в сторону вольера, откуда доносился хриплый и яростный лай, — а с теми. Тогда ты узнаешь, что такое настоящая боль. И это справедливо и логично. Ведь если ты врешь, то разговор теряет смысл. Ты пойми, — Игорь Илларионович понизил голос, заговорил доверительно, по-дружески, — эти собаки, они — вроде как часть меня. Вот ты приехал — заметь, я тебя не звал, ты сам явился, — и застрелил Малыша. Можно сказать, убил часть меня. Что бы ты сделал с человеком, если бы он отрезал тебе руку? Или ногу? — Родищев посмотрел на бледного от боли раненого так, словно его действительно интересовал ответ. — Мне кажется, будет справедливо получить с тебя компенсацию. Живым весом. Как думаешь? Пусть уж хоть собаки поедят свеженького мясца. Итак, я повторяю вопрос. Зачем тебя наняли?