Через год Уитворт писал из Москвы уже новому статс-секретарю Чарлзу Бойлю: «Вчера день рождения князя Меншикова праздновался здесь с большою торжественностью. Царевич-наследник, вся знать, старшие сановники, датский и прусский посланники и я — приглашены были во дворец князя на большой обед; при чем пили за здоровье царя, ее величества, королей Датского и Прусского, при залпах из двадцати пушек при каждом тосте. Вдовствующую царицу и царевен угощали в то же время в отдельных покоях. Всё торжество до самого конца прошло при общем удовольствии» ⁽³⁵²⁾.

Ни один год не обходился без широкого празднования дня рождения или именин Меншикова. Сразу же по приезде из Нарвы в Петербург 4 декабря 1709 года царь собрал иностранных дипломатов на обед в доме генерал-адмирала Апраксина, устроенный по случаю дня рождения Александра Даниловича. Присутствовавший на нем датский посланник Юст Юль подметил несколько интересных особенностей русских великосветских мероприятий: «…за этим обедом все, даже сам царь, ели деревянными ложками. Несмотря на русский шестинедельный пост, за столом подавали как рыбу, так и мясо. Обедавшие лица, до капитанов включительно, сели за один стол с царем. Стол был длинный, как у нас в застольных… У Апраксина приходилось пить много, и никакие отговорки не помогали; каждая заздравная чаша сопровождалась выстрелами». После обеда Юль попросил у царя разрешение отлучиться домой по важному делу, но это было строжайше запрещено. Несколько человек получили приказание следить за тем, чтобы датский посланник как-нибудь не ускользнул. Тем временем «шла попойка, шуты орали и отпускали много грубых шуток, каковым в других странах не пришлось бы быть свидетелем не только в присутствии самодержавного государя, но даже на самых простонародных собраниях». Датский дипломат всё же сумел незаметно покинуть помещение, выполнил положенные дела и снова вернулся в дом Апраксина. «Затем, — рассказывает он, — мы всю ночь напролет проездили взад и вперед, были в одиннадцати местах и всюду ели и пили в десять раз больше, нежели следовало». Завершение праздника описано Юлем необычайно красочно: «Кутеж, попойка и пьянство длились до 4 ч. утра. Всюду, где <мы> проходили или проезжали, на льду реки и по улицам лежали пьяные; вывалившись из саней, они отсыпались в снегу, и вся окрестность напоминала поле сражения, сплошь усеянное телами убитых». На другой день все сидели по домам, «никто не знал и не хотел знать, где находится царь, так что после вышеописанного кутежа в течение двух дней нельзя было разыскать царя и говорить с ним» ⁽³⁵³⁾.

Однажды празднование тезоименитства жены Петра I переросло в теологический диспут. Анри Лави сообщил Гийому Дюбуа 8 декабря 1719 года: «Во вторник, согласно обычаю, праздновали день Св. Екатерины, именины Ее Величества царицы. Царь сидел за большим столом с архиереем и многими другими высшими духовными лицами и избранными священниками и держал к ним довольно длинную речь насчет постановлений первоначальной церкви. Он сказал им, что, по его убеждению, это огромное количество постов и совершаемых попами церемоний менее приятны Богу, чем сокрушенное и смиренное сердце, и увещевал их превыше всего поучать народ нравственности, потому что тогда суеверие исчезнет мало-помалу в его государстве и подданные его станут Богу служить лучше, а ему вернее» ⁽³⁵⁴⁾.

День именин старшего сына царя, Алексея Петровича, отмечался 17 (29) марта. «По заведенному порядку, — сообщает Юль, — день этот царь отпраздновал (в 1710 году. —  В.Н.) в Петербургском кружале пиром, на котором было от двухсот до трехсот человек, дудевших, свистевших, певших, кричавших, куривших и дымивших в присутствии царя. Кушанья подавались исключительно рыбные… Праздник в этот день прекратился рано, так как царь, по его словам, чувствовал себя нехорошо» ⁽³⁵⁵⁾.

После рождения великой княжны Натальи Алексеевны, дочери царевича Алексея Петровича (1714), а затем и царевны Натальи Петровны, младшей дочери Петра I (1718), их именины также вошли в число официальных семейных праздников. Одно такое торжество, состоявшееся 26 августа 1724 года, отражено в дневнике Ф. В. Берхгольца. Оно состоялось в Летнем саду. Петр I не присутствовал там по причине болезни, поэтому его супруга и племянницы-герцогини Екатерина Иоанновна и Анна Иоанновна также не приехали. Цесаревны Анна и Елизавета привезли свою маленькую сестру Наталью, а также племянников Наталью и Петра. Обе именинницы принимали поздравления и подавали гостям рюмки с венгерским вином. После этого угощения молодые члены императорской семьи удалились и празднество окончилось без обеда и танцев ⁽³⁵⁶⁾.

День рождения великого князя Петра Алексеевича отмечался 12 октября. Празднование его девятилетия в 1724 году в галерее Летнего сада также описано в дневнике голштинского камер-юнкера Берхгольца. К пяти часам вечера «съехалось большое общество дам и кавалеров и собрались все иностранные министры. Императрица с принцессами, маленьким великим князем и дамами кушала отдельно; кавалеры же сидели за двумя длинными столами». Обед продолжался около полутора часов, затем начались танцы. Их открыл полонезом ^[67]герцог Карл Фридрих Гольштейн-Готторпский в паре с Екатериной Алексеевной; вместе с ними танцевали цесаревны Анна и Елизавета с братом-именинником и принцем Карлом Гессен-Гомбургским. В девять часов вечера праздник был окончен ⁽³⁵⁷⁾.

К числу ежегодных семейных праздников относилась годовщина свадьбы Петра I и Екатерины Алексеевны, состоявшейся 19 февраля 1712 года. В донесении английского резидента при российском дворе Джорджа Макензи статс-секретарю лорду Таунсгенду от 21 февраля 1715 года отмечено: «Прошлую субботу царь семейно праздновал день своего бракосочетания с нынешней царицей. День этот совпадает с днем рождения царевича-наследника, но его высочество уехал накануне ночью в одну из ингерманландских деревень, назначенных ему отцом в собственность» ⁽³⁵⁸⁾.

Со временем празднования годовщин бракосочетания царской четы становились всё более пышными. Яркое описание торжеств 1721 года содержится в донесении французского посланника Жака Кампредона министру иностранных дел Франции Гийому Дюбуа от 3(14) марта. Памятная дата выпала на воскресенье. К этому случаю как раз приспела и аудиенция вновь прибывшего посланника у государыни, назначенная на десять часов утра. «В ее передней, — сообщал Кампредон, — я нашел всех украшенных голубыми орденскими лентами сановников с кн. Меншиковым. Когда, спустя немного времени, царица вышла, со всеми своими придворными дамами, в великолепном наряде, вся покрытая драгоценными каменьями, я сказал ей короткую приветственную речь, которой она осталась, по-видимому, довольна. После этого меня, от имени царя, пригласили на большую ассамблею, долженствовавшую происходить в почтовом доме. Царь с царицей прибыли туда со всем двором в пять часов вечера, по возвращении с катанья в санях, из коих в каждых помещается от 12 до 15 человек. Для царицы и прочих придворных и просто приглашенных дам имелся отдельный покой с довольно изящно накрытым столом, куда не входил ни один мужчина, кроме тех, которые прислуживали царице и ее детям».

«Вдоль стен залы, где собрались мужчины, — продолжает посланник, — расставлены были три длинные стола, каждый в 60 кувертов ^[68], уставленные холодными мясными блюдами. Царь поместился за тем столом, за которым сидели моряки. Распорядителем праздника был кн. Меншиков. Он сидел в конце стола, за которым вперемежку и без всяких чиноотличий разместились сановники в голубых лентах (кавалеры ордена Святого Андрея Первозванного. —  В.Н.), прочие московские князья и иностранные министры». За другим столом сидел шутовской «патриарх» с дюжиной «священников» Всешутейшего собора «в одеждах в роде кардинальских и которых единственная обязанность состояла в том, чтобы пить много вина-водки и курить табак». Напротив них находились казацкие депутаты, прибывшие в столицу с подарками царю.