Собственно, опричные злоупотребления мало чем отличались от официально санкционированных действий. Данные «обысков» новгородских пятин после царского похода 1570 года бесстрастно рисуют картину разорения от государева воинства. Горькую память оставили по себе опричники в маленькой карельской деревушке Тивроле Водской пятины Новгорода: «В той же деревне пол лук (крестьянский участок, обложенный налогами. — И.К., А.Б.) пуста Сеньки Лукьянова; Сенька умер, дети от голода примерли, запустил 79-го (в 7079-м, то есть 1570/71 году. — И.К., А.Б.), двор опричные сожгли. В той же деревне лук пуст Ларюка Миронова; Ларюка опричные замучили, живот ограбели, двор сожгли, запустил 78-го. В той же деревне лук пуст Иванька Омельянова; Иванко умер, дети безвесно сбежали от опричнины — опричина живот пограбели, двор сожгли, запустил 78-го».

Беда пришла и в соседние деревни: «В деревне в Пироли лук пуст Ивашки пришлого. Ивашка опричные замучили, а скотину его присекли, а животы пограбили, а дети его збежали от царева тягла, запустил 78-го. В той же деревни лук пуст Матфика Пахомова. Матфика опришные убили, а скотину присекли, живот пограбели, а дети его збежали безвесно, запустил 78-го. В той же деревни лук пуст Фетька Кирелова. Фетька опричные замучали и двор сожгли и з скотиною и з животами, запустил 78-го, отроду не осталось… В деревне Тенголи лук пуст Микифорка Гяпялева. У Микифорка опричные кони и коровы и обелье пограбели, и он осеротел и безвесно збежал, запустил 78-го. В той же деревни лук пуст Федотка Ускалева. Федотка опришные в Горотки на правежи держали, там умер, животы и кони пограбели, запустил 78-го» ^{27} .

«…ис тих, господине, дворов жильцы розошлись безвистно и разошлись в нищих после государьского правежу лета 7079-го, как был праветчик Левонтий Кузмин сын Понточин — правил по кабалам, да как был праветчик Данила Иванович Исленьев — правил государьскую обиходную рыбу и за рыбу деньги; а которые жильцы забиты, и ти жильцы стояли на правежи у тих праветчиков у Левонтия у Понточина да у Данила у Ивановича Исленьева в государьской в обиходной рыбе, и ти жильцы, на правежи стоячи, с правежю, с холоду и з голоду, и примерли» — это уже результат действий опричников в Старой Ладоге, отражённый в официальном «обыске» о состоянии посада в 1572 году ^{28} .

Знал ли сам Иван Грозный о действиях своих слуг? Может быть, и не всегда. Едва ли он приказывал (в отличие, например, от устроенного им и красочно описанного немцами-опричниками разгрома имений боярина Ивана Фёдорова) замучить до смерти безвестного мужика Ларюка Миронова. Но воспитывая у себя в опричнине «дерзких и бездушных парней», он был вынужден закрывать глаза на безобразия, чинимые исполнителями его приказаний, а возможно, и не хотел о них знать — до тех пор, пока не приходила пора предстать перед подданными в образе справедливого судьи, равно строгого к знатным и убогим.

Неуверенные в своём будущем и не столь сообразительные, как Штаден, царские слуги могли превратиться в обычных разбойников. С другой стороны, появлялись желающие им подражать. Сам же Штаден писал о «тех, кто разъезжали, будто бы они из опричнины, и убивали на проезжих дорогах всё, что им попадалось, грабили много посадов и городов, убивали людей и жгли дома; они получали также много денег, которые следовали из других городов в Москву и должны были поступить в казну».

Немногие дошедшие до нашего времени документы рассказывают о случавшихся в опричную пору детективных историях. «В нынешнем в 81-м (1572/73-м. — И.К., А.Б.) году сее осени, с пятницы на суботу, ввечеру против Михайлова дни архангила» в богатую вотчину царского шурина, боярина Никиты Романовича Захарьина-Юрьева — село Степаново под Коломной с каменной церковью и прудом «середи села с рыбою, а на пруде же мелница немецкая» — прискакал отряд всадников. Прибывшие схватили приказчика, боярского человека Никифора Собычакова, вместе со всем семейством, и «мать Никифоркову Собычакову и брата его Гришу и жену его и детей и своякиню Лукерью с дочерью да людей матери его и брата его 14 душ мужиков и жонок и девок, всего 22 головы, до смерти убили». После расправы налётчики начали грабёж: «живота их, лошадей, и платья и кузни и низанье, и кобал, и денег, всего на 600 на 50 рублев с полтиною взяли».

В результате проведённого местными властями расследования подозрение в руководстве нападением (или, по крайней мере, участии в нём) пало на коломенского «сына боярского» Романа Богданова сына Волжина. Чем он занимался, неизвестно, но поместье его отца было бедное: «сельцо Воловичи на речке на Шелоковке, пусто, а в нем пашни и перелогу середние земли 103 чети да перелогу ж кустарем поросло 25 чети в поле». Посланному из Разбойной избы «сыну боярскому» Андрею Колупаеву было приказано арестовать обвиняемого, а «двор его и животы, статки переписав, запечатати и приказать беречи тутошним людям до государеву указу», после чего произвести «повальный обыск» (допрос) о тех, «кто с ним на том разбое товарыщов был, и откуды приезжали, и, розбив, куды поехали», и всех, кто будет назван, доставить в Москву под охраной и в оковах. «Обыск», однако, ничего не дал: опрошенные не назвали никого из сообщников Волжина. Вернувшись, Колупаев направился производить розыски в самом городе Коломне, на посаде. Кажется, дерзкое преступление с показательным убийством семьи и слуг управляющего вотчиной знатнейшего боярина так и осталось нераскрытым.

Исследователи подозревают, что «лихие люди» были членами отряда «государевых слуг», называть которых было опасно, а потому нам известно только имя предводителя (или «наводчика»), бедняка-дворянина, поступившего в опричнину или приставшего к опричному отряду ^{29} . Вопрос, сами ли они решили совершить налёт или выполняли тайный приказ государя «проучить» его родственника, остался открытым. Впрочем, жертвам жестокого погрома от этого было не легче…

Первое, что приходит на ум, когда речь заходит о проблеме взаимоотношений монарха и его верных опричников с Русской православной церковью, — это широко известные репрессии против духовенства. Действительно, от рук «царёвых кромешников» пострадали представители фактически всех слоев клира: от всероссийского митрополита и епископов до рядовых священнослужителей-«бельцов» (то есть не имевших монашеского пострига) и иноков, умерщвляемых порой целыми обителями. Однако прежде чем начинать печальный рассказ об избиении в опричнину лиц «духовного чина» и мирян, необходимо разобраться в ряде весьма интересных проблем, объединённых одной темой: царь и православная церковь.

Действия Ивана Грозного, на государственном ли поприще, на духовной ли ниве, во многом определялись той религиозной атмосферой, в которой он воспитывался и формировался как личность. Исследователи неоднократно подчёркивали влияние на первого русского царя полярных и даже взаимоисключающих политико-богословских доктрин. Прежде всего речь идёт о византийских теократических учениях, касающихся формы гармонического союза светской и церковной властей в православной державе. С максимальной полнотой идея такого сотрудничества воплотилась в принципе «диархии», предусматривавшем добровольное соподчинение «священства» и «царства». Только взаимная несвобода церкви от государства и государства от церкви гарантировала достижение подлинной симфонии [26]между ними ^{1} . Однако и в Византии, и на Руси монархи очень часто поддавались искусительному желанию подчинить церковь своему влиянию, не уступая ничего взамен. Не случайно, излагая в послании молодому царю Ивану Васильевичу основы этого учения, всероссийский митрополит Макарий (1542–1563) особо указал на кару государю за нарушение такой симфонии: «Аще же и сам царь, нося багряницу и царский венец, надеяся благородству и саном гордящееся негодовати начнет нашего (митрополичьего. — И.К., А.Б.) повеления и святым правилом не покоряющееся святых отец, дерзнет таковая сотворити, той… осужден будет, яко гласу Господню противятся» ^{2} .