– Подождите, не уезжайте, я задержусь здесь ненадолго.

Такси остановилось перед центральным входом в больницу, и Жюльет решительным шагом направилась к автоматическим дверям. Действительно ли она хорошая актриса? Сейчас как раз подходящий повод это проверить. Если да, то ей удастся раздобыть домашний адрес Сэма Гэллоуэя. Мэрил Стрип в пору расцвета своего артистического таланта сделала бы это с легкостью. Конечно, Жюльет не Мэрил Стрип, но она же чуточку влюблена в доктора, а это должно помочь.

На секунду приостановившись на пороге, девушка посмотрела на часы, сделала глубокий вдох и, задержав дыхание, проникла в помещение больницы.

Направляясь к справочному окну, она старалась идти уверенно, но небыстро, держась прямо, откинув волосы назад, придав себе вид чопорный, холодный и отстраненный. Такие манеры не свойственны от рождения, если только вы не актриса.

– Я бы хотела увидеть доктора Сэма Гэллоуэя, – обратилась она к медсестре высокомерным тоном, но сохраняя натянутую любезность.

Медсестра проверила журнал, хотя и так знала, что ответить:

– Сожалею, мэм, но доктор Гэллоуэй уже закончил дежурство и уехал. Три часа назад.

– Странно. – Жюльет сделала вид, что удивилась и расстроилась. – Но у нас здесь назначена встреча. – Девушка достала из сумочки свой мобильник и наугад набрала номер.

– Его телефон не отвечает, – огорчилась она, протягивая телефон медсестре, словно призывая ее в свидетели.

Потом она порылась в сумочке, достала оттуда бумаги (это были программки спектаклей, но она не показывала медсестре обложку, чтобы та не могла их идентифицировать) и посмотрела на них рассеянным взглядом.

– Значит, этот контракт так и не будет подписан. – Жюльет постаралась изобразить огорчение на грани паники. – Что же теперь будет?

– Разве это не может подождать? – Медсестра проявила вежливое участие.

– Нет, к сожалению. Я должна положить их на стол моему начальству завтра утром, до начала рабочего дня.

– Неужели это настолько важно?

– Вы даже представить себе не можете…

Медсестра нахмурила брови – ей самой стало интересно, что же это за бумаги. Жюльет поняла, что победа почти у нее в кармане, и решила предпринять последний хитрый маневр. Она наклонилась поближе к медсестре и доверительно сообщила:

– Прежде всего позвольте представиться: Жюльет Бомон, адвокат…

Сэм разжег огонь в камине. В Нью-Йорке часто выпадает снег, но снежная буря усиливала ощущение холода. Пока воздух в помещении мало-помалу согревался. Сэм снял пальто, пиджак и взъерошил волосы.

Гостиная была самой уютной комнатой в доме, отчасти благодаря большому полукруглому окну. Предметы, расставленные в случайном порядке, как ни странно, хорошо смотрелись вместе, придавая комнате вид немного безалаберный, но милый. Древний, но действующий проигрыватель располагался по соседству с принесенным из какой-то церкви старинным пианино 30-х годов прошлого века. Рядом стоял диванчик, обтянутый потертой кожей. Впрочем, кое-что в этой комнате могло показаться странным случайному гостю: рамки на стенах были пусты. Сэм действительно снял со стен все картины Федерики и ее фотографии. От них остались только изысканной работы рамки, придававшие интерьеру феерический и необычный вид.

Сэм пробежал взглядом ряд старых виниловых пластинок, купленных однажды по случаю на Грей Маркет: Дюк Эллинтон, Билл Эванс, Оскар Петерсон… Голос Жюльет, все еще звучавший в его ушах, заставил его подобрать что-то очень нежное. Он выбрал You Are So Beautiful To Me[14] Джо Кокера, один из его ранних альбомов.

Он поставил иглу проигрывателя на пластинку и тяжело рухнул на диван.

Закрыв глаза, Сэм почувствовал страшную усталость и понял, что в таком состоянии не сможет заснуть. В последнее время он вообще мало спал. Иногда даже не раздевался и не ложился в постель, как полагается, на холодную простыню под теплое одеяло. Во время дежурства довольствовался скрипучей кроватью в комнате отдыха для персонала в больнице, а дома впадал в забытье, растянувшись на диванчике в гостиной. С первыми лучами солнца сон пропадал, если это состояние можно было так назвать. В любом случае он никогда не чувствовал себя отдохнувшим по утрам.

Лежа с закрытыми глазами на диване, в полусне, качаясь на зыбких волнах нежной мелодии, он вновь переживал события этого вечера. Усталость мешала ему мыслить ясно. Надо ли было себя похвалить, что удалось принять разумное решение и выпутаться из западни, или следовало себя отругать за то, что все испортил? В мучительных поисках ответа на этот вопрос он вспомнил отца Хетуэя, старого священника, с которым был знаком в детстве. Он был странным человеком, совсем не похожим на обычных священнослужителей, но именно он помог некоторым парням из Бэд-Стади, среди которых был и Сэм, не попасть в водоворот преступного мира. Понимая человеческую природу, он часто повторял: «Человек не может устоять перед соблазнами, поэтому лучше их избегать».

Неожиданно голос Джо Кокера резко съехал на низкие ноты и потом прервался на полуслове, будто от слабого толчка. Сэм открыл глаза: комната погрузилась в темноту.

Он подумал – видимо, выбило пробки, но ему в голову пришла мысль, что электричество могло отключиться во всем районе. Он решил проверить, подошел к окну, отодвинул штору. Все огни на Манхэттене погасли в один миг, и окрестности освещались только фарами машин и белизной свежевыпавшего снега.

Сэм зажег несколько свечей и подложил поленьев в камин. Он даже не поленился и вышел на крыльцо, чтобы стряхнуть снег с висевшего над входом фонаря, и быстро вернулся в теплый дом.

Вдруг по потолку скользнула полоска яркого света, и тут же в комнате вновь стало темно. Сэм выглянул в окно. Снег блестел и искрился под лучом фар от желтого такси, остановившегося в конце улицы Вашингтон-Мьюз.

Из такси вышла женщина.

Нерешительно озираясь по сторонам, она пошла по улице, оставляя за собой на снегу маленькие следы, которые тут же заполнялись падавшими снежинками.

Жюльет дрожала от холода и охватившей ее тревоги. Сердце в груди колотилось как никогда. В темноте она с трудом различала силуэты домов и, уж конечно, не могла определить нумерацию в незнакомом месте. Тогда она положилась на интуицию и пошла наугад.

В нескольких метрах от нее в темном, как и все остальные, доме осторожно открылась тяжелая темно-синяя дверь, и Сэм вышел ей навстречу.

Когда он приблизился, она различила в его странных глазах разного цвета те же искорки, которые заметила там, на Бродвее, еще раньше. Они блестели в ночи как изумруды, играя бликами от искристого снега.

Опьяненная непонятными предчувствиями, она отдалась на волю провидения. Она знала, что в зарождающихся отношениях между мужчиной и женщиной бывают сладостные мгновенья, которые остаются в памяти навсегда и часто вспоминаются потом как самые светлые, самые чудесные: тот дивный миг, как раз перед первым поцелуем.

Сначала их губы ищут друг друга и едва соприкасаются. Их дыхание смешивается на холоде и сливается в одно облачко. В первом поцелуе, робком, будто случайном, они постигают самое сокровенное друг в друге.

Не сдерживая себя, Жюльет всем телом прижимается к Сэму.

В то же мгновенье она ощущает исходящую от него жаркую волну неистовой силы, готовую разрушить все на своем пути, и чувствует ответное притяжение, восхищение и… страх. Это чувство обжигает ее, принося мучительное, но сладостное страдание.

Сэм увлекает ее в дом и, не переставая прижимать к себе одной рукой, другой закрывает дверь на улицу.

Ее пальто падает на пол.

Она расстегивает дрожащей рукой пуговицы его рубашки и кидает ее в сторону – рубашка падает на лампу у изголовья кровати.

Он торопливо расстегивает пуговицы ее жакета, одна из них отрывается и падает на пол.