Господин Ксенофон, вероятно, даже не предполагал, что облегчает доступ к одной из наиболее интересных достопримечательностей Египта, последним четырем населенным монастырям Вади Натрун. Лишь немногие путешественники посещали их в прежние дни, и Роберт Керзон, наверное, — самый известный автор, описавший утомительную поездку на верблюдах, которая была прежде единственным способом попасть к монастырям. Требовалось взять с собой шатер для ночлега и неоднократно его разбивать, пока наконец путь не приводил к монастырям. Но сегодня возможно туда добраться от Александрии или Каира за два-три часа, осмотреть все неспешно и без усилий, а по дороге остановиться на отдых у господина Ксенофона.
Сразу после шатра с отелем пустынная равнина пошла под уклон к западу, этот спуск постепенно переходил в долину примерно двадцати миль длиной, расположенную на семьдесят шесть футов ниже уровня моря. Это и есть Вади Натрун — долина Натра. В самой глубокой точке долины находятся озера, летом почти полностью пересыхающие, но во время разлива Нила вновь наполняющиеся водой, которая поступает по подземным каналам. В жаркий сезон вода активно испаряется, оставляя концентрированные отложения соды (натра); это вещество входит в состав карбоната и гидрокарбоната натрия, которые содержатся в озерной воде.
Натр (соду) собирали в долине в течение тысячелетий. Древние египтяне использовали натр при мумификации, при производстве стекла, приготовлении пищи и в медицинских целях. Современные египтяне используют соду при изготовлении стекла и мыла, отбеливании льна, а кое-кто имеет привычку добавлять соду в табак и жевать эту смесь.
Распрощавшись с господином Ксенофоном, мы двинулись вниз по песчаному склону, медленно спускаясь в жаркую, безветренную долину, а я вглядывался вперед с неподдельным напряжением, желая поскорее увидеть монастыри, существующие в Вади Натрун с IV века.
Египет — родина монастырей, собственно говоря, монашеское движение — дар Египта христианской церкви. Первые христианские монахи и монахини появились в IV веке, они уходили в пустыню, чтобы остаться наедине с Господом, вести уединенную жизнь, заполненную постом и молитвой. Необычным это движение сделал его общенациональный характер. За одно поколение пустыня покрылась монастырями и скитами, причем состав монахов был смешанным. Старые и молодые, богатые и бедные, — все искали духовной жизни. Целые города были населены монахами и монахинями, например Оксиринх. В верховьях и низовьях Нила храмы старых богов превращались в монастыри. На склонах пустынных и негостеприимных гор, на плоских равнинах выжженного песка вырастали все новые обители; в пещерах и древних гробницах поселялись отшельники, с ужасом глядевшие на картины, нарисованные на стенах предками.
К концу столетия правительство всерьез обеспокоилось провалом попыток поднять налоги, а также тем, что значительная часть молодых мужчин страны предпочитала монашескую жизнь и отказывалась идти на военную службу. Администрация той эпохи сталкивалась с ситуациями, когда целые города и районы приносили обеты безбрачия, возникла угроза исчезновения нации, испытывавшей предельный страх перед физическим миром и необходимостью существования в нем.
Это был странный, темный период в египетской истории. Все знают о фараонах, хорошо известен арабский период. А между этими эпохами — совершенный провал на четыре-пять веков, в течение которых история египетского народа превращается в загадку. Именно в это время нация изменила привычки и основополагающие характеристики.
Древние египтяне, которых мы так хорошо знаем, были людьми, любившими посмеяться, предпочитавшими простые и удобные житейские вещи. Мы видим их изображения на стенах гробниц: они сидят в тени виноградников, слушают музыку, наблюдают за танцовщицами; они собираются вокруг пиршественных столов, выпивают — иногда сверх меры, поедают в огромных количествах изысканные яства. Затем опускается занавес истории. Некоторое время мы знаем только о греках и евреях, проживавших в Александрии. Потом занавес над Египтом вновь поднимается — но можно ли поверить, что перед нами потомки прежних египтян? Пожалуй, это самая потрясающая трансформация в истории! Мы видим народ в рубище посреди руин и пепелищ. Это полуобнаженные аскеты-отшельники воздевают иссохшие руки к Господу и обитают в самых уединенных местах. Тысячи мужчин и женщин по собственной воле обращаются к нищете и самоограничению. Нация словно хочет изгнать все телесные желания, чтобы душа могла восстать в торжестве. Таков Египет отцов-пустынников.
Древние египтяне, как, впрочем, и современные, верили, что пустыня населена злыми духами, и это одна из причин, почему отшельники уходили туда жить: они добровольно шли в «страну сатаны», чтобы испытать силу своей веры в противостоянии злу, которое, как им представлялось, существовало повсюду. Ошибочно полагать, что эти люди уходили в пустыню, чтобы избежать искушений. Совсем наоборот, ведь для египтянина той эпохи пустыня таила больше искушений, чем город, причем соблазны были сверхъестественными, а значит, преодолеть их было намного труднее.
Отшельник, оберегавший душу в пустыне, ни на мгновение не мог ослабить бдительность, иначе им овладели бы демоны. Он был постоянно начеку, осматривая крепость своей души, все время ждал нападения врага, вылазок его шпионов — ведь сатана непрерывно посылает к людям лазутчиков. Они приходят тайно, порой в обличии святых мужей, говорят с напускным благочестием; а потому любой отшельник должен внимательно присматриваться к облику пришедшего, вслушиваться в его, казалось бы, добрые слова, проникать в суть явлений, если не хочет поддаться соблазнам. Опасным соперником считалась «дочь сатаны», в существование которой твердо верили ранние отшельники. Это была женщина вполне приличная и скромная с виду, которая, как все адские бесы, чувствовала себя уверенно и свободно в пустыне, зачастую отец посылал ее, когда более прямолинейные меры против аскета не срабатывали.
Отшельники знали единственный способ удержать зло на расстоянии — непрестанную молитву. Враги во главе с сатаной были бессильны против чистой души истинно святого человека. Так величайшие отшельники, постоянно окруженные сонмами демонов, оставались в безопасности, защищенные крепостью своей святости. Каждый отшельник возводил вокруг себя стены молитвы, и они росли все выше и крепли с годами. Днем и ночью он стоял на коленях, общаясь с Господом, непрестанно добавляя новые кирпичики к бастиону спасения.
Святой Антоний — один из таких вечных молитвенников — был одним из наиболее преследуемых демонами отшельников. И это вполне естественно, ведь чем более велик человек, тем слаще триумф сатаны, сумевшего его соблазнить; чем выше и неприступнее крепость его веры, тем глубже и полнее удовлетворение врага при падении цитадели Бога. Имя Христа и знак креста — два надежных средства защиты от атак бесов. Когда Антоний видел, как они крадутся по стенам его духовной крепости, выискивая возможную брешь в обороне, он зачастую поступал так: дул на бесов и совершал знак креста — и бесы растворялись в воздухе, хотя за мгновение до того казались существами из плоти.
Чтобы стать монахом, необходимо было не брать с собой в пустыню ничего, кроме любви к Господу, смирения и твердого намерения изгнать все телесные желания. Авва Даниил говорил: «Когда тело растет, душа слабеет; когда тело изнуряется, душа крепнет», а другой святой муж, Авва Пимен, утверждал: «Дух Божий никогда не входит в дом, где обитают наслаждения и удовольствия».
Сухари полугодичной давности, размягченные в воде, соль и травы, — вот обычный рацион монаха, а крайние аскеты вообще не ели в течение дня. Монах позволял себе небольшую трапезу вечером, но стремился смирять голод, провести без пищи двое суток, затем — трое и так далее, пока ему не удавалось без особого труда поститься целую неделю кряду. Наиболее суровые отцы полагали, что даже сухари воспламеняют страсти. Феодот говорил: «Воздержание от хлеба успокаивает плоть монаха». Другие отказывались употреблять в пищу приготовленные травы, а идеалом считали следующее правило: «Есть траву, облачаться в траву, спать на траве», и эта максима нередко применялась на практике.
