— Хорошо. Поехали.
Патрульный автомобиль двинулся в темноту, и мы последовали за ним в пустыню, ориентируясь на задние огни. Через два часа взошло солнце, и мы смотрели вдаль, над пространством плоской, как стол, равнины, абсолютно лишенной достопримечательностей.
Ливийская пустыня, точнее, малая ее часть между побережьем и Сивой — один из самых монотонных пейзажей в мире. В нем нет ничего живописного, нет золотистых песчаных холмов. Нет пальм, создающих рельеф горизонта. Куда ни кинешь взгляд, нет ничего, кроме бурой плоскости, напоминающей иссохшее дно океана, усыпанное миллионом камней. И все вокруг коричневато-серое и безжизненное.
Сперва мы видели верблюдов, поедающих колючки, растущие тут и там; но потом все признаки жизни иссякли, и мы ехали сквозь пустоту, вокруг не было ничего, кроме стерильного солнечного света, озарявшего тысячи миль пустыни.
Дорога представляла собой едва различимую колею, оставленную колесами грузовиков. Эти борозды петляли между крупными валунами, внезапно сворачивали, чтобы обогнуть глубокие ямы, в которых в дождливые сезоны скапливалась вода. Через более или менее регулярные интервалы встречались участки плотного песчаника, ровные и гладкие, как гоночная трасса, там можно было мчаться со скоростью шестьдесят миль в час — в течение минуты или двух, а потом опять проступали колеи на чуть более мягкой почве; кое-где можно было заметить следы былых катастроф, куски поломанной оси…
Первое время мы разглядывали далекие силуэты гор в надежде, что скоро доберемся до них, что откроется новый вид и что наш взгляд отдохнет, но все оставалось по-прежнему: усыпанная камнями бурая песчаная равнина, ни деревьев, ни кустов, ни животных.
Судьба пятидесяти тысяч персов, пропавших в этой пустыне на пути к оазису Сива, представляется настолько ужасной, что даже не хочется воображать ее. Их отправил на разграбление Сивы и святилища царь Камбиз. Они не появились там и не вернулись обратно, их вообще больше никто не видел. Естественно предположить, что их застигла песчаная буря или они потеряли дорогу и скитались по безводной пустыне, пока не сошли с ума и не умерли от жажды.
Найдет ли какой-нибудь удачливый археолог следы пропавшей армии царя Камбиза? Где-то на пути от побережья до Сивы под слоем песка лежат пятьдесят тысяч персов с оружием и доспехами, лежат там, где упали на землю за пять столетий до Рождества Христова.
Наступил полдень… час дня, два часа, три часа пополудни… Мы продолжали путешествие через кошмарную страну. Я попросил сделать остановку, чтобы спокойно съесть сэндвич, у одного из пяти колодцев, расположенных на дистанции в сорок миль по маршруту. И хотя там есть вода, нет ни малейшего признака растительности.
Когда Михаил вышел из машины, он издал жуткий вопль, и, выглянув в окно, я увидел, что он наступил на одну из самых смертоносных змей Египта — рогатую гадюку. Эта змея длинная и тонкая, песчаного цвета, с маленькой плоской головкой, а на конце ее хвоста заметна бледная точка. Мне говорили, что ее укус может убить человека за двадцать минут. Это одна из немногих змей, которая без повода атакует человека, и одной из наиболее опасных ее черт является невероятная скорость, с которой она может перемещаться не только вперед-назад, но и вбок.
К счастью для Михаила, рептилия выбралась из норы в период зимней спячки и находилась в коматозном состоянии. Мы закричали, чтобы солдат принес ружье, но он не понял, что случилось. Тогда мы схватили первую попавшуюся вещь — это оказался треножник для фотоаппарата — и, набравшись смелости, убили гадюку. Затем мы поздравили Михаила с тем, что он остался в живых, и съели свою скудную еду в тени машины.
Потом мы продолжили путешествие; я подпрыгивал на сиденье и раскачивался, когда машину подбрасывало на камнях, а патрульный грузовик, имевший шасси получше, летел вперед с удивительной скоростью. Птиц не было видно. Как бы странно это ни прозвучало, даже мух не было. Мы очутились в совершенно мертвой части света.
Милях в тридцати пяти к востоку от дороги показался небольшой холм, который бедуины называют Джебел Искандер — Холм Александра. Они не знают, что проводники Александра потеряли дорогу на Сиву; но название холма передавалось из уст в уста, из поколения в поколение. После войны британский офицер услышал от арабов, что там можно найти остатки керамики, он предпринял поиски на холме и нашел восемь прекрасных амфор эллинистического периода. Одну из них я видел в саду в Мерса Матру. Она сделана из красной глины, достигала примерно четырех футов в высоту, у нее острое основание, форма луковицы и узкое горлышко, а также две ручки. Если это были сосуды для воды, оставленные здесь во время похода Александра (а такое возможно), стоит задуматься, какие еще реликвии могут быть найдены в этом удаленном месте.
Когда солнце склонилось к закату, мы покинули равнину и оказались посреди одного из самых фантастических пейзажей, который только может нарисовать воображение. Полагаю, так должны выглядеть лунные горы. Кажется, природа, осознавая унылость предыдущих двухсот миль, приложила все силы и вдохновение на совсем небольшом кусочке земли. Долину со всех сторон окружали мертвые холмы причудливой формы: конус, куб, отдельно стоящая островерхая вершина, хребет, который с некоторого расстояния может показаться замком с бойницами. Другие холмы напоминали руины древних городов. В этой странной долине мы воскликнули разом:
— Смотри! Птица!
Это была первая птица, которую мы увидели за весь день, это был знак, что мы приближаемся к Сиве.
Примерно час мы медленно ехали вниз по склону лунных гор; затем внезапно через узкое горло ущелья мы увидели тысячи финиковых пальм на фоне ярко-розового заката.
Когда мы подъехали чуть ближе, перед нами раскинулась фантастическая, великолепная панорама Сивы: скалы, покрытые глинобитными домами, громоздились, как небоскребы, будто это был диковинный африканский Манхэттен. Финиковые пальмы образовали зеленое море, над которым вздымался скальный, густонаселенный остров.
Вскоре мы уже ехали в тени холма, понимая, что с оазисом что-то не так. Никто не выходил из многочисленных домов, чтобы взглянуть на нас. Не было движения в проемах маленьких квадратных окон, прорезавших высокие стены.
Позже мы узнали, что старый город несколько лет назад признали небезопасным для жизни, и оставили. Жители выстроили новое поселение вокруг прежнего, это было скопление низких белых домов с плоскими кровлями, сложенных из сырцовых кирпичей и крытых пальмовыми листьями.
Я направился в полицейский участок, где представитель губернатора Мамур уже ждал меня. Из всех представителей власти здесь были Мамур, доктор и начальник отряда стражников на верблюдах, все египтяне. В Сиве вообще не было европейцев.
Мамур сказал, что для меня подготовили официальный гостевой дом, и мы проехали еще милю в сторону пальмовой рощи, где на вершине холма одиноко стояло мрачного вида здание с белеными стенами. Все окна были тщательно закрыты противомоскитными сетками, что меня порадовало, потому что я отношусь к числу тех людей, которые привлекают этих насекомых.
Печальный облик былого величия чувствовался в этом доме. Король Фуад останавливался здесь во время визита в Сиву, и память о визите осталась в том, что леер прикрыт потертым синим бархатом, который все еще безжизненно свисает сбоку от ступеней. В доме была ванная комната — несомненно, странное зрелище в Сиве, но ее размеры могли отвечать ожиданиям самого оптимистично настроенного путника.
Мне выделили королевскую спальню с латунным балдахином над кроватью и мягкими тенями, падающими от него; из спальни одна ступенька вела в симпатичную гостиную, в которой стоял деревянный стол и два складных полотняных стула. На стене — дежурный портрет покойного короля в феске и сюртуке. Удлиненное окно закрыто проволочной сеткой; оно вытянуто вдоль всей стены, из него открывается прекрасный вид на Сиву поверх пальмовой рощи.
Снизу, со двора, доносились звуки, свидетельствующие о суматохе, вероятно, повар, слуга, Михаил и водитель патрульного грузовика пытались справиться с упрямой керосиновой плитой на кухне. Выглянув из окна, я заметил внизу повара с мертвым петухом в руках. Вскоре до меня донеслась причудливая смесь ароматов, свидетельствующая о том, что повар с энтузиазмом человека, который наконец остался наедине с собой, погрузился в приготовление чудовищного количества блюд.
