С каждой стороны от Кувуклия есть два круглых отверстия, проделанных в камне под углом. Сам камень почернел за многие годы от Благодатного огня, и у этих отверстий стоят полуобнаженные бегуны с пучками свечей, защищенных сосудами из перфорированной жести. Как только из отверстий Кувуклия появится огонь, эти люди бросятся наружу, где их ждут остальные, а потом на автомобилях будут развозить священный огонь по церквям всей страны. В прежние времена под парами стоял корабль, который доставлял Благодатный огонь в Россию.

Сквозь вопившую толпу, более возбужденную и шумную, чем любая другая, какую мне доводилось видеть, исполняющий обязанности греческого патриарха и глава армянской церкви проследовали ко входу в Кувуклий. На ступенях, на глазах у кричащей и жестикулирующей толпы, греческому патриарху помогли снять ризу и знаки сана. Его запястья связали льняными бинтами. Он огляделся, такой слабый и хрупкий на фоне бушующих людей. Я заметил, что десять офицеров окружали патриарха, исполняя роль телохранителей. Все они выглядели как форварды регби. Старик развернулся и вошел в Кувуклий, в то время как армянский патриарх остался в преддверии.

Прошло три или четыре минуты, в течение которых ничего не происходило. В воздухе повисло просто физическое напряжение. Внезапно из всех отверстий вырвались языки огня, и еще один факел возник в руках выходящего патриарха, второй факел принял от него армянский патриарх. В следующее мгновение вся церковь наполнилась криками восторга и бешеным топотом. Языки пламени мелькали повсюду. Все боролись за право обладания огнем. Люди зажигали свечу от свечи, смеялись от радости. Некоторые омывали пламенем лица. Женщины проводили огнем под подбородком и по груди. Те, кто находился на галереях, спускали вниз свечи на веревках, и посреди всего этого безумства древняя фигура греческого патриарха выделялась на фоне Кувуклия, в каждой руке он держал по горящей свече, а потом его понесли, как волны несут поплавок, и телохранители яростно боролись, чтобы проложить ему путь к алтарю греческой православной церкви.

И пока толпа ликовала, распространяя огонь, зазвонили колокола и послышались странные звуки деревянных гонгов армянской церкви — ее представители ударяли в них на галерее, используя металлические прутья. Весь храм был полон хаотическим движением, шумом и гамом. Несмотря на столпотворение, вскоре все светильники Храма были заново зажжены с помощью Благодатного огня, и сотни простых, но очевидно безумных христиан верили, что Господь послал этот огонь с небес.

Я сидел там в течение часа после появления огня, наблюдая за восторгом толпы. Казалось, огонь никого не обжигал, хотя люди прикасались к пламени, лизали его, омывали им лица, но ни один волосок не вспыхнул. Я думал, насколько необычна эта церемония, которая могла бы происходить в роще Адониса, а не у могилы Христа.

Мой друг, который жил в Иерусалиме, предложил мне посетить самую странную церемонию восточной Страстной недели. Ее проводили черные монахи Абиссинии на крыше храма Гроба Господня.

Когда взошла луна, греческий монах провел нас в церковь через боковую дверь. Внутри царила полная темнота. Нам пришлось зажигать спички, чтобы найти истертые ступени, ведущие на крышу часовни Св. Елены, где черные монахи служили Христу при свете звезд. Много лет назад, как я уже рассказывал в этой книге, абиссинцы имели большие святилища внутри храма, но за века борьбы они не смогли противостоять более сильным церквям и мало-помалу оказались выселенными из здания, утратив свои священные владения. Но настойчивость и благочестие этих людей, верующих с IV века, подсказали им решение, и они нашли прибежище на крыше.

Не имея церкви, в которой можно было бы провести достаточно длительную церемонию, они установили шатер, в котором раз в год проводят любопытный ритуал, который называется «Поиск Тела Христова». Именно ее мы и собирались посетить.

Звезды ярко сияли. Белые купола придавали пространству крыши вид африканской деревни. Длинный парчовый шатер был установлен в углу крыши, полог с одной стороны поднят так, чтобы можно было увидеть происходящее внутри. Там в теплом свете свечей сидело варварское собрание абиссинцев в роскошных одеяниях и золотых зубчатых коронах. Это были носители креста.

Чернокожий монах провел нас к ряду тростниковых стульев в конце шатра. Мы сидели довольно долго, наблюдая за мрачным, исполненным достоинства собранием абиссинских священнослужителей в сверкающих ризах. Они казались евангельскими волхвами.

Примерно через полчаса мы услышали нестройное африканское пение, и в шатер вошли монахи во главе с Абуной, то есть настоятелем, которого они проводили до предназначенного ему места.

На земле перед ним сидели два монаха с огромными барабанами с серебряной окантовкой; они отбивали быстрый ритм, а остальные потрясали систрами, заполнив шатер необычными звуками, напоминающими шум, раздающийся при встряхивании монет.

Систр — металлическая рамка с горизонтальными прутьями внутри; звон раздается, когда рамку встряхивают. Этот инструмент использовали в древнем Египте в храмах Исиды, чтобы привлечь внимание верующих и чтобы отгонять злых духов. Я не знал, что в мире существует религиозное сообщество, все еще использующее систр во время службы, но форма инструмента, который был у чернокожих монахов, в точности соответствовала древнему систру, который известен по находкам в египетских захоронениях.

Рокот барабанов, позвякивание систров, сиплое пение монахов — все это мешало поверить, что я присутствую на христианской службе, на крыше храма Гроба Господня.

Есть нечто впечатляющее в облике этих черных монахов, поклоняющихся Иисусу Христу, используя столь древние ритуалы, заимствованные из церемоний древнего Израиля и Египта.

Ничто не может лучше проиллюстрировать многообразие религиозных традиций, сохранившихся в пределах храма Гроба Господня. Верования и обычаи, давно утраченные западной церковью, продолжают жить у могилы Христа. Язык фараонов отзывается эхом в коптской службе, а в литургическом языке сирийской церкви сохранился арамейский, на котором говорил Христос: по сравнению с этим греческий Нового Завета, используемый в православной церкви, — просто современный язык.

В абиссинской службе есть некая особенная жалобная нота. Мой друг прошептал мне, что черные монахи оплакивают смерть Христа. Ритм барабанов замедлился, звук систров стал слабее. Внесли печатное Евангелие на древнем языке геэз, литературном языке Эфиопии, и пока монахи усердно кадили, настоятель приступил к мелодическому чтению истории Страстей Господних.

Затем ритм тамтамов, задававших низкий, пульсирующий фон службы, опять ускорился, стал громче, и роскошно одетые носители креста в зубчатых коронах возглавили процессию: мы все шли парами, со свечами в руках, в свете полной луны, чтобы принять участие в поисках Тела Христова.

Этот ритуал — драматическое воспроизведение Воскресения. Настоятель дочитал евангельскую историю до того момента, когда три Марии рано утром пришли к скальной могиле с миром, чтобы умастить мертвое тело Спасителя. Там они увидели молодого человека в белых одеждах, и он сказал им, что Христос восстал…

Черные монахи представляли эту историю в лицах. Странным шаркающим шагом, длинной процессией они ходили по кругу на крыше, залитой лунным светом, со слезами твердили, что могила пуста, рыдали о том, что Иисус мертв, делали вид, что ищут Его Тело в самых темных частях крыши. Каждый монах держал в руках зажженную свечу, а настоятель шел под зонтиком — зеленым с золотом.

Над Иерусалимом светила полная луна, заставляя камни в коронах носителей креста сверкать зеленым и красным. И это фантастическое собрание кружилось в странном ритуальном танце под звуки тамтамов и систра.

Мы четыре раза обошли крышу вокруг часовни Св. Елены. Жалобное пение, напоминающее погребальное, продолжалось, стучали африканские барабаны, настоятель и монахи шли, пританцовывая, осеняя себя знаком креста.