— Да подонок один, — объяснил тот, — старый уголовник.
Рецидивист. Семидесятилетний козел-чифирист.
Чиж только зубами скрипнул. Семидесятилетний! Боже!..
— Дай закурить, — попросил он Сергея. — И вообще, давай посидим, покурим. Мне бы немного успокоиться, — пояснил он, хотя тот и сам прекрасно все понимал. — Я должен убить всех этих подонков… — опять начал Чиж и неожиданно вспомнил:
— Слушай, я тут где-то гранату видел. Даже несколько. Не помнишь, где?
— Сейчас принесу. — Сергей вскочил. — А зачем тебе?
— Ты тащи. Там увидишь.
Две гранаты, которые принес Сергей, Чиж осторожно прикрепил проволокой к низу входной двери так, чтобы любой открывший дверь тут же взлетел на воздух.
— Я тоже так умею, — заявил Сергей, с интересом наблюдавший за действиями товарища. — Мы, когда брали какой-нибудь кишлак или…
— Потом свои героические байки потравишь, еще будет время, — оборвал его Чиж, одновременно выпрямляясь. — Как, не очень заметно?
— Все путем, — подтвердил Сергей. — Профессионально.
Теперь милости просим, заходите в гости! Только зачем? Думаешь, еще кто-то пожаловать может?
— Посмотрим, — уклончиво ответил Чиж. Он немножко помялся. — Слушай, а откуда ты про этого старого рецидивиста узнал?
— Да когда этих в камеру отвел, а там ведь санитары…
Ну, поговорил с ними задушевно, они мне сразу все как на духу. Я им амнистию как пообещал, так они мне выложили что надо и что не надо. — И Сергей пересказал побелевшему от ярости товарищу, при каких обстоятельствах был убит Филипыч, как Олю хлестали плетью, и все другое, что творили с ней с самого начала…
— Будет им амнистия, обещаю, — проскрипел зубами тот, представив, как били, приучая к послушанию, Олю эти негодяи, а затем, как санитары, этот старый пердун, все вместе ее…
— Всем будет. Слушай, а тех двоих, что с Мышастым в этих играх участвовали, как найти, знаешь?
— Воловикова и Желябова? Да у Таньки спросим, она узнает. Уж придумали они себе развлеченьице, нечего сказать.
— Ну, мы с ними тоже еще поразвлечемся, — опять пообещал Чиж. — Дай только до них добраться!.. Ну, пошли в камеру, к этим.
Камера встретила их появление угрюмо-настороженным молчанием, ничего хорошего от их визита никто для себя не ждал, разве что причины для этого были у каждого свои.
— Ты, ты, и ты. — Чиж ткнул в сторону Мышастого и двух санитаров. — На выход.
— А я? А мы? — подали голос плененный бодровец и Скелет с дружком.
— А вы хоть знаете, куда мы их? А может на расстрел.
Тоже хотите? — Сергей усмехнулся. — Что ж, прошу! — Он сделал приглашающий на выход жест.
— Нет! Нет! — сразу сникли оставшиеся. — Мы подождем.
— Ну-ну, подождите, — согласился Сергей, запирая за собой камеру.
— Пошел! — Чиж ткнул Мышастого в спину. — А вы за ним, быстро! — подтолкнул он и санитаров.
— Куда? — напряженно ожидая ответа, спросил пахан.
Чиж задумался на мгновенье, глядя как ворочает тот связанными за спиной руками.
— Пойдем в каминный зал, погреемся, — наконец решил он.
Побледневший Мышастый побрел, еле передвигая ноги…
— А ведь здесь очень мило! — Чиж обвел помещение взглядом. — Специально для моей жены такой антураж затеян, да?
Под средневековье? И хлыст, и наручники… Ох ты ж, и даже член! — Он с омерзением взял в руки искусственный член. «Вот скот. Куда же он собирался такой загонять? — подумал Чиж, изумляясь его размерам и прикидывая на вес. А ведь эта дрянь тоже наверняка предназначалась Ольге…» Сергей тоже косился на рассматриваемый Чижом предмет с брезгливым любопытством.
Тот небрежно швырнул его обратно, на сколоченный из неотесанных досок стол, где тот гордо возвышался раньше. Затем взял лежавший рядом хлыст и, кажется, понял, что надо делать. До этого он лишь смутно представлял свои дальнейшие действия, как именно будет наказывать этого подонка, знал лишь, что не пулей — обычная смерть стала бы для того слишком легким избавлением…
— Раздевайся! — приказал он, подступая с хлыстом к Мышастому.
— Не буду! — заартачился тот. — Не заставишь!
— Воля твоя, — неожиданно легко согласился с ним Чиж, и продолжил:
— Для этого ведь у нас есть санитары. Правда? — Он поглядел на двух неважно выглядевших мерзавцев с хорошо набитыми физиономиями и принялся объяснять свою точку зрения:
— Так как стоящий перед вами человек явно является психически ненормальным, недостойным жить в обществе обычных людей, — втолковывал он присутствующим, — о чем можно судить по его действиям, предпринятым им в отношении моей жены… — Он намеренно уже второй или третий раз за вечер употребил это слово. Ему просто нравилось его произносить, а еще он считал, что это полностью соответствует действительности.
Или, по крайней мере, его горячему желанию…
— Она тебе не жена, — неожиданно возразил Мышастый, сам не зная для чего.
— И поэтому, — не слушая его, продолжил Чиж, — с ним полагается обращаться именно как с ненормальным. А посему, если больной отказывается выполнять распоряжения врача, функции которого в данном случае выполняю я, то его надо к этому просто принудить. — И неожиданно громко гаркнул на санитаров:
— Ну, чего стоим! Исполняйте свои прямые обязанности! Раздеть психопата! Немедленно развязать руки и раздеть!
Да, и не церемониться с пациентом, — добавил он, заметив, как бешено завращал глазами Мышастый, и как напряглись его мускулы. — Да по мордасам его в случае чего, по мордасам!
Как там у вас положено поступать с буйными?
«Санитары», преодолев первоначальный страх, азартно бросились выполнять распоряжение «врача», памятуя, как всего несколькими часами раньше пахан приказал избить их самих и, более того, их жизни совсем недавно висели на волоске, зависели от его решения. Да и сейчас они висели на том же волоске, только волосок этот держал теперь в руках этот незнакомец, по глазам которого было предельно ясно, как он к ним относится, и что их ожидает при проявлении малейшей строптивости. Ведь, как оказалось, они били и насиловали не кого-нибудь, а его жену…
Зал мгновенно наполнился звуками затрещин, руганью как «санитаров», так и «пациента», кряхтением, воплями, стонами боли и бессильной ярости. Вскоре Мышастый стоял перед Чижом в одних трусах, с подбитым глазом, рассеченной губой и глазами, налитыми дикой злобой.
— Привязать его к лежаку! — Тот ткнул в сторону деревянной скамьи, на которой, как он теперь знал, совсем недавно секли Ольгу трое негодяев. — И трусы! Трусы для чего оставили? Снять! — Запыхавшиеся уголовники вновь набросились на своего пахана и опять, жестко преодолев его сопротивление с помощью молодых превосходящих сил, прикрутили того к скамье животом вниз. Чиж не спеша подошел к Мышастому, осыпающему его отборной бранью, задумчиво посмотрел на стареющее, неказистое, но еще весьма мощное тело и, прикинув что-то про себя, произнес:
— Нет, не могу я этого дерьма касаться! Даже хлыстом. — И протянул Сергею:
— Хочешь?
— Да ну его… — Тот брезгливо отвернулся. — Дай-ка вот этим козлам лучше. Эти скоты что хочешь тебе сделают, лишь бы в живых остаться — хоть маму родную высекут. Это же блатняги, дерьмо собачье, которое я всегда ненавидел.
— А ну! — Чиж протянул хлыст одному из них и тот, взяв его в руки, сначала неуверенно, а потом все больше входя в раж, принялся щедро осыпать своего пахана ударами увесистого хлыста.
— И действительно, дерьмо, — глядя на него с брезгливостью, согласился Чиж. — Верно ты говоришь. Ему лишь бы самому выкрутиться, а там и родную мать можно… Ты продолжай, продолжай, мразь! — рыкнул он на остановившегося было, и вознамерившегося ему что-то ответить палача.
Мышастый, елозя по жестким доскам, то стонал, то хрипло ругался, потом просто орал, а когда понял, что его могут попросту забить до смерти, взмолился, выискивая глазами Чижа:
— Подойди парень, прошу…
Жестом приостановив экзекуцию, тот склонился над тяжело дышавшим паханом:
