Аликс старалась сдержать подступившие злые слезы.

— Если бы он послал за мной, Дорри, я бы, может быть, и поехала. Хотя бы из чувства милосердия. Но если ты считаешь, что я могу «просто появиться» у вас без особого приглашения — никогда! За все эти годы сделал он хоть шаг мне навстречу? Хоть один? А ты? А Джим или Тед? Могу только предположить, что вы не делали этого потому, что мой отец совершенно четко запретил вам, объявив меня персоной нон-грата. Я знаю, как у него устроены мозги: он никогда ничего не забывает и не прощает. Могу поручиться, что если я поступлю так, как ты предлагаешь, он просто выпроводит меня вон.

— О нет, Аликс! Поверь мне, дорогая! Он будет очень рад тебе. — Дорри достала из сумочки носовой платок и приложила к глазам. — По-своему он нежно любит тебя. Иногда мне даже кажется, что он всегда любил тебя больше всех на свете.

Аликс с трудом подавила приступ истерического смеха:

— Ты, наверное, шутишь! Мой отец никогда ни черта ко мне не чувствовал. Извини за выражение, — добавила она, заметив легкую гримасу на лице своей собеседницы, — но именно так я и думаю. Ни разу в жизни он не обнял меня, не поцеловал… Господи, в своей собственной семье я была как прокаженная!

— Пожалуйста, Аликс, не надо! Попытайся понять: Льюис не из тех, кто выставляет свои чувства напоказ. Он не демонстрирует свою любовь, но это не значит, что он не любит! Помнишь, с каким нетерпением он всегда ждал ваших шахматных сеансов? Так вот, после вашего разрыва он больше ни разу не взял в руки шахматы! Вообще убрал их с глаз долой. Думаю, он сильно тосковал по тебе… И знаешь, он очень внимательно и с интересом следил за твоей карьерой. Стал бы он это делать, если бы ты была ему безразлична? Мне кажется, он втайне очень гордится твоими достижениями!

— «Очень гордится»… Наконец-то! — колко заметила Аликс. — Что ж, если он так жаждет увидеть меня, пусть попросит об этом. Пусть проглотит свою гордыню, поднимет телефонную трубку и попросит меня, черт побери!

— Он не станет. Ему очень трудно сделать первый шаг. Пожалуйста, Аликс! Уступи немного! Ты молода, он — старик. Может быть, у него осталось совсем мало времени. И — кто знает? — если мосты будут наведены, я думаю, он компенсирует эти годы разлуки с тобой. И в финансовом плане тоже. — Дорри покраснела и стала натягивать перчатки: она терпеть не могла разговоры о деньгах. — Ну, мне пора возвращаться, а то твой отец решит, что со мной что-то случилось. Только еще пару слов напоследок. Я хочу, чтобы ты учла то, что придя к тебе со своей просьбой, я не получаю никакой выгоды для себя. Наоборот: любое налаживание отношений между тобой и твоим отцом фактически идет вразрез с интересами моих собственных детей.

— Потому что тогда в итоге яполучу наследство?

Дорри кивнула.

— Так что видишь, я пришла сюда только ради Льюиса. Ваше примирение успокоит его душу. Умоляю, сходи к нему! — У Дорри глаза заблестели от слез. — И не откладывай это слишком надолго.

О Боже! Аликс не отрывала взгляда от мачехи. Она действительно любит этого старого, упрямого, эгоистичного, требовательного сукина сына!

Никакой логики… Никакого смысла… Один Господь знает, что ее отец ничем не заслужил такой преданности! Любовь… Она подумала об этом с оттенком зависти. И не могла не смягчиться.

— Послушай, Дорри, я никуда не смогу поехать, пока не закончился этот процесс. Но обещаю серьезно подумать над тем, что ты сейчас сказала.

В тот вечер Аликс ждала в кабинете Билла, который всю неделю разъезжал по северным областям штата. Он заявился домой около часу ночи, еле волоча ноги.

Поприветствовав Аликс машинальным поцелуем в щеку, он проследовал на кухню, прихватил там пару пива и, вернувшись, плюхнулся в свое любимое кресло.

— Боже, я выжат как лимон! — пожаловался он, открывая банку. — Эти спонсоры вытянули из меня все соки! А почему ты не спишь в такое позднее время, дорогая? Разве тебе не нужно с утра быть в суде? Но мне очень приятно видеть тебя. Хочешь пивка?

— Не-а, только мнение специалиста. Иногда даже адвокаты нуждаются в совете.

Она в деталях описала визит Дорри, опустив лишь финансовый аспект: Билл и сам сообразит.

— Знаю, ты собираешься сказать, что я обязана навестить его и заключить мир, — закончила она.

Он потягивал свое пиво.

— Если ты заранее знаешь, что я собираюсь сказать, зачем спрашивать совета?

— А затем, что это в определенной степени касается нас обоих! Мы так редко видимся в последнее время, Билл! И почти совсем не разговариваем. Часть меня хочет похоронить прошлое — моя эмоциональная часть. А другая продолжает кричать: «Пошли его к черту!» Что сделал для меня мой отец кроме того, что заставлял всю жизнь страдать? Я абсолютно ничего ему не должна, ничего, ни капельки! — Она внезапно прервала свою тираду и застонала: — Ты слышишь, как звучит мой голос? Разве это нормально? Я все еще в ярости на него — после стольких-то лет! Похоже, существуют вещи, которые невозможно простить никогда. А чего ради ядолжна прощать? Чтобы он снова смешал меня с грязью? Какой в этом смысл?! Даже если половина из того, что рассказала мне Дорри, — правда, и он очень скучает по мне и так далее… А знаешь, что меня все-таки проняло? — Она смахнула слезу. — То, что он перестал играть в шахматы. Мой старик очень это занятие любил. Кто знает, может, он и меня любил на свой искаженный лад, хотя мне с трудом в это верится… А вот я действительно любила его! Да что там — боготворила! Мое детство прошло в бесплодных стараниях завоевать его расположение, получить его одобрение. Но получила я лишь фигу в кармане. И за все эти годы, Билл, он ни разу не пустил ни одного пробного шара в моем направлении: ни рождественской открытки, ни поздравления с днем рождения! Ни разу! Ну ладно, я тоже их ему не посылала, но ведь это он разорвал со мной отношения, а не я с ним! Даже сейчас он и пальцем не пошевелит для нашего примирения! Он просто чертовски упрям!

— Бесподобно! И кто все это говорит? — Билл невозмутимо открывал вторую банку с пивом. — Не пойму я тебя, Аликс: ты безо всяких колебаний берешься защищать интересы любого грабителя, маньяка или психа. Ты добиваешься оправдания убийц, растратчиков, бродяг, аферистов, растлителей малолетних, мошенников, мафиози, налетчиков — и при этом моральная сторона дела тебя абсолютно не трогает. Скажи, Аликс, ты действительно считаешь своего отца большим злодеем, чем Трехпалый Томми Манитуччи или убийца Кайло? Ну конечно, ты становишься такой сердечной и отзывчивой, только когда дело касается отбросов общества… А почему бы и нет? Ведь ты ничем с ними не связана! Но если затрагиваются твои интересы или интересы твоих близких, тут уж все совсем по-другому… Разреши узнать, какие преступления совершил твой отец? Какие законы нарушил?

— Он разбил мое сердце! — взорвалась Аликс.

— А ты, как я подозреваю, разбила сердце ему. Ах, Аликс! — Билл расстроенно покачал головой. — К чему вообще ворошить прошлое? Это старая история.

— Не для меня! Я чувствую себя так, будто все случилось только вчера.

Он уставился на нее, потом пожал плечами.

— Это из-за твоей защиты Маргарет Джонсон? В ее сознании тоже все случилось будто вчера… Но не стоит сравнивать твоего отца с Тонио Дюменом. Допустим, он плохой, мелочный, упрямый старик, но это еще не уголовное преступление. И отец у тебя только один, другого не будет. Почему у тебя все либо угольно-черное, либо снежно-белое? Избавься от зуба, который ты точишь на отца все эти годы, — если не ради него, то хотя бы ради себя! Что ты теряешь?

— Свою гордость… — прошептала она.

— Гордость, гордость! — взорвался Билл и внезапно погрустнел. — Дай-ка расскажу тебе кое-что на эту тему. Я всю неделю проболтался по штату, собирая взносы в предвыборный фонд — если так можно назвать то, чем я занимался: попросту подлизывался и пресмыкался перед группами людей самых разных взглядов и интересов. Я старался выглядеть своим парнем и для профсоюзных лидеров, и для фабрикантов; и для защитников окружающей среды, которые заботятся о каждой травинке, и для урбанистов, готовых перекопать все вокруг под строительство; и для фермеров-молокопроизводителей, требующих поддерживать стабильные цены на свою продукцию, и для матерей, жалующихся на высокий уровень этих цен. По любому вопросу всегда находятся люди с диаметрально противоположными взглядами — по любому! Тебе бы стоило послушать, Аликс, как я изворачивался, льстил, притворялся искренним, в то же время стараясь не сулить луну с неба. И каждая группировка обещала выколотить из меня — или из того, что от меня останется, — все, что им нужно, если меня изберут. Так что не говори мне о гордости, Аликс, когда моя собственная гордость стоит у меня поперек горла. — Он встал. — Я сказал тебе свое мнение. Решай сама, Аликс. Как всегда.