Ознакомление дивизий и полевых комендатур с этим распоряжением осуществлялось через разведотдел тылового района сухопутных войск. Сотрудничество между вермахтом и боевыми группами не ограничивалось, однако, лишь акциями поддержки. Кроме того, они получали приказы непосредственно от вышестоящих инстанций. Так, командование 11-й армии (Шоберт, позднее Манштейн) приказало боевой группе Д 7 августа 1941 г. «наряду с имеющимися задачами» обеспечить контрразведку в районе во взаимодействии с отрядами тайной полевой полиции. Командование той же армии приказало зондеркоманде 11в, относящейся к боевой группе Д, участвовать в акции, проводимой в январе 1942 г. подразделениями вермахта, во время которой следовало захватить наряду с партизанами и десантниками прежде всего коммунистов и евреев. После захвата Симферополя вермахт требовал от боевых команд ускорить «ликвидацию» части населения, так как району угрожали голод и нехватка жилья.
Так, только этот пример из района действий одной из одиннадцати немецких армий опровергает одно из утверждений реакционной буржуазной историографии.
Во многих случаях военные штабы требовали привлечения команд службы безопасности для помощи своим собственным подразделениям. Так, 3-я танковая группа (Гот, позднее Вейнхардт) объяснила следующим образом свою просьбу группе армий «Центр» послать ей команду службы безопасности в район действия ее 61-го армейского корпуса: «Дело идет о случае, которым может заняться только служба безопасности, тем более что 703-й отряд тайной полевой полиции очень загружен и в настоящее время действует во вновь занятых населенных пунктах — в Клину и Рогачеве».
Организация, подчинение и использование боевых групп СС и службы безопасности в полосе действия сухопутных войск (1941–1942 гг.)
Военные штабы иногда ставили боевым группам дополнительные задачи по ликвидации людей, очевидно, в таком объеме, что, по мнению американского историка Пауля Гилберга, штурмбаннфюрер Линдов из службы безопасности был вынужден заявить, что он «не палач вермахта». Гилберг, отметив большое количество подобных случаев, пришел к следующему заключению: «Генералы развили такое усердие и активность, что они прямо-таки толкали боевые группы на акции по уничтожению».
К этой области исследования относится также активное участие военных органов в осуществлении фашистской программы по «окончательному решению еврейского вопроса» в оккупированных советских областях. 13 августа 1941 г. ОКВ приказало во всех тыловых районах армий и групп армий создать гетто. Уже непосредственно в первые месяцы войны отдельные военные руководители начали создавать гетто, например, в Минске и других городах западных районов БССР. 12 сентября 1941 г. штаб оперативного руководства ОКВ, сославшись на изданные в мае «Директивы о поведении войск в России», строго запретил любое использование граждан еврейской национальности в оккупированных советских областях для оказания услуг вермахту, исключая их работу в составе специальных рабочих колонн, находящихся под надзором. Это ограничение было оговорено, очевидно, в связи с использованием жителей гетто как рабочей силы. В этой связи следует заранее констатировать, что созданные в оккупированных советских областях гетто с их обитателями к лету — осени 1943 г. были почти полностью уничтожены. Советским партизанам, а позднее также наступавшим советским войскам иногда удавалось освобождать узников таких гетто. Например, партизанское соединение под командованием дважды Героя Советского Союза С.А. Ковпака во время своего легендарного похода в Карпаты спасло летом 1943 г. оставшихся в живых узников гетто западноукраинского города Скалат.
Хотя непосредственное осуществление описанных здесь массовых убийств советских граждан было поручено в основном СС и службе безопасности, военные органы проводили такие акции по уничтожению в широких масштабах самостоятельно. Например, 1-я пехотная бригада СС, которая в составе 6-й армии в районе Коростень, Черняхов, Житомир занималась «акциями чистки», докладывала 10 августа 1941 г.: «В Горошках дислоцирован 3-й батальон 375-го пехотного полка, входящий в состав 221 — й дивизии службы безопасности. В течение восьми дней он очищал территорию. Евреев и большевиков расстреляли». Областной комиссар г. Слонима (Белорусская ССР) Эррен писал в отчете в ноябре 1941 г. о методах истребления в своем районе: «В сельской местности в течение некоторого периода вермахтом было проведено прочесывание, к сожалению, лишь в пунктах с населением менее тысячи жителей». В начале августа 1941 г. генерал Зальмут, командовавший 30-м армейским корпусом, приказал убить всех евреев города Кодыма, использовав для этого специальное подразделение службы безопасности 10а и 300 человек из подчиненных ему войск.
Многочисленные документы свидетельствуют о массовом уничтожении советских граждан еврейской национальности местными военными комендатурами. Так, комендант Армянска 26 ноября 1941 г. приказал расстрелять 14 местных жителей еврейской национальности. С беспримерным цинизмом комендатура Карасубазара (Крым) докладывала 14 декабря 1941 г.: «76 мужчин, женщин и детей — евреи деревни — четыре дня назад доставлены на свалку и оттуда не вернулись».
Следует добавить, что в докладах речь идет чаще всего об акциях по массовому уничтожению мирного населения, независимо от партийности или национальности отдельных лиц, так же как и в тех случаях, когда говорили о расстрелянных «партизанах», даже если это касалось детей и стариков.
Иногда военные инстанции жаловались на действия боевых команд. Но эти жалобы были направлены не столько против акций по убийству, сколько против методов их осуществления. Так, 11-я армия приказала действующей в ее районе боевой группе Д проводить ликвидацию людей лишь на значительном удалении от штаба армии и вообще «незаметно». Некоторые командиры воинских частей издавали специальные распоряжения подчиненным им частям, в которых запрещалось без приказа принимать участие в массовых экзекуциях, присутствовать на них или фотографировать, но сами одновременно оказывали этим боевым командам всяческую помощь.
К преступным методам, которые использовались немецким фашизмом как по отношению к собственному, так и к другим народам, относилась также так называемая «программа эвтаназии» (уничтожение больных). Эта программа убийств, в разработке «законных» основ которой принимал участие бывший боннский статс-секретарь Глобке и жертвами которой, по последним подсчетам, только лишь в немецких лечебных учреждениях и концентрационных лагерях были 95 тыс. человек, осуществлялась также и в захваченных советских областях. Участие органов вермахта в этих преступлениях ясно видно из целого ряда документов.
Так, например, под руководством гарнизонного врача, д-ра Раковского, находившегося в подчинении военного коменданта Киева, в октябре 1941 г. личным составом войск СС было расстреляно около 300 больных, находившихся в психиатрической клинике города. Остальные больные были уничтожены в последующие месяцы.
В Полтаве солдаты боевой группы С по договоренности с комендатурой в ноябре этого же года убили всех больных местной больницы, страдавших заболеваниями нервной системы. В ноябре 1941 г. командир 11-го танкового полка 6-й танковой дивизии полковник Колль, будучи комендантом Калинина, также приказал расстрелять 10 душевнобольных больницы в Бурашево на том основании, что для них нет ни помещения, ни питания.
Особенно ясно видно отношение штабов воинских частей к программе эвтаназии на примере судьбы больных лечебного учреждения в Макарьево (в полосе действий 18-й армии группы войск «Север»). В середине декабря 1941 г. 2-я пехотная бригада СС, действовавшая в тыловом районе этой группы армий, обратилась через своего бригадного врача штурмбаннфюрера д-ра Элиеса к командованию 28-го армейского корпуса с предложением ликвидировать около 230 душевнобольных женщин, находившихся в больнице. В письме к командованию 18-й армии (Кюхлер) командир корпуса ответил на это предложение следующим образом: «Оставлять этот чрезвычайно опасный очаг непосредственно за передовой линией зимних позиций и в районе дислокации войск нежелательно. Кроме того, обитатели этого учреждения, с точки зрения Германии, не являются ценными».
