- Это была одна из версий. Только навряд ли бы он оттуда вышел – кто бы его выпустил, мы же не в Лас-Вегасе, я тебя умоляю!

- Ты мне скажи, в Интернете можно зарабатывать хорошие деньги?

- Если играть на фондовых биржах только, на курсах валют, но для этого необходима специальная подготовка и знание котировок.

- Наверно, Глеб их не знает.

- Нет, наверно, не знает, - с готовностью согласился Рома, наполняя рюмку еще одной порцией. – Он тебе не рассказывал, как мы в школе на практику попали на аптечный склад? Не рассказывал? Тогда я расскажу.

Мы учились в параллельных классах, раньше особо не общались, а тут завуч по воспитательной работе получила разнарядку из районо, как в армии, знаешь, на работы, в качестве шефской помощи, так сказать. Сколотили группу из четырёх классов – с миру по нитке, набралось нас человек шесть. Ну, приходим на эти склады, а там вонь, грязь – мама, не горюй. Нам говорят: дорогие выпускники, аптечное хозяйство нуждается в вашей помощи, нужно вынести эти коробки на пандус, и их заберет погрузчик, чтобы отправить на утилизацию. Ничего не вскрывать, все медикаменты просрочены и могут быть небезопасны для здоровья. Ну, это и слону было понятно – скажи шестнадцатилетнему оболтусу, что этого делать нельзя, и он обязательно сделает. Эх, назад бы эту безбашенность, где мои пятнадцать лет! Я, как самый отличный отличник, таскаю коробки. Пять минут, десять – все таскают. Они лёгкие, но ближе к обеду мы уже просто задолбались ходить туда-сюда. Благо, четыре часа только работать можно было. Ближе к завершению смотрю, Бесчастный выронил одну, та – по шву, из неё содержимое и вывалилось. Упакованы там были такие плоские желтые коробочки из пластика, мы их потом в школе как портсигары продавали, кто сколько смог тогда утащить. Но в тот момент меня, конечно, заинтересовало, что за коробочки такие. Подхожу к Бесчастному, типа, помогаю собрать. Коробочка оказалась индивидуальной аптечкой на случай ядерного взрыва, представляешь? Просроченная, естественно. «Давай, говорю, посмотрим, что там внутри!» Он тоже: «Давай!» Открыли одну – а там разноцветные тюбики малю-ю-юсенькие, на капсулы похожи, и все с откручивающимися колпачками. Тут же на крышке список препаратов – всякая чушь. Взяли мы по одной, отвернули колпачки – там маленькие таблетки, ну совсем крошечные. У меня была красная, как сейчас помню, «тарен» называлась.

Что ты думаешь, посмотрели мы друг на друга, да и тяпнули по одной таблетке – я тарен этот, а Глеб другое что-то. Рассовали по карманам да по пакетам, в которых обеды с собой принесли, рассыпанные аптечки, и дальше работаем. Минут через двадцать чувствую, что в голове легкость появилась. А нас уже благодарят за помощь, то да сё, а мне ещё работать хочется – не поверишь, прямо никогда такого раньше не было. Ну, собрались домой, вышли из склада – я помню, мы с Глебом вместе пошли до автобуса. Он тоже под кайфом – балагурит что-то, рассказывает увлеченно, потом говорит: «Давай еще по одной», а мне тоже уже «догнаться» захотелось. Тяпнули еще по одной, вот тут крышу и снесло конкретно. Весь прикол в том, что с окружающим миром всё было в порядке – он не качался, не плыл, как сейчас у меня после двухсот граммов коньяка – нет, тогда всё было очень прилично, только необычная легкость во всём теле и такое настроение – обалдеть, как у бегемота, научившегося летать.

Я точно помню, как мы с Глебом вышли на одной остановке, тут же подошли к автомату с газированной водой, я наполнил один стакан и передал ему, потом наполнил другой и сам выпил. Я рассказывал какую-то чепуху из книги «Занимательная физика», и Глеб всё понимал и ему, главное, было интересно. Мы с ним до вечера проболтались в парке, а потом разошлись по домам. У меня дома вроде как никто ничего не заметил: я, как только пришел, сразу в свою комнату, дескать, уроки надо сделать, а сам на кровать и вырубился.

Проспал часов двенадцать, наверно. Утром, как ни в чем не бывало, прихожу в школу, а меня уже у порога встречают: завуч и директор. Я понять не могу, чего они меня в учительскую поволокли – неужели эти комики с аптечного склада про ту коробку разнюхали и доложили. Испугался: всё, думаю, дело пришьют, в тюрьму посадят, похоронил свою юность беспечную. Они меня начинают пытать: с кем был, во сколько домой пришел. Я, без всякой задней мысли, рассказал, что мы с Бесчастным с аптечного склада поехали сразу в парк, там сидели на скамейке, разговаривали. Они опять: пили что-нибудь? Я им, мол, о чем вы, Нина Васильевна, как можно. «Так, говоришь, до вечера просидели в парке?» - «Да, я в восемь к себе домой зашел». - «Но Бесчастный в четыре был уже в психо-неврологическом диспансере! Никитин, если ты сейчас не скажешь правду, у тебя будут проблемы!» Я прямо и оторопел: «Вы что, говорю, нас Воронов Денис видел, и Кирюхина там мимо проходила, это часов в семь было».

Вызывают они Кирюхину Таньку, та в отказ – она, дескать, в это время была в кино со своим бой-фрэндом. Дениса позвали, тот тоже дома сидел, готовился к олимпиаде по химии. Я весь на измене, можешь себе представить, уже думаю: а я сам-то где тогда был? Ну, покололи меня, короче, насчет таблеток этих долбанных. Я у родителей потом аккуратно разузнал, во сколько пришел и чем занимался: оказалось, в два часа я уже дома был, весёлый такой, рассказывал отцу про свои изыскания в области полупроводников, потом сидел и ковырялся в компьютере, а после ужина сразу вырубился. Представляешь?

Но с Глебом еще хлеще история получилась. Мы действительно вместе сели в автобус, только я вышел на своей остановке (прикинь – а кому я тогда стакан с газировкой отдал, ха-ха-ха, до сих пор голову ломаю), а ему нужно было дальше еще две проехать. Тут, как он рассказывал потом: садится напротив девушка, ну супер – вся такая загорелая, синеглазая, с черными волосами, и на него пялится. А Глеб, ты же знаешь, просто так этого... гм… раньше не спускал на тормозах – слово за слово, чай-кофе-потанцуем, пошли они куда-то в сквер и, в общем, говорит, я до ночи с ней про звёзды и луну, пока комарики не стали под вечер за голый зад его… это… за голые руки цапать… и шею. Говорит, проводил до дому, договорились о встрече, причем она была такая многообещающая, свой домашний телефончик ему оставила… О, кстати, такой же номерок, как и сейчас у него, только тогда, конечно, мы посмеялись: не существующий номер с необычным именем – то ли Лимера, то ли Люсьена, да один хрен, потому что пока ему казалось, что он с ней зажигает, на самом деле он в психушке на подушку давил. В автобусе его на самом деле так растащило, что он начал цепляться ко всем молодым тёткам, предлагая руку и сердце – ну, спермотоксикоз подростковый, Бог мой, большое дело – что его кондукторша с водителем сдали при первой возможности патрульному экипажу, а те, прочухав, что парнишка под кайфом, свезли в психушку.

Вот такие были куражи! Но, надо сказать, я после этого случая собрал всю эту хрень из аптечек и в мусорку спустил. Коробочки только оставил, потом за них неплохой профит поимел, на новый индикатор хватило.

- А Глеб? – спросила Светлана.

- После этого случая мы как раз и закорефанились. Его в больнице три дня продержали на детоксикации, под капельницей. Я когда на следующий день к нему пришел в палату, мы ржали до упаду, рассказывая друг другу свои «глюки». Медсёстры меня палками выгоняли оттуда. В школе был разбор на педсовете, но мы были на хорошем счету, списали всё на чрезмерную любознательность, мы дали честное благородное слово, что никогда в жизни такого не повторится. Потом вся эта кутерьма, конечно, забылась – госэкзамены, институт…

Никитич налил себе еще «граммуличку», и его развязавшийся язык понёс дальше разную околесицу, особо не заботясь о связанности мыслей. Так оно было и лучше, уверилась Света, не нужно было озадачиваться по поводу поддержания разговора и следить за сутью темы. У Ромки их было сразу несколько в одном изречении, и это его, по-видимому, совершенно не смущало.

Потом хлопнула входная дверь, и на пороге появился Глеб, черный и осунувшийся, со словами: